Танго в стране карнавала - Кармен Майкл

Стояла предательски-зазывная ночь с влажным воздухом, фонарь был желтой прорезью на черном и сверкал, как тигровый глаз. На перекрестке двух улиц, Жоаким да Силва и Ладейра, на булыжной мостовой собралась толпа, со ступеней бара Антонио люди казались пчелами, ползающими в поисках меда. Неслись оглушительный грохот барабанов (музыканты стояли под арками) и музыка из чьей-то машины. Пьяные и туристы дурели от этих звуков, притопывали в такт; глаза с расширенными зрачками зыркали по сторонам. Местные реагировали спокойнее. Мужчины, устроившиеся по одному на ступеньках белокаменной лестницы, лениво, как сытые хищники, поглядывали на группы девушек в ярких мини-юбках, что прогуливались под ручку друг с другом, скользили взглядами по живой стене из стройных и не очень загорелых ножек.

Перед нами возникла беззубая дама килограммов на сто. Ярко-оранжевый лифчик от купальника стягивали тонкие шнурки, напоминающие транспортную развязку Лос-Анджелеса, из вырезов во все стороны мощно выпирала пышная плоть. Нижнюю часть тела стыдливо прикрывали блестящие черные шортики, скроенные на тринадцатилетнюю девочку весом в тридцать кило. На ногах красовались пластиковые босоножки на платформах с высокими каблуками. Ее партнер, беременный мужчина с полуметровой копной седых волос, внимательно слушал, энергично кивая.

— Это что, проститутка? — спросила я, а Кьяра, пожав плечами, сухо ответила:

— Не обязательно.

Что касается остальной публики, она была разнообразна донельзя — бросались в глаза всевозможные экстравагантные заколки для волос. Официальной униформой Лапы оказались пластиковые босоножки на платформах, белые или в пастельных тонах, детского размера тугие шорты, спущенные на пятнадцать сантиметров ниже пупка, и короткие обтягивающие маечки из лайкры, со шнуровкой или на ремешках, с поднимающими грудь чашечками. Волосы здесь носили длинные и намасленные. Хотя по большей части девушки в Лапе выглядели так, что супермодель рядом с ними показалась бы старой кошелкой, было очевидно: гордо носить эту униформу здесь никому не мешают ни возраст, ни комплекция. Я была не первой иностранкой, в изумлении глазеющей на эту моду, навеянную секс-индустрией, — она явно привлекла стайку малосимпатичных секс-туристов слева от нас, — но Кьяра все равно была недовольна моим неприличным изумлением.

— Так одеваются в тропиках, — пояснила она.

— Ну, в Кэрнсе[18] же так не одеваются, — усомнилась я.

— Я имею в виду латиноамериканские тропики, а не англосаксонские, — отрезала Кьяра.

Колониальные дома, линией выстроившиеся вдоль улицы, напомнили мне улицу Ларго душ Гимараеш в Санта-Терезе, только меньше, более обшарпанные и почерневшие от загрязнения и возраста. Неотвратимый запах мочи — откуда только он брался? — витал в воздухе повсюду, под ногами качались битые булыжники.

Из недр бара появилась Кьяра, она задержалась поболтать с кем-то у входа, потом забрала меня, и мы уселись на одной из шести ступенек лестницы, выложенной красными плитками и взбегающей по боку акведука Лапы. Двое бездомных ребят сидели немного ниже, у нас в ногах. Они нюхали клей, налитый в банку из-под кока-колы.

— Лапа — настоящий богемный квартал, — сообщила Кьяра. У дома внизу тем временем остановилась полиция. — Я три месяца прожила в Сальвадоре и искала там этого, но ничего похожего так и не нашла. Нужно было оставаться в Рио.

— Чтобы найти богему?

— Чтобы найти культуру, — поправила она меня, улыбнувшись.

Я посмотрела по сторонам, чтобы понять, что именно искала Кьяра: местных девиц, затянутых в лайкру, мускулистых парней, пьянчуг, туристов или хиппарей в дредах, торгующих украшениями с вплетенными камнями и кусочками кожи. Все ярко, живописно, хотя и страшновато немного. Двое дородных музыкантов со смехом входили в бар со своими инструментами; женщина ожесточенно выясняла отношения со своим ухажером, и тот слабо пытался освободиться из ее хватки; у остова обгоревшего автомобиля лениво возились уличные пацаны, не выпуская из рук свои банки с клеем; бандитского вида чернокожие парни с великолепной бразильской расслабленностью подпирали стенку, сплошь расписанную граффити. На всех стенах были выведены инициалы КВ — «Команду Вермелью», объяснила Кьяра, добавив, что имеется в виду крупнейшая в Рио банда наркоторговцев.

Спустя некоторое время полицейская машина проехала вверх; из каждого бокового окна торчало по автомату. Пацанье разбежалось, зеваки тоже как-то рассосались, так что мы с Кьярой одни наблюдали, как зверского вида офицер, выскочив из машины, принялся ожесточенно драть в клочья матрас, что валялся рядом с обгоревшим автомобилем.

Не кто иной, как Кьяра, развернула передо мной панораму Бразилии, и неважно, что историю страны она освещала с точки зрения пламенной революционерки-марксистки. Она рассказала все с самого начала: с того времени, когда португальцы «случайно» сбились с пути и в 1502 году приплыли сюда вместо Индии, до прибытия иезуитских миссионеров; она поведала мне о порабощении и массовом уничтожении индейского населения; о появлении африканцев в результате работорговли; о бегстве португальского двора от Наполеона; о кофе и сахаре; о войне с Парагваем; независимости, военной диктатуре, импичменте и отставке президента Колора[19] и о восхождении Лулы.[20] А я даже не знала, что в Бразилии было рабство.

— Как ты могла этого не знать? — недоверчиво переспросила Кьяра и в негодовании мотнула головой: — Вот так всегда с этими туристами. Вообще ни фига не знают. Это проблема. Как же ты можешь путешествовать по стране, не зная о ней ничего… нет!.. не зная о ней всего. Какой смысл?

Я безмолвствовала. Только начав ездить, я читала путеводители с пылом религиозного фанатика, изучала местные традиции, историю и религию, смотрела фильмы, читала переведенные на английский книги, даже изучала основы языка. А потом мне надоело. Меня достали туристы, пересказывающие друг другу одни и те же сюжеты и истории. «А вы знаете, что у принца Педро было двадцать пять любовниц?..»

Что вы говорите! Неужели? Страница 39? Или у вас новое издание и там об этом на странице 25? Даже местные экскурсоводы во всех странах мира пересказывают путеводители. Разговоры ребят с рюкзаками — переложение серий «Одинокой планеты», путеводителей «Футпринт» и «Рафгайд» и прочих похожих на эти книжек, специально созданных, чтобы лишить жизнь непредсказуемости. И сбежать было некуда. Мы все останавливались в одних и тех же отелях, видели одни и те же достопримечательности, читали одни и те же книги. А теперь я путешествовала просто так. Чтобы словить кайф. Чем меньше знаю, тем лучше. Я поступала по-своему, так же, как садилась в грузовики, путешествуя автостопом, вступала в опасные связи с неподходящими мужчинами, в одиночку лазала по горам, напоминая себе, что, вопреки всем отупляющим офисам, вопреки скучным разговорам о процентных ставках, ценах на жилье и карьерном росте, я все еще жива.

4

Каса Амарела

Луна была великолепна. В Санта-Терезе, между небом и равнинами внизу, даже самый робкий сумел бы выступить против вражеской армии и разбить ее наголову.

— Машаду де Ассиз,[21] «Кинкас Борба»

Говорят, что под мостовыми Санта-Терезы пересекаются две подземные реки. Может, потому-то я и возвращалась сюда вновь и вновь: таинственные подземные силы тянули меня к этому старому холму всякий раз, как я собиралась уезжать. У Санта-Терезы долгая история, сюда испокон веков стекались беглецы — с давних пор, когда восставшие рабы укрывались в quilombos, убежищах, до начала прошлого века, когда богатые семьи строили в этом месте особняки, убегая от охватившей старый город желтой лихорадки. Рабы в 1880-е годы перебрались отсюда на север Рио, аристократы переехали на юг города в 1930-е, а в Санта-Терезе теперь обретаются богема, бродяги, художники да порой редкий путешественник-чудак, заблудившийся и застрявший в тропиках. Самый известный житель нашего холма — Ронни Биггс, Великий грабитель поездов, который потратил похищенные миллионы на дом среди холмов и избежал экстрадиции, заведя ребенка от бразильской «танцовщицы».

Мое возвращение из Барретоса в Рио-де-Жанейро было триумфальным. На фестивале «Родео Барретос» я нашла все, о чем мечтала, и все, чего боялась, — и даже больше.

Все началось с того, что в три часа дня в понедельник я прибыла в так называемый «палаточный лагерь для супружеских пар», на самом деле забитый толпами пьяных ковбоев, рыскающих повсюду. Компания, мягко говоря, неподходящая для одинокой иностранки, которая собралась ставить здесь палатку и вешать гамак. По неприязненным взглядам женщин в очереди в туалет я почувствовала, что народ на родео как-то не очень знаком с постмодернистскими представлениями Кьяры о Женщине-Путешествующей-в-Одиночку. Видимо, фильм о Тельме и Луизе никогда не был в бразильском прокате, так что меня просто принимали за потаскуху без стыда и совести, явившуюся сюда на заработки.