Выплеснув Наружу - Никита Сергеевич Грудинин

быть спасен. Ради их спасения можно жить, чтобы они не стали такими как ты. Тебе уже никто не может помочь. (Пауза.) Ты холодная, а ведь я держу тебя прямо за шею и хорошенько ее сжимаю… Глупая кукла. Пожалуйста, не говори со мной больше об этом. Я сам найду дорогу, не утруждайся. (Отпускает, уходит.)

Джессика успевает только откашляться ему в ответ. По дороге до лагеря Альфред выкидывает нож в кусты.

(Думает.) Я ужасен. Боже, как же меня не покарали. Моя кожа должна стать пеплом, а я все еще здесь. Я хожу, Я дышу, Я живу. Почему же? (Тянется рукой до еле заметных звезд.) Где ты? Где ответы? Мое время на исходе и я не знаю, что мне с этим делать. Хочется верить, что я поступаю правильно и рассуждаю также, но все это новое ведет меня туда, где я боюсь остаться. То место без ответов не должно быть для меня. Я стараюсь, Боже, как же я стараюсь попасть к тебе. Ты любишь меня, как и всех, я знаю, как же я хочу беседы с тобой. Знаю, что ты смотришь на нас с небес и думаешь: “Кого спасти?”. Я просто жду простого объяснения всей трагедии. Иначе, какой смысл? Жизнь не может быть простым украшением, где глубина? Я нигде не могу ее найти, так скажи мне, укажи, просто направь меня… (Глядит по сторонам.) Да почему ты игнорируешь меня!? Даже ты про меня забыл? Я тот мальчишка, кому ты устроил то еще испытание. Оно на веру? Проверяешь мою настойчивость? Да я стою на ногах с большим трудом, у меня нет стольких сил. Я в себя перестаю верить, но вера в тебя еще крепка. Не будь того, что было, кем бы я стал? Героем? А для кого? Негодяем? А зачем? (Пауза.) Все могло быть хуже, Да? А куда хуже? Почему он не сказал мне про простой риск? Когда тебя ждет такое, то какая боль может являться оправданием? После любого твоего поступка, может произойти что-то хорошее и что-то плохое, но почему кости всегда выдают маленькое число? Мы рождены, чтобы упасть, но после этого мы встаем и идем дальше, мы превосходим твои ожидания, этого ты хочешь? Хочешь, чтобы мы могли тебя удивить? Да, да! Это оно, то, что я так долго искал!

Альфред воспрянул духом.

VI

Палатка Вожатого.

Альфред, Вожатый, Джим.

Вожатый (Держится за голову). Ох, подай воды, Джимми.

Джим (Подает воду). Хороший вожатый – отличный я бы сказал.

Вожатый. Ой, не надо мне тут про это. Я сам отвечаю за все, что творю. (Пауза.) Зато вы развеялись и я отдохнул.

Джим. Я даже не знаю где Бобби с Мартином, я их только утром видел.

Вожатый. Вот и иди за ними.

Джим. А ты?

Вожатый. Я не в том состоянии, голова раскалывается.

Альфред. А зачем вы пили? Вожатому разве можно пить?

Вожатый (Испугавшись). Боже! Да тебе бы ниндзя стать. Сколько ты там стоишь?

Альфред. Немного, наверное, пару минут.

Вожатый (Бьет по уху, Джиму). А ты как его не заметил?

Джим. Ай! Ну, прости, был занят одним взрослым, которому то встать помочь надо, то воду подать.

Вожатый. Ладно, иди уже, ищи ребят.

Джим. Погоди, я же еще с Альфредом не пообщался.

Вожатый. Потом! Все сделаешь потом.

Джим. Ты такой злой с похмелья. (Пауза.) Пока, Альфред. (Ушел.)

Вожатый. О чем ты меня спрашивал?

Альфред. Зачем вы пили?

Вожатый. Ну, после твоей истории про отца мне стало не по себе. Еще встретил своего друга по выпивке, мы с ним любим проводить турниры: кто кого перепьет, кто быстрее выпьет восемь рюмок водки или бурбона. Может, мы еще что-то делали, но я не помню.

Альфред. Вы любите выпить?

Вожатый. Да я не знаю, чтобы я делал без этого. Меня отец с детства приучал пить. Друзей у него не было, а выпить с кем-то он хотел. Как можно догадаться – детство я плохо помню. Меня даже друзья называли будущим собутыльником всех людей на свете, – длинное название, знаю, но они любили поболтать. Мне нравилось то время, только так я был близок с отцом. Он был постоянно занят, совсем времени на других не было. Зато теперь я настоящий ценитель. Дома бутылок больше чем предметов на столе. Там можно гигантов на облаках споить. Бывает, приезжаю к отцу с двумя бутылочками чего-нибудь и обсуждаю с ним всякое.

Альфред. А как же мама? Она вам разрешала таким заниматься?

Вожатый (Коварно улыбается). Хе-хе, нет, меня пьяного от себя трезвого почти не отличить. Все отражается потом – когда я посплю. Мы делали это втайне от нее, проблем у нас не было. Хотя вначале я отторгал алкоголь и отец запирал меня у себя, говоря, что я помогаю ему по работе. Мама редко задавала вопросы по поводу работы. Знаю, мне не стать человеком, на которого стоит равняться, но я особо и не стараюсь таким становиться.

Альфред. Получается, что вы алкоголик.

Вожатый. “Ценитель”, так я себя называю и тебе советую так меня звать.

Альфред. А почему же вы стали вожатым?

Вожатый. Люблю детей. Во мне все еще живет душа ребенка. Не насытился детством я. Вся эта беззаботность и несерьезность уволакивает как мама в одеяло. Взрослые просто скучные. (Пауза.) Как видишь, с Джимом я общаюсь больше всех. Он достаточно взрослый, чтобы мы понимали друг друга и достаточно молодой, как и мои друзья в детстве. У меня, конечно, есть пару взрослых друзей, по типу того сторожа – Криса, с которым я вчера ушел. Если бы я только с детьми общался, было бы странно.

Альфред. Думаете, оставаться ребенком – разумное решение? Окружение заставляет быть взрослым, из-за окружения ты рано или поздно начинаешь смотреть на вещи по-другому… не как дитя. Думаю, чтобы этого не произошло надо изолировать себя от других, но какой тогда смысл? Неужели кто-то захочет быть изолированным ото всех ребенком? А может ли дитя даже в изоляции оставаться самим собой? Я – ребенок, но похож ли я на него? Я веду себя как ребенок или как взрослый?

Вожатый. Изоляция мало кому поможет, Альфред, это просто приходит само собой. Будь ты хоть закопан в горе игрушек, попивая газировку из трубочки, время идет, и мысли приходят под стать ему. Дети улыбаются каждому дню, потому что сегодня можно сделать что-то новое и интересное, то, что они не успели