Лилии над озером - Роксана Михайловна Гедеон

а я смогла вернуться домой!

- Ах, мама! Теперь уже никто не разберет, в каком из поместий твой истинный дом.

Бросив на меня быстрый взгляд, она добавила:

- От тебя осталась только тень, пока ты ухаживала за господином герцогом…

Приезд Авроры меня несказанно обрадовал. Я знала, что ей я могу доверять, что могу оставить на неё Александра, когда мне нужно будет отдохнуть. Она не подведет меня. И действительно - с того часа, как она приехала, мне стало намного легче. А дети… Если в каком-то уголке сознания у меня и мелькала мысль о том, что Александр может умереть от ран, приезд маленького Филиппа в этом контексте выглядел правильным: мальчик хоть сможет проститься с отцом.

Но подобные мысли были страшны. Я отгоняла их с негодованием, почти яростно, хоть в состоянии моего мужа и не происходило перемен к лучшему.

В четверг явился, наконец, Поль Алэн. Слуги шептались, что действительно прибыл из Англии. Звеня шпорами, встревоженный, с почерневшим лицом он, словно не замечая меня, прошел к брату. Кулаки его сжимались, мне даже показалось, он глухо застонал. Потом круто повернулся и вышел.

Час спустя я перехватила служанку, которая несла Александру какое-то темное пряное варево в горшке.

- Что это? - спросила я с подозрением.

- Это господин виконт передал мне травы и велел их сварить, а после напоить господина герцога.

Я пропустила её, потому что знала, что Поль Алэн зла брату не хочет, но сама оправилась к нему и, несмотря на то, что виконт не здоровался со мной и не разговаривал, потребовала объяснить, в чем дело.

- Что это вы приказали дать Александру? - спросила я.

Зло глядя на меня, Поль Алэн отчеканил:

- Это травы, привезенные нами из Индии. Если бы Александр больше доверял вам, он бы посвятил вас в это.

- Вы утверждаете, что этот индийский отвар поможет? - снова спросила я, не обращая внимания на его выпад.

- Без сомнения.

Я ушла, надеясь, что это так. В конце концов, надо было пробовать все средства, которые имелись в нашем распоряжении.

Несмотря на то, что в Белые Липы приехала Аврора, и Поль Алэн тоже взял на себя часть забот, все-таки иногда приходилось на короткое время доверять Александра сиделкам, и их легкомыслие приводило меня в бешенство. Ни одной из них ничего нельзя было поручить с доброй душой, ни одна не проявляла истинного рвения и уж конечно не боролась за жизнь герцога. Даже такие простые приказания, как убрать со стола, принести воды или сбегать за полотенцами приходилось порой повторять дважды. Я выходила из себя, кричала, даже раздавала пощечины. Дни, проведенные в сильнейшем напряжении возле постели Александра, лишили меня самообладания. На то, что происходит за пределами его комнаты, я и вовсе не обращала внимания, не следила за кухней, уборкой, хозяйственными помещениями, была равнодушна к поведению слуг, не интересовалась, какой собран урожай.

Была середина сентября. Осень уже заявляла о себе: начались затяжные дожди, уже не очень-то теплые, все более частым гостем становился туман, небо все реже было свободно от непроницаемой серой пелены. В зеленом убранстве парка уже мелькали рыжие пятна. Погода стояла холодная, холоднее, чем обычно в Бретани в это время.

В субботу вечером управляющий попросил меня спуститься, чтобы подписать какие-то бумаги. Прежде чем уйти, я несколько раз повторила служанке:

- Ни в коем случае не оставляйте герцога одного! Ни на минуту, вы слышите?

Она кивала. Я ушла, а когда через четверть часа вернулась, то услышала голоса за дверью. Встревоженная, я влетела в комнату. Служанка, как выяснилось, распахнула балкон и, перегибаясь через балюстраду, беседовала с каким-то ухажером, стоявшим внизу.

- Закрой балкон! - вскричала я, вне себя от ужаса. - Закрой балкон, негодяйка, разве ты не понимаешь, что он может простудиться!

Я почти за волосы оттащила её прочь, захлопнула балконную дверь и, поглядев на служанку, сжала кулаки - до того мне хотелось задать ей трепку. Подумать только, она будто не знает, что на улице уже довольно холодно, а здесь лежит раненный с горячкой! Я сдержалась, в бешенстве бросив:

- Пошла вон, дурная девка! Чтоб я больше тебя не видела!

Разделавшись с ней, я бросилась к Александру. С ним, кажется, все было по-прежнему, он что-то тихо шептал. Я подогрела для него вино, влила по ложечке в рот, потом немного прибралась на столе, приготовила питательный напиток и оставила его, чтоб чуть остыл. Затем подумала, что уже пора бы сменить простыни на постели.

И в тот же миг я почувствовала: что-то неладно. Вернее, что-то не так, как прежде.

Я отступила от стола и оглянулась по сторонам, пытаясь выяснить, что же меня встревожило. И тут поняла: тишина.

Мой взор обратился к Александру. Дрожь пронзила меня. Отбросив с лица волосы, я сделала несколько шагов к кровати. Герцог дышал необычно тихо. Впрочем… кажется, даже дыхание не срывалось с его губ. Никогда прежде он не был так тих и неподвижен. Неужели… неужели он…

- Боже! - прошептала я в смертельном страхе. - Он умер!

Ноги у меня были как ватные. Превозмогая страх, я приблизилась к мужу и склонилась над ним. И я едва не села на пол, когда вдруг увидела, что он смотрит на меня, и глаза его широко открыты.

Взгляд этих глаз был еще туманен, как у человека, который только что проснулся. Я прижала руку ко лбу, проверяя, не кажется ли мне все это, и тут заметила, что он проследил за этим моим движением. Это были глаза человека в сознании!

У меня перехватило дыхание. Я склонилась над ним еще ближе, уже хотела прошептать - нет, даже прокричать, видит ли он меня, но его рука шевельнулась, чуть поднялась и коснулась моих пальцев.

- Сюзанна, - прошептал он.

- Да, - проговорила я чуть не плача. - Да! Да! Это я.

Взгляд его оставался тусклым, однако было ясно, что впервые за много дней он узнал меня и сейчас будто старался собраться с мыслями и высказать их.

- Да благословит тебя Господь. Я…

Слова едва можно было разобрать, он говорил слишком тихо и путанно. Но он очнулся. Он понимал, что с ним! Едва сдерживая рыдания, я склонилась над ним, коснулась губами его щеки, потом поспешно подтянула одеяло к его подбородку.

- Тебе нельзя сейчас много говорить, - прошептала я срывающимся голосом. Меня душили слезы. - Помолчи.