Водяная магия - Эдит Несбит

Тут как раз настало время обедать — жареный кролик и яблочный пирог после строительных и ратных трудов пришлись как нельзя кстати, — а затем мама отправилась на вокзал встречать папу. Фрэнсис пошел ее проводить и вернулся домой несколько расстроенным.

— Мне пришлось дать обещание за нас всех, — сказал он, — мы не должны будем трогать цирковых зверей. Я все же надеюсь, что русалка окажется не зверем, а чем-то вроде человека.

— Главное, чтобы она умела говорить, — добавила Кэтлин. — Тогда мы сразу отличим ее от остальных. Но к чему зря гадать — скоро мы будем в цирке и все узнаем. Я думаю, нам надо одеть свои лучшие наряды, чтобы русалка не посчитала нас какими-нибудь проходимцами.

— Что касается меня, то я не собираюсь переодеваться, — категорически заявил Бернард. — Пойду в том, что на мне сейчас.

— Как хочешь, Берни, — пожала плечами Мэвис. — Хотя ради такого случая мог бы и позаботиться о своем виде — не так уж часто мы имеем дело с чем-то волшебным. Впрочем, если русалка примет тебя за проходимца, мы скажем, что ты с нами, и все, может быть, обойдется.

— А как ты, Фрэнки? — спросил Бернард. — Ты тоже считаешь, что мы должны выряжаться как на парад?

— Ерунда это все, — откликнулся Фрэнсис. — Как же, станет русалка приглядываться к тому, во что мы одеты. У ней самой-то, наверно, нет ничего кроме хвоста, волос, да еще какой-нибудь безделушки — зеркальца или волшебного перстня на пальце. Ну а если ей вдруг от нечего делать захочется посмлтреть на что-то красивое, она, будьте спокойны, найдет себе зрелище поприятнее вас и всех ваших лучших нарядов. Другое дело, что всем нам не помешает еще раз умыться — заодно попробуйте вытряхнуть из волос хотя бы часть морского песка, а то ваши головы похожи на половые щетки после генеральной уборки.

Сам Фрэнсис в заботах о своем внешнем виде зашел настолько далеко, что даже повязал на шею синий галстук, подаренный ему тетей Эми, и почистил серебряную цепочку для часов, хранившихся во внутреннем кармане его куртки. Эти приготовления помогли ему убить время, пока девчонки возились со своими нарядами. Наконец после многократных примерок им удалось добиться желаемого результата, и вся компания зашагала по направлению к городу, провожаемая воплями неугомонной овсянки.

— Мне кажется, эта птица над нами издевается, — заметил Бернард.

— А мне кажется, что наша затея с похищением русалки не приведет ни к чему хорошему, — сказала Кэти. — Вот цирк — это я понимаю! Там побывать всегда интересно.

Местом проведения ярмарки был выбран обширный пустырь, расположенный на самом въезде в Бичфилд, если приближаться к этому популярному курорту с его наименее приятного и благоустроенного конца. Практически все здания в этой части города были выстроены из дешевого грязно-желтого кирпича и начисто лишены каких бы то ни было архитектурных украшений, а пыльные витрины магазинов с однообразным набором товаров ни в коей мере не оживляли унылый уличный пейзаж. Следует отметить, что в других, более симпатичных районах Бичфилда окна витрин обычно располагались в выступающих частях зданий и были снабжены толстыми дымчатыми стеклами, которые со стороны смотрелись весьма эффектно, хотя сквозь них мало что удавалось разглядеть — но как раз это обстоятельство и привлекало внимание праздно гуляющей публики, доставляя ей пищу для разговоров и побуждая самых любопытных войти внутрь магазина, а то и сделать кое-какие покупки. Здесь же глазу просто не за что было зацепиться — если, конечно, не брать в расчет многочисленные деревянные щиты с аляповатыми рекламными объявлениями, среди которых решительно преобладали плакаты двух цветов: ярко-красные, призывавшие всех честных и добропорядочных граждан не носить на ногах ничего кроме Рэмсденских Патентованных Полуботинок, и темно-синие, настойчиво рекомендовавшие тем же самым гражданам голосовать на выборах только за Уилтона Эшби. Плакаты были налеплены весьма небрежно; многие из них уже наполовину отклеились и теперь беспомощно трепыхались и хлопали на ветру. По мостовой в изобилии перекатывались пучки соломы и обрывки бумаги, вдоль тротуаров ближе к стенам домов, там, где по идее должны были бы находиться цветочные клумбы, валялись какие-то грязные тряпки, рваная обувь и пустые консервные банки. Вместо живых изгородей и красивых декоративных заборчиков здесь можно было увидеть густые заросли крапивы и ржавую колючую проволоку. Попадая в места, подобные этому, человек поневоле начинает задумываться о том, кто же все-таки виноват в подобном безобразии, но как правило не находит конкретного злодея, поскольку виновны все живущие здесь люди. Вероятно, им в детстве никто не удосужился объяснить, как это нехорошо и стыдно разбрасывать где попало апельсиновые корки, фантики от конфет и бумажные салфетки, оставшиеся после съеденных ими пончиков или пирожков с повидлом. И вот прошли годы, дети выросли и превратились из мелких пакостников в здоровенных нерях и оболтусов, по какому-то недоразумению именующих себя добропорядочными гражданами. Это они понастроили по всей округе десятки и сотни уродливых грязно-желтых домов, вытоптали зеленые лужайки, протянули колючую проволоку там, где должны находиться цветочные клумбы, уляпали все вокруг идиотскими рекламными плакатами и все как один стали носить Рэмсденские Патентованные Полуботинки и дружно голосовать на выборах за Уилтона Эшби. Есть люди — и их, к сожалению, тоже немало — которые, сами не будучи оболтусами и неряхами, тем не менее очень спокойно относятся к таким вещам, как изуродованная и загубленная частичка природы на какой-нибудь мрачной городской окраине вроде той, где размещалась Бичфилдская ярмарка в один из солнечных летних дней, когда Фрэнсис, Мэвис, Бернард и Кэтлин отправились спасать русалку, потому что русалки, как им стало известно, имеют печальное обыкновение очень скоро умирать в неволе. На этой ярмарке — в отличие от многих других ярмарок, почему-то нередко именуемых старомодными, — напрочь отсутствовали торговые палатки, ларьки и прилавки под навесами, где все желающие могли купить множество самых разных вещей: детские игрушки, конфеты, имбирные и медовые пряники, расписные чашки и блюдца, хлыстики с резными рукоятками, кукол, фарфоровых слоников и собачек, лимонад, пироги с мясом, перламутровые шкатулки, подушечки для иголок и авторучки с видами острова Уайт или Вестминстерского собора, которые можно было различить вплоть до мельчайших деталей, если заглянуть в крошечное отверстие на тыльном конце этой хитроумной штуковины.

Что касается традиционных ярмарочных развлечений, то из их числа здесь имелись только карусель, чьи пестрые лошадки большей частью бежали по кругу без седоков, и качели, которые и вовсе сохраняли неподвижность, поскольку желающих покачаться на них не находилось. Здесь не было уличных оркестров и фокусников, не было зверинца, не было кукольного шоу. Не обнаружили дети и женщины в расшитом блестками платье, которая в сопровождении толстяка с барабаном обычно зазывает публику на представление какого-нибудь бродячего театра. Лишь в одном месте они наткнулись на человека, торговавшего какими-то идиотскими плетками из бело-розовых ленточек, мелко нарезанной сероватой бумагой, которую даже на ощупь, закрыв глаза, трудно было принять за настоящее конфетти, и небольшими резиновыми грушами со вставленными в них металлическими трубочками, чтобы брызгать водой или еще какой дрянью в лица ничего не подозревающих посторонних людей. Эти малоприятные вещи, предназначенные не столько для поднятия вашего собственного настроения, сколько для того, чтобы портить это настроение окружающим, были, пожалуй, единственными предметами, продававшимися на Бичфилдской ярмарке. В это трудно поверить, но здесь не оказалось ни одной точки, где вы могли бы купить пряник, пирожное, апельсин или пакетик с орехами, не говоря уже о том, чтобы выпить стакан лимонада или фруктового сока. Да что там сок — здесь отсутствовали даже пивные ларьки, что, впрочем, не помешало доброй половине из немногочисленных посетителей ярмарки выглядеть так, словно они были крепко выпивши — вероятно, эти предусмотрительные люди захватили напитки с собою из дома. Но даже и эти гуляки не пытались кричать петь или как-то еще демонстрировать свое веселое настроение — вместо этого они в полном молчании и без всякой видимой цели слонялись от павильона к павильону; над пустырем висела угрюмая тишина, лишь подчеркиваемая визгливым скрипом и пыхтением паровой машины, вращающей почти пустую карусель.

Какой-то пробегавший мимо чумазый мальчишка краем уха услышал их разговор насчет цирка и, сильно шмыгая носом, поспешил сообщить, что «цирк покамест закрыт».

— Ничего, подождем, — сказали дети и отправились осматривать другие аттракционы, которые за исключением уже упоминавшихся карусели и качелей все были примерно одного типа — участникам предлагалось кидать либо катить по земле тот или иной предмет с таким расчетом, чтобы он угодил в другой предмет, поставленный в некотором отдалении; в случае успеха победитель получал какой-нибуь никчемный приз из числа тех, что продаются на любом блошином рынке по цене полпенса за дюжину или девять пенсов за полный мешок.