Ложь без спасения - Шарлотта Линк

Мария со звоном поставила на стол свой бокал с кофе, который она только что пыталась поднести к губам.

– Твой отец, – резко сказала она, – медленно высосал из меня всю силу, энергию и радость жизни. Он разрушил меня. В тридцать три года я была полна горечи и слаба духом, а через пару лет состарилась. А у тебя все иначе. Ты счастлива с Анри. Он прекрасный мужчина. Он с самого начала носил тебя на руках. И нет причин, чтобы ты… – Она внезапно замялась.

– Да? Что ты хотела сказать?

– Честно говоря, ты скверно выглядишь. Это мне уже в твой прошлый приезд бросилось в глаза, а ведь это было восемь недель назад. Тогда была прекрасная погода, и о переходе к осени еще не могло быть и речи. Тем не менее у тебя было похоронное выражение лица… Что произошло? У рта появились складки, которые обычно возникают лет на десять позже.

– О боже, мама! – Надин встала. Она сильно похудела за последние недели и знала, что выглядит ужасно хрупкой. Да еще эта ночь стоила ей последних сил. Она была полна отчаяния и безысходности. – Мама, не трави мне душу. Ты никогда раньше не спрашивала об этом, почему вдруг теперь?

– Никогда раньше не спрашивала? Я всегда хотела знать, как у тебя дела. Я всегда интересовалась. Не думаю, что ты можешь упрекнуть меня…

У Надин разболелась голова. Ее мать нельзя было назвать неинтеллигентной или нечуткой, но она никогда не поймет свою несостоятельность в жизненных проблемах собственной дочери.

– Мама, я ни в чем не хочу тебя упрекать, – сказала Надин. – Но твои вопросы о моем самочувствии ограничиваются обычным «ну, как дела?». На что я отвечала обычным «хорошо» или «нормально». И ты никогда особо не допытывалась, как я живу на самом деле.

Теперь Мария казалась несколько ошеломленной.

– Но ты всегда казалась счастливой!

Надин горько улыбнулась.

– Счастливой! Ты знаешь, что всю свою жизнь, сколько я себя помню, я ничего не желала больше, чем продать Ле-Боссе. Эту яму, в которую ты заперлась и которая стала тюрьмой и для меня. И насколько я сумела продвинуться? До Ле-Люкета в Ла-Сьота! Чертовски далеко, не правда ли? До идиотской кухни с еще более идиотской печью для пиццы. Думаешь, об этом я мечтала все эти годы в нашей пропасти?

– Но Анри… – снова начала Мария слабым голосом.

Ее дочь опустилась обратно на стул.

– Оставь меня с Анри в покое, – потребовала она. – Ради бога, оставь нас в покое!

А потом сделала то, что обычно делала ее мать: опустила голову на руки и заплакала. С Надин этого практически никогда не случалось. Но на этот раз она так горько всхлипывала, словно разъедавшая ее внутри боль не оставила от нее ничего, кроме бесконечного моря слез.

4

Лаура вернулась с пробежки в начале восьмого. Приготовив себе чай, она захватила чашку с собой в ванную, где долго принимала душ, а потом просушила феном волосы, старательно накрасилась и под конец даже покрыла лаком ногти на ногах. Женщина и сама не знала, почему в это воскресное утро так тщательно приводила себя в порядок, – обычно по воскресеньям она закрывала глаза на мелкие погрешности в своем внешнем виде и до вечера оставалась в спортивных штанах и футболке. Но на этот раз происходило что-то особенное. Лаура чувствовала себя необыкновенно слабой и искала хоть что-то, за что могла бы крепко держаться. Ей хотелось выглядеть опрятной, чтобы вообще хоть что-то выглядело как положено. Ее мир пошатнулся: в прошедший вечер она впервые отправилась спать, не поговорив с Петером.

И за всю ночь не спала ни одной минуты.

Лауре стало ясно, насколько она зависела от определенных ритуалов, насколько она зависела от него, от этого брака. Все ее душевное равновесие основывалось на том, все ли у них с Петером было в порядке, и в зависимости от этого ее настроение поднималось или падало. Ей не удавалось переключиться и ввести в игру другие приоритеты, чтобы добиться равновесия. Существовал только Петер. Только он один решал вопрос, была она в гармонии с собой или нет.

Лаура пожарила на кухне яичницу, которую затем выбросила в мусор, так как от одной только мысли о еде ей стало плохо.

В половине десятого от Петера все еще не было звонка.

«Это ненормально», – тихо сказала себе она.

Наверху заворковала в своей комнате Софи. Когда мать поднялась к девочке, та стояла в своей детской кроватке с решеткой и протягивала ей обе ручонки. Софи была просто до смешного похожа на своего отца. Она унаследовала его широко расставленные серо-зеленые глаза, его прямой нос и широкую, сияющую улыбку. Лаура не находила в своем ребенке ничего своего. «Если б я не была настолько уверена, что я мать…» – шутливо говорила она иногда.

Раньше то, что она произвела на свет точную копию Петера, ничего для нее не значило. Но сегодня Лаура впервые почувствовала легкую тревогу из-за этого, хотя и не могла объяснить себе, в чем тут дело.

Она взяла Софи с собой вниз и покормила ее. Малышка была в наилучшем настроении – она много смеялась и пыталась потрогать все, до чего могла дотянуться.

Было без пяти десять, и Лаура была еще занята кормлением, когда зазвонил телефон.

Ее облегчение было потрясающим, просто неописуемым. Она так сильно ждала этого звонка, что теперь, когда он наконец раздался, чуть не разрыдалась. Держа Софи на руках, Лаура поспешно подошла к аппарату.

– Боже мой, Петер! Что случилось?! – воскликнула она.

И во второй раз за двенадцать часов наткнулась на молчаливое замешательство на другом конце провода. К счастью, теперь это оказалась не Бритта, а подруга Лауры Анна.

– Я не совсем понимаю, что в этом трагичного, если Петер один раз не позвонил, – по-деловому рассудила она после того, как Лаура ей обо всем рассказала, – но если это для тебя так больно, то я бы задала ему жару. Он достаточно долго живет с тобой, чтобы знать, как тебя мучает его поведение. Так что не считайся с ним. Набирай его номер каждую минуту. Когда-нибудь он отреагирует.

– Но я ведь уже пыталась. Я могу представить только одно: что он по какой-то причине не слышит звонка. И именно это меня и беспокоит.

– Или он слышит и не хочет разговаривать, – сказала Анна, и когда она произнесла это, Лаура поняла, что подруга все это время принимала во внимание такую возможность и именно поэтому была так обеспокоена.

– Он не будет так себя вести, – ответила Лаура. – Да и с чего бы?

– Ты знаешь, некоторые вещи я в нем не понимаю, – сказала Анна. Она никогда не скрывала, что недолюбливает Петера. – Возможно, он действительно рассматривает эти гонки как свою неделю. Только он, друг и парусник. Он хочет провести это время только с самим собой. Просто почувствовать себя совершенно ничем не обремененным.

– А со мной он чувствует себя обремененным? – уязвленно спросила Лаура.

Анна вздохнула.

– Думаю, ты знаешь, что я имела в виду. Просто порой хочется что-то предпринять без своего партнера. Вместе со своей подругой или другом…

– Но я…

– Я знаю, у тебя это иначе.

В голосе Анны не прозвучало никакого упрека, за что Лаура была ей глубоко благодарна. Раньше, когда они еще вместе учились фотомастерству, да и позже, когда получили первые заказы и мечтали о том, что когда-нибудь будут работать вместе, они постоянно что-то предпринимали вдвоем. Но с тех пор, как в жизни Лауры появился Петер, все мгновенно прекратилось. Лаура часто думала, что у Анны были все основания прекратить с ней дружить, и она была благодарна подруге за преданность, которую та все еще проявляла к ней.

– Ты зациклена на Петере, и рядом с ним для тебя больше ничего не существует, – продолжала Анна, – но откуда тебе знать, что и у него все так же? Может быть, он иначе себя чувствует, и твои… твои цепкие объятия, может быть, порой чрезмерно давят на него.

– Но я и не зажимаю его в тиски! Ведь он может делать все, что хочет. Он живет своей работой, и я еще никогда не вмешивалась туда!

– Ты слишком сильно ждешь его. Ты каждый день с нетерпением дожидаешься, когда он войдет в дверь. Ты слишком часто звонишь ему в офис. Самое позднее во вторник ты уже хочешь знать, где и как вы вдвоем проведете выходные. Он должен посвящать тебе каждую секунду своего времени. Ты когда-нибудь задумывалась над тем, что Петер, возможно, иногда воспринимает это как давление?

Лаура ответила не сразу. Слова подруги все еще звучали у нее в ушах. Наконец она тихо произнесла:

– Время порой так долго тянется для меня…

– Тебе не надо было прекращать работать, – сказала Анна.

– Петер очень хотел этого.

– Все равно это неправильно. Тебе надо было бороться. Ведь это так важно – оставить что-то для себя. Какую-то область, которая принадлежит только тебе и которая наряду с Петером тоже имеет значение в твоей жизни… Поверь мне, тогда у тебя был бы более спокойный подход к вашему браку. Что чрезвычайно хорошо отразилось бы и на самом браке.

– Но что же мне теперь делать?