Марк - Сергей Трофимов

Я понял, откуда пришла тревога. Он снова водил меня за нос. Допустим, какие-то вибрации прибора ввели меня вчера в ступор. Но почему они не подействовали на Диму. Я открыл рот, чтобы спросить об этом, но порыв сухого и знойного ветра забил мое горло песком.

Бесконечную дорогу сжимали с двух сторон пологие склоны барханов. Жара уменьшилась. Солнце, уходя за горизонт, превратилось в слепящую точку на острие пути. Рядом стоял архангел. Белые крылья сияли в алых сумерках. Он преграждал мне путь, и я знал причину запрета. Его губы оставались неподвижными, но слова звучали, и слова были такие: «Ты опоздал. День кончился, и через миг наступит ночь. Порою лучше повернуть назад, чем никогда не возвратиться.» Я прошел мимо, и он проводил меня печальным взором. Словно прощался, словно от сердца отрывал…

Резкая боль пронзила тело. Она вливалась в ладони, поднималась к плечам и расходилась по телу тошнотворной волной. Люди покинули зал. Я стоял напротив зеркала и с наслаждением вдыхал сладкий запах бревенчатых стен. Тишину нарушал лишь треск восковых свечей. Полумрак помещения дрожал. Он то удалялся, то приближался ко мне. Я взглянул на зеркало и ошеломленно отшатнулся. В зеркале отражались я и мальчик. Он смотрел на меня с упреком – со слезой. От этого взгляда мне стало муторно на душе. Я закрыл глаза, а когда снова открыл их, зеркало уже было затянуто черной тряпкой. С плеча на мои колени спрыгнул маленький котенок – пушистый и почти невесомый. Я протянул к нему руку – да куда там. Он скакнул с колен на пол и исчез, так же незаметно, как промелькнула моя жизнь. И я понял тогда, какая она смерть… Да что с того? День уже кончился, и приближалась ночь…

– Что с тобой, Марк?

Дмитрий еще раз встряхнул меня за плечи. Я открыл глаза и сделал несколько глубоких вздохов.

– Все не так сложно. Главное вспомнить себя – вспомнить пару моментов, которые отвлекут тебя от навязчивой притягательности этих пространств.

– Но откуда эти картины? В моей жизни никогда не было церковных свечей и песчаных барханов.

– Не обращай внимания на оформление. У нас огромный запас этой атрибутики, так что привыкай к смене событий и принимайся за дело. Сейчас мы попробуем забраться поглубже.

Я хотел задать ему очередной вопрос, но он вновь опустил мне на голову шлем, Мир погрузился в темноту. Тяжелый запах нечистот сдавил легкие. Ноги подогнулись, и я сел в мокрую грязь.

– Ничего, потерпи, – шепнул мне чей-то голос. – Уже скоро, я верю. Он придет, наш Уби, и все будет по-другому.

Уби действительно был важен для меня. Я не знал более великого человека, чем он. Мы все ждали его пришествия – ждали и дрожали от нетерпения. Какая-то мутная тьма и вздохи: «Вот… Скоро… Он придет, и все будет по-другому…»

Уби казался мне сильным и добрым. Я молился ему. Да и в кого еще было верить в этом затхлом сером колодце, где светлой точкой в вышине сияло имя величайшего из величайших. Уби! О нем слагали легенды и пели песни. Мы были раздавлены нашим бытием, и только он один мог указать нам путь к лучшей участи. Время от времени кто-то хватался за белые корни, торчавшие из стен, поднимался над нами на дрожащих ногах и кричал: «Я видел Его! Он уже идет!» И этот крик, как слезы, стекал по нашим лицам, падая в грязь, которую месили ноги людей.

Я потерял объективность. Меня захватило это нелепое ожидание. Я верил, что Уби – он и никто другой – нужен мне и всем тем, чьи эмоции отключили мои воспоминания об ином далеком мире. Я видел сны, в которых тихая песня матери пеленала меня счастливый покоем, спасая от холода и сырости пещеры. Я помнил слова отца о праведности веры наших предков. Но откуда тогда приходили образы солнца и звезд, цветов и желтой пыльцы на пчелиных лапках? Их не было в этом мире. Или, как бы сказал Дима, в этом воображаемом пространстве. Здесь не было ничего, кроме белых корешков, скользких стен и криков о вере и помощи. Это не мой мир, и я больше не хотел сидеть в этой дыре, ожидая какого-то Уби…

Спина заныла от неловкой позы. Я раскрыл глаза. Немного болела шея. Дети смотрели телевизор, и из их комнаты доносилась веселая песня: «Кубик-рубик, кубик-рубик…» В груди тяжело отозвалось и полетело куда-то вниз знакомое слово «Уби».

Раздался звонок. Я подошел к двери, шаркая тапочками. На пороге стояли двое.

– Марк? – спросил один из них.

– Да, – ответил я.

Второй ударил меня ножом в живот. Я слегка отклонился. Лезвие чиркнуло по ребрам. Ударом ладони я сломал ему переносицу. Он покатился вниз по ступеням лестницы. Первый выстрелил мне в грудь. Руки не слушались, ноги не двигались. Я не мог шевельнуть даже веками. Яркий свет лампы у потолка приводил меня в бешенство. Мужчина склонился надо мной и тихо засмеялся.

– Ну что, урод? Вот мы и встретились. Я муж той женщины, которую ты сбил машиной. Которую ты убил…

Он что-то говорил, но в моем уме вертелось слово «Уби». Мои губы приоткрылись, и из горла вылетело легкое шипение. Пуля, раздробившая позвонки, лишила меня возможности двигаться. Лицо мужчины исказилось от злости. Он вытащил из сумки шприц с длинной иглой и снова склонился надо мной.

– Ты умрешь, подонок. Умрешь в таких муках, о которых даже не подозревал.

Я смотрел на него и смиренно ждал смерти. Она отпустила меня у Бекеша. Она дала мне отсрочку в дисбате, но не сказала «прощай». И если мне суждено умереть, то какая разница, кто поможет этому – чернявый горец, помешанный на мнимой свободе, или ублюдок из института, сошедший с ума от наркотиков и любви к науке.

Мужчина вонзил иглу в мое сердце, но боли не было. Все ощущения пропали. Мной овладела отрешенность, и я понял, о чем говорил лаборант. Став простым свидетелем событий, я вышел из игры. Кто-то кого-то тыкал иглой, следуя сценарию, взятому из обширной коллекции в банке памяти. Как сказал Дима, «атрибутика».

Мой двойник умирал, подергиваясь в конвульсиях и широко раскрывая рот. Неужели рот действительно мог так широко раскрываться? Он превратился в черную дыру, которая, закручиваясь в воронку, росла на глазах. Дыра заполнила все пространство. Вращение черных слоев создавало вибрацию или, вернее, мягкое, но сильное давление, которое гнало меня к самому краю бездны. До рваного края дыры в бесконечность оставалось только несколько шагов, когда я вспомнил слова Дмитрия. Надо создать разрыв… Но как?

Неземная сила засасывала меня в темное пятно небытия. И тогда, расстегнув «молнию» на брюках, я помочился в другой мир. Прямо в неизвестность…

* * *

Когда мы вошли в просторный зал столовой, Дима, наконец, обрел дар речи.

– Боже мой, как я испугался! Мне казалось, что ты вот-вот войдешь туда.

– В дыру? – с усмешкой спросил я.

– В другой мир, – поправил он.

– А ты-то что боялся? Не понимаю.

– Марк, а как, по-твоему, ты попадаешь в эти пространства? Подумай, откуда мне известно о твоих похождениях?

– Наверное, ты – сканер. Следишь за мной, воспринимаешь информацию…

– Я сопровождаю тебя, Марк. И сканеры тоже сопровождают тебя в твоих путешествиях. Для нас, ты – дикий необъезженный жеребец с синдромом слабоумного самоубийцы. Ты мчишься навстречу гибели и тащишь нас за собой. Ты помочился в пасть смерти, а мы – себе в штаны.

– Нечего подглядывать, – пошутил я и похлопал его по спине.

Дима едва не упал. Когда он повернулся ко мне, я увидел в его глазах ту же ненависть, что и в первый день нашего знакомства. Какой чувствительный. Ничего, он учит меня, я – его.

– Никогда больше так не делай, Марк. Никогда!

Его голос дрожал, кадык подпрыгивал, а руки тряслись.

– Да что ты, Дима? Успокойся.

Промолчав весь обед и испепелив меня взглядами оскорбленной гордости, он, в конце концов, простил мою беспечность, и мы отправились на обещанную экскурсию по институту. Во многие места нас не пустили, но общее впечатление я получил. Это был небольшой городок. Люди здесь жили, работали, растили детей, ходили на танцы и в кино. Маленький закрытый городок, вокруг которого раскинулась степь, и у самого горизонта виднелись вышки с прожекторами, замыкавшие оградительный кордон.

Многие корпуса не имели ни окон, ни дверей – проходы туда пролегали под землей. Около силовой подстанции я заметил разрушенное строение. По бетонным стенам метровой толщины змеились широкие трещины. Верхняя часть здания обрушилась. Массивная арматура прогнулась причудливыми дугами. Дмитрий сказал, что это сделала женщина, взгляд которой обладал чудовищной разрушительной силой. Но я уже понял, что парень любил приврать, и не поверил ни одному его слову.

Мне очень хотелось посмотреть на «изолятор» и уродцев, однако нас туда и близко не подпустили, как, впрочем, и на объекты третьего отдела. Я понял, что люди этого подразделения нагнали страх на весь институт. Когда мы проходили мимо кафе, Дима сказал, что вечерами тут лучше не показываться.

– Это почему же? – удивился я.