Золушка по принцу не страдает (СИ) - Фрес Константин

Садовник метался по поляне, как злой дух, размахивая оружием, и онемевшие разбойники смотрели, как он лишает их главаря предметов гардероба, попутно расписывая его старую шкуру кровавыми письменами. Злая шпага рассекла ремень на штанах бандита, и штаны предательски поползли вниз, мешая драться. Придерживая их свободной рукой, пыхтя, израненный и несчастный, разбойник двигался все медленнее и поспевал все меньше, получая обидные шлепки и острые безжалостные тычки.

— Давай, Люк! — верещала белка, ерзая всем телом и стараясь высвободиться из ячеек сети. Она совсем позабыла, что еще недавно дразнила самого Люка, покачивая медальоном у него перед носом, и теперь искренне болела за него. — Покажи им, как связываться с нами! Надавай им тумаков по шеям! Бей их!

Последним ударом Люк выбил оружие, отшиб разбойнику пальцы¸ хлестко попав по руке, и в великолепном выпаде проткнул его объемное пузо.

Изабелла зажмурилась и отвернулась, вскрикнув. Эта сцена была явно не для дамских глаз.

Но из-под грязноватой рубахи посыпались отнюдь не кишки; из прорехи полилось потоком золото, монеты, украшения, цепочки, и разбойник стал тощее чуть не вдвое.

Зажимая прореху одной рукой, подтягивая штаны другой, завывая от страха, проигравший бросил своих бравых головорезов и умчался в лес.

Но осталось еще четверо, вооруженных, озлобленных и не менее толстых.

Здоровяк, удерживающий Изабеллу на плечах, взревел и скинул ее вниз, на траву, выхватывая довольно серьезное оружие — дубину, окованную железом.

Против такого оружия со шпагой не попрыгаешь; но Люка не испугала и эта могучая боевая палица. Грозно ревя, как марал в чаще леса, великан размахнулся своей дубиной, и земля полетела из-под железных шипов.

Изабелла уткнулась лицом в траву, обмирая от страха, потому что ей казалось — еще немного, и великан настигнет Люка и пришибет его свой дубиной. А белка напротив, горела желанием действовать. Извиваясь, как червяк, она таращила глаза, выбираясь из-под сетки и оставляя на ней клочья своей шерсти.

Наконец ей это удалось, и она с воинственным цокотом попрыгала в атаку на великана, который нападал на Люка.

Люк был слишком верткий и шустрый, и разбойник с дубиной итак здорово утомился за ним гоняться. А тут еще и эта белка… вереща и цокая, она взобралась ему по спине на голову, на самое темечко, и, свиснув оттуда, цепко ухватила его за лохматые брови.

— Поворачивай! — верещала она, упираясь задними лапами в гармошку морщин на лбу разбойника, а передними изо всех сил дергая его за брови, раскрывая ему пошире глаза на мир и делая выражение лица очень удивленным.

Все эти манипуляции разбойнику очень не понравились, и он, не долго думая, что есть силы шлепнул себя ладонью по лицу, влепив хорошую оплеуху.

По белке, конечно, не попал, а вот сознание из себя едва не выбил.

— Аг-га! — верещала белка, скача на его темени и исполняя зловещую пляску смерти. — Получил, да-а-а! Я тебе покажу!

Разбойник озлобился, начал метаться, хватать себя за бока, по которым, словно по вековому дубу, метался неуловимый зверь. Но, конечно, ухватить пушистого надоедалу не удавалось. Более того — белка вдруг словно вспомнила какое-то заклятье. Шустро взобравшись на голову умаявшемуся разбойнику, она что-то шепнула над его теменем, шустро посучила пальцами, будто солила суп. Золотые крупинки магии скудно посыпались на голову разбойника, и неведомая сила начала поднимать его в воздух.

Он закричал, чувствуя, что ноги его не касаются земли, а сам он взлетает, медленно и важно, словно цепеллин. Миг, другой, третий — и его подняло достаточно высоко. Белка радовалась и верещала, скача по разбойнику и раскачивая его.

Затем она одним прыжком перепрыгнула на близлежащее дерево и разбойник, лишенный ее магии, сверзился на землю, с грохотом и звоном, и там замер, неподвижный.

— Па-лу-чи-и-ил! — верещала белка злорадно. — Ну, кого еще заколдовать? Подходи по одному!

Великан пал; но его трое товарищей встали теснее плечом к плечу, чтобы отомстить за него. У них, как и у главаря, были великолепные сабли, и они ударили разом. С лязгом скрестилось их оружие и шпага Люка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Но Люк, приняв первый удар, нашел в себе силы чтобы не только удержать, но и оттолкнуть сабли разбойников.

— Вали их, Люк! — верещала белка, кровожадно прыгая на поверженном великане. — Бей их!

С этими тремя, которые нападали бестолково и мешались друг другу, Люк наскоро сыграл в крестики-нолики, прочертив на одежде каждого по нескольку крестообразных прорех и проткнув каждого в районе живота, чем вызвал неудержимое золототечение.

Трое разбойников оказались умнее предыдущих двух, и потому ретировались очень быстро. Они прыжками умчались в кусты, помечая свой путь золотым следом.

— Победа! — голосила белка верхом на уползающем раненном великане. — А-а-а, забоялись? Меня забоялись? Будете знать, как связываться со мною! Я вам не просто так! Я Вильгельмина Герхен-Дармоедская!

Люк поспешил к Изабелле и в один взмах вспорол сеть, в которую завернули ее разбойники.

— А ты хорошо дерешься, садовник, — прошептала Изабелла, все еще испуганная, дрожащая и порядком помятая разбойничьими лапами. — Не думала, что в руках, которые с утра до ночи поливают розы, столько силы…

— Я в армии служил, — ответил Люк серьезно. — Ты как, цела? — тревожно спросил он, помогая девушке подняться на ноги. — Испугалась? Говорил же я тебе — ты слишком беспечно и легкомысленно себя ведешь для девушки! Одна разгуливаешь по лесам…

— Этих разбойников здесь быть не должно было, — всхлипнула Изабелла. — Я этот лес знаю, как свои пять пальцев…

— Сегодня не должно, а завтра должно! — возразил Люк. — Никогда не угадаешь, когда и где настигнет тебя беда!

— Да, — горько ответила Изабелла, переводя дух. — Такое мое везение, значит. Вчера встретила проходимцев-гномов и пьяницу-белку, сегодня — разбойников и одного обаятельного мошенника, который позвал меня замуж, вероятно, уже женатый на другой, портрет которой он носит рядом со своим бессовестным, лживым сердцем! Все, оставь меня. За спасение спасибо. Но ухаживания свои оставь при себе. С меня хватит всего этого — разбойников, пьяниц и… слишком красивых мошенников.

Голубые глаза Люка потемнели, губы сжались в узкую полоску, брови гневно изогнулись.

— Посмотри, что там, в медальоне, — резко велел он. Слишком резко, слишком повелительно; в его голосе прорезались прямо-таки стальные нотки, пугающие больше зловещего свиста его шпаги, и Изабелла едва не сделала то, о чем он ее просил.

Ее руки испуганно потянулись к медальону, но тут же отдернулись.

— Нет! — выпалила Изабелла упрямо. — Даже не вздумай мне сейчас показывать своих подружек! Что она там, уродлива? Без глаза? Без носа? Ты с ней из жалости? Что?!

Все эти глупости Изабелла тоже почерпнула из журнала, когда немного его читала. Там был опубликован какой-то дамский трогательный роман, в котором красивый герой совершил нечто подобное. Соединил свою судьбу с судьбой увечной, но коварной и расчетливой девушки. И очень этим терзался.

Словом, трагедия.

Но Люк, кажется, этого журнала не читал.

Обхватив Изабеллу за плечи, он прижал ее к дереву, к шершавой и грубой коре, подавил все ее попытки сопротивления и снова повторил едва ли не по слогам, глядя злющим взглядом в глаза девушки:

— Открой. Его.

— Там девица, девица! — заверещала белка, мгновенно позабыв о том, как болела за Люка. — И прехорошенькая! Не позволяй ему тебе голову заморочить! Ишь, хитрец какой!

Но тут свое злое «вж-ж-ж-ау!» сказала шпага Люка. Распоров воздух, она едва не ткнула острием прямо белке в нос.

— Замолчи, глупый зверь, — процедил Люк зловеще.

И та, увидел сверкающую сталь у своей морды и суровый взгляд молодого человека, направленный на нее, мигом обмякла, пустила лужу и сдулась, как проткнутый шар, упав в обморок.

— Давай, — обернулся Люк к Изабелле. — Расстегивай его.