Семь кабинок - Никита Питерский

К несчастью для подраставшего Олега, его родители не только не имели высшего образования, они вообще мало что имели и, кроме любимых свиней, гадящих целыми днями в колхозном свинарнике, и старого трактора, который через день выходил из строя и для которого постоянно приходилось откуда-то тырить запчасти, практически ничего в своей жизни не видели. Благодаря сериалу «Богатые тоже плачут» они уже знали, что на свете есть какая-то другая жизнь, а потому для восприятия очередной пущенной в эфир рекламной утки они были вполне готовы. Недолго думая родители переехали жить к свекру, быстренько продали свой дом с курятником, а очнувшись после беспробудной двухнедельной пьянки, скупили в совхозе все ваучеры. Что ж, русский ведь, как известно, долго запрягает, да быстро ездит. Стоит ли говорить о том, что уже назавтра все ваучеры были сданы в тот самый фонд, который, согласно утиной рекламе, готов был осчастливить все народонаселение, не говоря уже об отдельно взятой семье.

Следующий шаг был не менее мудрым и обдуманным: отец с матерью бросили работу. А чего им, будущим миллионерам, было горбатиться, если главная проблема, которая ожидала их впереди, – куда деньги девать?! Они даже самогонку стали пить на иностранный манер, через соломинку. Экономнее получалось, а кайф тот же! Им оставалось только набраться еще и терпения в ожидании, когда на их светлые головы свалятся наконец несметные барыши. Надо ли говорить, что было дальше? Мужнин батяня, свекор то бишь, хоть и был, прямо скажем, человеком не чужим, не смог долго терпеть у себя ораву безработных, да к тому же вечно пьяных горе-миллионеров и, презрев семейные узы, выгнал их из дома. Тут я воспользуюсь фразой, брошенной Джоном Траволтой в адрес Самуэля Л. Джексона в культовом фильме Квентина Тарантино: «No Jules, you’re gonna be like those pieces of shit out there who beg for change. They walk around like a bunch of fuckin’ zombies, they sleep in garbage bins, they eat what I throw away, and dogs piss on ‘em. They got a word for ‘em, they’re called bums. And without a job, residence, or legal tender, that’s what you’re gonna be – a fuckin’ bum!»

Короче, как вы поняли из приведенного выше, родители Олега – впрочем, естественно, и сам он – стали бомжами. А это очень скоро привело пацана на «малолетку» за воровство. Дальше пошло как пошло. Кореша с татуировками на спинах, воровские понятия, романтика большой дороги, одноразовые женщины на каждом вокзале и выкидуха в левом кармане, которую он позднее сменил на «Беретту 92Ф».

Теперь Олег сидел на заднем сиденье старенькой «Audi». Он уже давно не вспоминал время, когда просыпался на рваном матрасе за мусорными баками, а жрал то, что более удачливые в социальном и финансовом плане сограждане оставляли возле помойки, дабы подкормить дворовых котов. Теперь ему представлялось, что все это было в другой жизни. Рядом, на сиденье, сидел его кореш по кличке Штрих, а это означало: все должно быть тип-топ. Им предстояло одно небольшое и очень простенькое дельце, после которого можно было махнуть на юга. Телки, пляж, кабаки, много домашнего вина, – что еще нужно мужчине, чтобы быть счастливым? Или чтобы ему казалось, будто он счастлив?

«Аudi» сорвалась с места, как только красное пятно светофора сменилось на желтое, и, обгоняя гораздо более крутые иномарки, неслась по оживленной городской улице. Впереди в машине сидели двое, за рулем – парень в строгом костюме, которого звали Витя Сливянов, хотя, пожалуй, вряд ли кто из ближайшего окружения помнил, как его зовут, поскольку последние года три даже родители называли его Слива. Рядом со Сливой, дымя сигарой, расположился Виктор Павлович, взглянув на которого никому бы в голову не пришло, что он из их компании. И дело было не только в возрасте – он был намного старше сидевших в машине парней: ему было за сорок, в то время как остальным лет двадцать шесть – тридцать. Чувствовалось, что Виктор Павлович – человек другого круга. Но только вот какого, я вам сказать не могу. Время не пришло.

Штрих рассказывал историю про своего одноклассника:

– …И был этот парень ужасный жмот, у него и погоняло соответствующее – Кукиш. Он даже в ночные клубы ходил, только когда для студентов бесплатный вход, по студенческому. Показывает на входе билет, а ему еще дают несколько талончиков, по которым можно взять лимонад, подарок от спонсора вечеринки. Садится за столик и, попивая колу, смотрит, как девочки крутятся на шесте. Девочки раздеваются, все смотрят, аплодируют, и есть у них такая тема: танец на столе. То есть она сходит со сцены, идет между столиками, выбирает понравившийся стол, залезает на него и танцует, а ей засовывают в чулок деньги, так как больше некуда. И вот одна из девиц, гуляя между столиками, обратила внимание на Кукиша, который как ни в чем не бывало опорожнял третий стакан лимонада. Уж не знаю, что ее привлекло, может, она его пожалела: сидит парень, одинокий такой, без компании, да еще и пьет дерьмо всякое. В общем, забирается она на его столик и начинает танцевать. У Кукиша аж слюни потекли от переживаний. А она извивается на его столике, вся такая молодая, холеная, загорелая, приседает, трогает его за волосы. И тут до Кукиша доходит, что нужно будет ей денег дать, он лихорадочно соображает, сколько же сунуть: и давать не хочется, и не дать нельзя, на него весь зал смотрит, – и наконец, после тяжелых размышлений, засовывает ей в чулок десять рублей.

– Сколько? – не поверил своим ушам Слива.

– Десять рублей, – нарочно медленно и внятно повторил Штрих.

– Да ладно! – в очередной раз выпустил дым Виктор Павлович.

– Я за свои слова отвечаю. Он засунул ей десять рублей. – Штрих почувствовал, что это всех задело. Ничего удивительного: Слива, Олег и Штрих любили проводить время в стриптиз-клубах, и почти в каждом у них были любимые танцовщицы. Видимо, и Виктор Павлович не обходился без того, чтобы пошарить у девочек в нижнем белье под предлогом осчастливить их на пару сотен.

– Твою мать, вот жмотяра! – Слива прибавил газу, обогнав новенький «Галентваген».

– Это еще не все. Девушка заметила, что за купюру он ей засунул, садится на столе, наклоняется к нему, берет стаканчик и начинает поить его лимонадом, держа стаканчик одной рукой, а другой гладя его волосы и плечи. Все, кто сидел за соседними столиками, полопались от зависти.

Штриха неожиданно перебил Олег:

– Теперь вон туда, где вывеска «My Little Baby», – показал он Сливе.

Штрих подождал, пока машина подъехала к одиноко стоящему трехэтажному особняку девятнадцатого века, на котором даже днем горела неоновым светом огромная надпись СLUB «My Little Baby», и продолжил:

– Ну, дальше она просит его закрыть глаза. Кукиш небось, ожидал, что сейчас произойдет что-то вообще нереальное, закрыл глаза, а она достала эти десять рублей, скомкала их и засунула ему в рот, да так глубоко, что тот чуть не подавился. Остатки лимонада она вылила ему на голову, а потом спокойненько спрыгнула со стола и ушла.

Рассказ Штриха всех развеселил. Хотя было заметно, что Виктор Павлович смеялся несколько натянуто.

– Молодец девчонка, не растерялась! – произнес наконец Виктор Павлович, внимательно рассматри­вая здание.

Штрих улыбнулся:

– Но и это еще не все.

– В смысле, это не конец истории? – Олег знал, что Штрих может трепаться бесконечно, и, даже если на самом деле история закончилась, на ходу способен придумать продолжение, которого никогда не было.

Машина затормозила на клубной стоянке.

– Да, еще не конец – Штрих явно был в ударе.

Они вышли из машины и дружно направились к огромным дверям клуба.

– Охранники выводят Кукиша из зала и требуют, чтобы тот извинился перед девушкой, потому что он ее страшно оскорбил таким отношением, – продолжил тем временем Штрих. – А этот урод начинает кричать, что это его оскорбили, что он чуть не погиб и, если ему сейчас же не выплатят компенсацию, он подаст на заведение в суд.

– Вот кретин! Он что, на полном серьезе это говорил? – Виктор Павлович швырнул сигару в стайку воробьев, которые тут же шумно взлетели и унеслись куда-то прочь.

– Да, представь себе! Ну, кончилось все, конечно, для Кукиша печально. Охранники, офигев от такой наглости, били его так, что парень потом два месяца провалялся в больнице.

– Да, не повезло! – По глазам Сливы было видно, что он живо представил себе эту картину.

Олег внезапно остановился, так что на него чуть не наткнулся шедший сзади Слива.

– Не повезло?! И это все, что ты можешь сказать?! Баба сама к нему залезла, ее никто об этом не просил. Это Штрих сказал, что Кукиш не знал, сколько бабок этой шалаве сунуть, а на самом деле у него, может, бабла и не было вовсе, он же студент, вот и сунул ей последний чирик! А его унизили и еще избили. Это не невезение, а полное дерьмо!

Пройдя еще несколько шагов, Штрих остановился и повернулся к остальным:

– Были у него деньги или их не было, не важно. Суть рассказа в том, что, если ты жмот, в дерьмо вляпаться можешь на пустом месте.

– А с Кукишем что потом было? – спросил Слива.