Рейтинговые книги
Читем онлайн Набоковская Европа - Алексей Филимонов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 62
Между «Звездой» и «Красным Огоньком» (дрожащим в железнодорожном дыму) лежал номер шахматного журнальчика «8 х 8»; Федор Константинович перелистал его, радуясь человеческому языку задачных диаграмм, и заметил статейку с портретом жидкобородого старика, исподлобья глядящего через очки, – статейка была озаглавлена «Чернышевский и шахматы». Он подумал, что это может позабавить Александра Яковлевича, и отчасти по этой причине, отчасти потому, что вообще любил задачи, журнальчик взял.

Федор (обращаясь к барышне, заменяющей хозяина, и предъявляя взятый журнальчик):

Вы не скажите, сколько стоит сей опус?

Барышня (оторвавшись от чтения):

Право, не знаю. Но Вы же нам должны, так что потом рассчитаетесь.

Федор:

Спасибо. До свидания.

Федор Константинович выходит из книжной лавки.

Ат (читает диктор):

Он ушел с приятным чувством, что дома будет развлечение. Не только отменно разбираясь в задачах, но будучи в высшей мере одарен способностью к их составлению, он в этом находил и отдых от литературного труда, и таинственные уроки. Как литератору эти упражнения не проходили даром.

Комната Федора в квартире Щеголевых. Он усаживается за стол.

Ат (читает диктор):

Еще в самом начале своего пребывания на этой квартире Федор Константинович, полагавший, что ему нужен по вечерам полный покой, выговорил себе право получать ужин в комнату. На столе, среди книг, его ждали теперь два серых бутерброда с глянцевитой мозаикой колбасы, чашка остывшего, отяжелевшего чая и тарелка розового киселя (утрешнего). Жуя и прихлебывая, он снова раскрыл «8 х 8» (снова глянул на него исподлобья бодучий Н. Г. Ч.) и тихо стал наслаждаться этюдом, в котором немногочисленные фигуры белых как бы висели над пропастью, а все-таки добивались своего. Отыскалась затем очаровательная четырехходовка американского мастера, красота которой заключалась не только в остроумно запрятанной матовой комбинации, а еще в том, что при соблазнительной, но ошибочной атаке белых черные, путем втягивания и запирания собственных фигур, как раз успевали устроить себе герметический пат. Зато в одном из советских произведений (П. Митрофанов, Тверь) нашелся прелестный пример того, как можно дать маху: у черных было девять пешек, – девятую, по-видимому, добавили в последнюю минуту, чтобы заделать непредвиденную брешь, как если бы писатель торопливо заменил в корректуре «ему обязательно расскажут» более грамотным «ему несомненно расскажут», не заметив, что сразу за этим следует «…о ея сомнительной репутации».

Ат (читает актер, играющий Федора):

Вдруг ему стало обидно – отчего это в России все сделалось таким плохоньким, корявым, серым, как она могла так оболваниться и притупиться? Или в старом стремлении «к свету» таился роковой порок, который по мере естественного продвижения к цели становился все виднее, пока не обнаружилось, что этот «свет» горит в окне тюремного надзирателя, только и всего? Когда началась эта странная зависимость между обострением жажды и замутнением источника? В сороковых годах? В шестидесятых? И «что делать» теперь? Не следует ли раз навсегда отказаться от всякой тоски по родине, от всякой родины, кроме той, которая со мной, во мне, пристала, как серебро морского песка к коже подошв, живет в глазах, в крови, придает глубину и даль заднему плану каждой жизненной надежды? Когда-нибудь, оторвавшись от писания, я посмотрю в окно и увижу русскую осень.

Занавес

Акт пятый

Первая беседа

Ат (актер, играющий Федора):

Когда он поселился у Щеголевых и увидел ее в первый раз, у него было ощущение, что он уже многое знает о ней, что и имя ее ему давно знакомо, и кое-какие очертания ее жизни, но до разговора с ней он не мог уяснить, откуда и как это знает. Сначала он видал ее только за обедом и осторожно наблюдал за ней, изучая каждое ее движение. Она едва говорила с ним, хотя по некоторым признакам – не столько по зрачкам, сколько по отливу глаз, как бы направленному в его сторону – он знал, что она замечает каждый его взгляд, двигаясь так, словно была все время ограничена легчайшими покровами того самого впечатления, которое на него производила…

Комната Федора. Он сидит за столом и читает. Стук в дверь. «Надменно-решительным шагом» входит Зина Мерц, «держа в руке небольшую, спрятанную в розовой обертке, книгу».

Зина (быстро и сухо):

У меня к вам просьба. Сделайте мне тут надпись.

Федор берет книгу, узнает в ней сборник своих стихов. Медленно откупоривает пузырек с чернилами.

Зина:

Только фамилью, – пожалуйста, только фамилью.

Федор расписывается в книге.

Зина:

Ну вот, спасибо.

Федор:

Я только хотел вам насчет моей книжки: это не то, это плохие стихи, то есть не все плохо, но в общем. То, что я за эти два года печатал в «Газете», значительно лучше.

Зина:

Мне очень понравилось то, что вы раз читали на вечере. О ласточке, которая вскрикнула.

Федор:

Ах, вы там были? Да. Но у меня есть еще лучше, уверяю вас.

Зина выходит быстро из комнаты и возвращается с газетными вырезками его и кончеевских стихов.

Зина:

Но у меня, кажется, не всё тут.

Федор:

Я не знал, что это вообще бывает. Буду теперь просить, чтобы делали вокруг такие дырочки пунктиром, – знаете, как талоны, чтоб было легче отрывать.

Зина:

А я знаю, что вы жили на Танненбергской, семь, я часто бывала там.

Федор (с удивлением):

Да что вы.

Зина:

Я знакома еще по Петербургу с женой Лоренца, она мне когда-то давала уроки рисования.

Федор:

Как это странно.

Зина:

А Романов теперь в Мюнхене. – Глубоко противный тип, но я всегда любила его вещи. Достиг полного расцвета. Музеи приобретают… Вы знаете его «Футболиста»? Вот как раз журнал с репродукцией… И я еще кое-что знаю. Вы должны были мне помочь с одним переводом, вам это передавал Чарский, но вы почему-то не объявились.

Федор:

Как это странно.

Занавес

Ат (актер, играющий Федора):

Еще через несколько дней вечером он из своей комнаты подслушал сердитый разговор – о том, что сейчас должны прийти гости и что пора Зине спуститься вниз с ключом. Когда она спустилась, он после краткой внутренней борьбы придумал себе прогулку…

Парадная берлинского дома, где живут Зина и Федор. Зина стоит в бирюзовом джемпере у стеклянной двери, поигрывая ключом, надетым на палец, ярко освещенная. Рядом с ней останавливается Федор.

Зина:

Что-то они не идут.

Федор:

Вы давно ждете? Хотите, я сменю вас?

гаснет электричество

Хотите, я всю ночь тут останусь?

Федор пытается обнять Зину «за призрачные локти», но она уклоняется и быстро нажимает на кнопку, включая свет.

Федор:

Почему?

Зина:

Объясню вам как-нибудь в другой раз.

Федор:

Завтра.

Зина:

Хорошо, завтра. Но только хочу вас предупредить, что никаких разговоров не будет у нас с вами дома. Это – решительно и навсегда.

Федор:

Тогда давайте…

За дверью появляются коренастый полковник Касаткин и его высокая, выцветшая жена.

Полковник Касаткин:

Здравия желаю, красавица.

Федор выходит на улицу.

Занавес

Акт шестой

Свидания

Скамейка в саду, на которой сидят Федор и Зина.

Федор:

Почему же?

Зина:

По пяти причинам. Во-первых, потому что я не немка, во-вторых, потому что только в прошлую среду я разошлась с женихом, в-третьих, потому что это было бы – так, ни к чему, в-четвертых, потому что вы меня совершенно не знаете, в-пятых…

Федор осторожно целует Зину в «горячие, тающие, горестные зубы».

Зина:

Вот потому-то.

Зина перебирает и сильно сжимает пальцы Федора.

Занавес

Ат (читает актер, играющий Федора):

С той поры они встречались каждый вечер. Марианна Николаевна, не смевшая ее никогда ни о чем спрашивать (уже намек на вопрос вызвал бы хорошо знакомую ей

1 ... 5 6 7 8 9 10 11 12 13 ... 62
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Набоковская Европа - Алексей Филимонов бесплатно.

Оставить комментарий