Танго в стране карнавала - Кармен Майкл

Карина — она слышала весь разговор — прекратила поток излияний немца о преимуществах комбинирования бледно-лимонного с мятно-зеленым и устремила на Кьяру предостерегающий взор.

— Кьяра, это безответственно, — твердо сказала она, после чего снова повернулась к возбужденному немцу и велела ему покупать черное. Закончив с ним, Карина поставила настойку табличку «Закрыто».

Кьяра округлила глаза и заговорила вполголоса, прикрываясь локтем, чтобы Карина не подслушала:

— Никогда не слушай бразильский средний класс. — Она кивнула в сторону Карины. — В смысле, я ее люблю, но она вообще не рубит фишку.

Она отошла и завела веселый разговор с барменом, только бросила через плечо:

— Да, и вот еще что, ковбойша: я собираюсь торчать тут, на этом постоялом дворе, и проверю, уехала ты или нет. Так что не вздумай выдумывать отговорки.

Наутро, в четыре часа, я обнаружила, что это именно она, Кьяра, включает свет и читает по ночам. Я еще не заснула, когда она вошла в комнату:

— Привет! А я не знала, что ты здесь. Думала, только эта зануда немка, которая каждый раз мне мозги выносит, когда я включаю свет.

Я заулыбалась, а Кьяра уселась на пол за моей спиной, вытянув длинные ноги перед собой, как кошка. В глубине комнаты кто-то заворочался на койке. Кьяра улеглась на спину — колени кверху, пятки под ягодицами, руки за головой, — как будто собралась делать какие-то упражнения, а потом и впрямь выгнулась и, выпятив вперед живот, встала на мостик.

— А ты путешествуешь по Бразилии? — спросила я, приподнявшись на локте.

— Не-а… — пропыхтела Кьяра, то втягивая, то выпячивая живот.

— А что ж ты здесь делаешь?

— Я не туристка, — выдавила она сквозь серию коротких вдохов-выдохов. — Честно говоря, туристов терпеть не могу. Я capoeirista.

Похоже, упражнения ее утомили — перед тем как в последний раз выгнуться дугой, она тяжело вздохнула.

— А ты? — задыхаясь, обратилась она ко мне. — Ты как, настоящая ковбойша или просто ищешь острых ощущений?

Животом она почти дотянулась до моего матраса, пальцы на руках и ногах искривились под весом тела, выгнутого как подкова. Я заглянула в лицо, искаженное силой тяжести. Глаза у нее просто вылезали из орбит.

— Я правда ковбой, — солгала я. Кьяра без сил рухнула на пол, уставившись в потолок:

— Так какого же хрена ты делаешь в Рио-де-Жанейро?

Что люди делают в Бразилии, если только не бегут отсюда? Нельзя сказать, что это самое легкодостижимое место назначения. Расположено на другом конце света от… да, собственно, отовсюду. Я, конечно, была без ума от Карлоса, моего учителя сальсы в клубе «Танцуй, у тебя получится». И это правда, что записи «Цыганских баронов»[15] грели мне душу. И все-таки, что скрывать, Бразилия была в большой степени выбрана наугад. Мама уговаривала меня поехать — после моего недавнего увлечения Индией ей нравилось что угодно, — но вот остальные члены семьи с радостью тыкали меня носом в досадные противоречия моих же доводов.

— «Цыганские бароны» — испанцы, — возмущался приятель моей сестры Дейв, когда я объяснила причины своего выбора.

— А уж Карлос, твой учитель сальсы… он же вообще ливанец! — мрачно обличила меня Стефани, подруга.

Правда, они не могли не понимать, что для меня все эти доводы значения не имеют. Поехать в Южную Америку означало не просто поехать в Южную Америку. Это был шанс доказать, что не зря в глубине души у меня теплится надежда: ну, существует же где-то в этом мире хоть что-то более интересное, чем изо дня в день таскаться на работу в переполненном вагоне метро.

У этой игры есть точное название: эскапизм. Перед тем как приехать в Рио-де-Жанейро, я десять лет работала в сфере турбизнеса в Сиднее и Лондоне, а до того прожила двенадцать лет в Канберре. Вполне достаточно для кого угодно, чтобы бегом припустить в Рио от такой жизни. Пожалуй, излишне объяснять, почему Канберра кажется неподходящим местом молодой женщине, мечтающей о карьере ковбоя или звезды кабаре, но вот мое решение оставить индустрию туризма удивляло практически всех. «Это же так престижно», — канючили они, а я видела перед собой полчища унылых шестнадцатилеток в серых пластмассовых наушниках, впаривающих путевки на Гавайи. Как назло, мне удалось добиться в турбизнесе успехов — главным образом благодаря тому, что в этой отрасли трудились все больше неопытные матери-одиночки, между тем как я однажды вечерком полистала справочник и нахваталась нужных терминов. Моя начальница любила сокрушаться (когда я в рваных джинсах с опозданием врывалась на заседания руководства), что я так ни разу и не появилась на службе в деловом костюме, который надевала на собеседование. Впрочем, если не считать дискуссий о дресс-коде, мы с шефиней отлично ладили. Мы обе оказались не дуры выпить, и вообще, по-моему, я ей была симпатична. Видимо, поэтому мне и потребовалось столько времени, чтобы наконец сбежать (жалованье мне платили исправно).

Я и раньше пыталась вырваться из общего потока — однажды зарегистрировала интернет-магазин в Сиднее, в другой раз переехала в Барселону, чтобы учить испанский, а совсем недавно пробовала обрести себя в Индии. Но все эти фальстарты закончились ничем. Гуру из Варанаси выразил это, предложив мне заглянуть на дно глиняного кувшина, который он держал в руке. Прошло несколько торжественных мгновений, а потом я подняла голову, глотнула и сказала:

— Но ведь он пуст.

Этот несчастный уродец только молча кивнул.

Ну и ладно, не нужно мне вашего просветления, мне деньги нужны.

Небо вняло мне через год после войны в Афганистане, мои молитвы были услышаны — нам удалось подсуетиться, пока основной конкурент закрылся, а бдительные клиенты спешно оформляли поездки, используя отложенные ранее отпуска. Наше агентство перевыполнило все планы уже в первом квартале, я получила премию в десять кусков, после чего драпанула, не дожидаясь следующей выплаты. Вообще-то у нас было принято дарить уходящим сотрудникам часы на память. Мне подарили губную гармошку и двести баксов.

Друзей мои размышления о Бразилии не особо волновали. Много кому доводилось провести пару-тройку месяцев в Южной Америке, безумствовать, лазать по горам и ловить кайф с шаманами, чтобы потом спокойно вернуться в Австралию, жениться, обзавестись спиногрызами и умереть. Так что собственно Рио-де-Жанейро воспринимался как краткий перерыв на пляж и самбу. Зато уж мне полагалось скакать верхом в компании гаучос на бразильском родео, брататься в Сальвадоре с афро-бразильцами, плыть на каноэ с амазонскими индейцами, взбираться к Мачу-Пикчу,[16] купить кошмарный боливийский джемпер из ламы, охотиться с революционерами в Колумбии и, наконец, в Мексике пить чай с сапатистом субкоманданте Маркосом.[17]

Проработав десять лет в турбизнесе, с его бесплатными перелетами и всевозможными скидками, я превратилась в тертого путешественника-охотника. Я добывала страны, как трофеи, чтобы через несколько дней отбросить без всякого сожаления, перебираясь на следующую территорию. Единственным хищником, которого я боялась, была скука. Оглядываясь назад, я понимаю, что недооценить такого тигра, как Рио-де-Жанейро, было ошибкой. Впрочем, что поделаешь, рано или поздно настает время, и охотник сам становится жертвой.

Наперекор настоятельным советам Карины и на радость Кьяре, я на следующее утро разыскала странный автобус до Барретоса: он выезжал из Рио в воскресенье вечером — специально, чтобы подоспеть к открытию родео, и утром в понедельник прибывал на автобусную станцию Барретоса. Я заказала билет. Алекс, коллега Карины из «Хостел Рио», снабдил меня палаткой на случай, если с гамаком не получится, и я сообщила Карине, что через три дня отбываю.

Я была организована. Уложилась и упаковалась. Еще два дня в Рио-де-Жанейро, и я отправляюсь на юг, в тропический город, навстречу приключениям — Большому приключению, которое, должна признать, всегда ждало меня впереди, в каких-то двух шагах, но никогда не обнаруживалось там, где я находилась в данный момент.

Покончив с делами, я провела остаток дня, разгуливая вверх и вниз по самым живописным из девяноста трех каменных лестниц, связывающих Санта-Терезу с лежащими ниже пригородами. Одна из лестниц, вся покрытая изразцами из разных стран мира, оказалась известным произведением искусства. Художник — он так и жил на этой лестнице — сумасшедший чилиец, приехавший в Рио двадцать лет назад и, за неимением других занятий, начавший украшать каменную лестницу изразцами. Кьяра рассказала, что он не покидал лестницу все двадцать лет и вел себя как ее владелец: каждый день мыл, поливал растения на ней, останавливал людей, чтобы не роняли на ступени сигаретный пепел. Он уложил тысячи изразцов, редких, с ручной росписью, на ста пятидесяти с чем-то рядов камня. Я поинтересовалась, есть ли тут у него плитка из Австралии. Художник с восторгом потащил меня куда-то к третьему пролету и показал изразец, разочаровавший меня: обычный ширпотреб для ванной с пастельно-голубенькими цветочками. Художник сообщил, что плитка из Брисбейна. Что ж, всё лучше, чем новозеландская, та вообще оказалась без рисунка.