Лилии над озером - Роксана Михайловна Гедеон

серьезно ранен, это правда. Но он ранен, потому что сражался вместе с вами. И вы хотите его покинуть?

- Мадам герцогиня, мы просто не хотим бездельничать. Мы желаем воевать за его величество короля, - раздались голоса. Рослый шуан выступил вперед и, сообщив, что его зовут Бранш-Дор - Золотой Клен, разъяснил мне причину такого нетерпения. Оказывается, в следующую субботу в замке Жоншер близ местечка Пуансэ соберутся 200 шуанских предводителей с тем, чтобы обдумать план всеобщего восстания Вандеи и Бретани против республиканцев. Там каждому шуанскому начальнику раздадут военные поручения. Местный отряд не хочет прослыть сборищем трусов, отсиживающихся в лесу в то время, когда другие роялисты ведут кровавые бои.

- Смельчак Буагарди неделю назад сбежал из тюрьмы в Сомюре, - продолжил он свои пояснения. - Его, правда, ранили во время побега, и пока он не ахти какой вояка, как и наш герцог, однако вскоре поправится и начнет собирать людей… Все вокруг кипит, мадам герцогиня, и нам негоже оставаться в стороне!

Я сжала зубы, чтобы не чертыхнуться. По обилию имен шуанских вожаков, которыми он сыпал, было ясно, что близится нешуточная война - третья шуанерия, когда под ружье встанет каждый крестьянин и дворянин Бретани. Состояние здоровья Александра, конечно, начинало выглядеть для повстанцев как препятствие. Однако для меня было важно, чтобы они оставались здесь в качестве домовой стражи, и я, сдержав раздражение, ответила Золотому Клену в его же ключе:

- Очевидно, что вы не будете в стороне. Как только герцог поправится, он снова поведет вас на синих. - Они смотрели на меня в упор и, казалось, хотели услышать что-то более весомое.

Отчаявшись, я воскликнула: - Это… это случится уже к концу сентября. Да, в это время господин герцог будет на ногах! Уверена, что совет в замке Жоншер не объявит восстание раньше октября.

У меня мелькнула мысль о Поле Алэне и, обрадованная, я добавила:

- А господин виконт будет здесь уже через неделю. Он и заменит брата на первых порах!

Было видно, что шуаны удовлетворились этим.

- Мы будем дожидаться нашего сеньора, - сказали они.

Я облегченно вздохнула. Махнув рукой, сделала знак бретонцам расходиться и не шуметь. Ко мне приблизился Фан-Лер и высказал их практические просьбы. Я пообещала, что еду и сидр им будут поставлять исправно, и я сама за этим прослежу, хотя, конечно, в душе понимала, что сейчас вряд ли смогу лично этим заниматься.

- Черт возьми, - сказала я со вздохом, вспоминая еще одно из недавних своих обещаний, - где пропадает Поль Алэн? Управляющий, стоявший рядом, сказал, что тот за неделю до несчастья с герцогом уехал в Англию, но, по любым подсчетам, должен был бы уже вернуться. А вообще-то вполне возможно дать приказание его поискать. Стоит только воспользоваться шуанской почтой и…

- Да, пожалуйста, сделайте это! - вскричала я раздраженно. Раздражение мое питалось еще и тем, что видеть деверя вообще-то не было для меня вожделенным желанием; я не любила его теперь и ждала от него только проблем лично для себя. Однако выхода сейчас не было. - Он нужен здесь! Должен же кто-нибудь управлять этими вояками, я никак не могу этим заниматься, не могу! Пусть Поль Алэн узнает, наконец, что в поместье нужна его помощь!

Я чувствовала себя так дурно, что мне казалось, я вот-вот потеряю сознание. Оставив управляющего, я ушла в дом, там почти в тумане добралась до кухни и, отыскав ведро, с глухим стоном склонилась над ним. Меня вырвало так, что, казалось, изверглись внутренности. Когда я выпрямилась, ноги у меня дрожали. Сил совершенно не было. В этот миг я впервые серьезно подумала о том, что должна отдохнуть. Иначе, пожалуй, я умру…

Служанки окружили меня. Сделав жест рукой, я заставила их умолкнуть и едва внятно пробормотала:

- Ну-ка, одна из вас… меня нужно проводить наверх.

Пока я плелась по лестнице, опираясь на руки служанок, перед моими глазами летали черные мушки. Прежде чем решиться на отдых, я подошла к Александру, напоила его, снова смочила платок. Его состояние, как мне показалось, чуть улучшилось, по крайней мере, он лежал тихо и не бредил. Повязки все еще были свежие. Я приказала постелить мне на кушетке рядом с его постелью, и, пока мое приказание исполняли, размешала сонный порошок в склянке и залпом выпила. Потом умылась, пытаясь хоть чуть-чуть освежиться.

Расшнуровав корсет и сбросив с себя платье, я осталась лишь в нижней юбке и лифе. Едва дойдя до кушетки, я рухнула на нее лицом вниз и уснула, как убитая.

8

Минуло еще два дня, а лихорадка не прекращалась и Александр не приходил в сознание. Жар, правда, не усиливался. Однако каждый день приносил разочарование. Рана в боку разошлась от резкого движения Александра, когда он в бреду попытался подняться. Ее снова зашили, но воспаление не проходило и приносило большие мучения.

Я по-прежнему делала все, что было возможно, почти никого не подпуская к мужу, но он меня уже не многое зависело. Я умывала его, меняла белье, сидела с ним до изнеможения, надеясь, что хоть мое присутствие облегчит его боль. Слезы, срывавшиеся с моих ресниц, капали ему на руку, но он ничего не чувствовал. Я уже теряла надежду…

В среду вечером стук экипажа раздался во дворе Я выглянула и увидела старый сент-элуаский шарабан. Вне себя от радости, я спустилась вниз, и через минуту уже обнимала близняшек, бросившихся мне на шею. Из экипажа выходили Аврора с уснувшим Филиппом на руках.

- Я не могла не приехать, - сказала она. - Тебе ведь нужна помощь, правда, мама?

- Да, но…но как же ты отважилась на такую дорогу, одна, с малышами на руках?

Негромкой скороговоркой она сообщила, что дети очень скучали по мне и, узнав, что Аврора собирается в Белые Липы, не отступили, пока не получили заверения, что поедут с ней. Маргариту в очередной раз сломил ревматизм костей - как только пошли осенние дожди, так она и слегла… За ней ухаживает Франсина. Маргарита наказывала передать, что прибудет на помощь сразу же, как только сможет двигать руками и ногами, а пока побудет в Сент-Элуа: не следует, дескать, сваливать на плечи мадам Сюзанны дополнительную ношу в виде еще одного больного человека.

- В этом она права, - сказала я с горестным вздохом, принимая у Авроры малыша. - Однако я молюсь о том, чтоб не ей довелось сюда ехать,