Орки (СИ) - "Урук Хромой"

На выходе из Ямы на полу галереи выцарапан квадрат строя. Сотник, пробегая сбоку строя, с каждым шагом перекидывал одну пластинку на четках, что держал в лапе. Шаг - четыре орка. Проверив количество, скомандовал помощникам.

- Кухня! Сотня, шаг!

Все ускоряясь, сотня порысила в сторону запаха еды.

- Как ругаться умеет, этот мастер Ямы, - прошипел Хр, - прям заслушаться можно, я ему как-нибудь тоже что-нибудь скажу.

- Скажи, получишь от него лопатой по голове, будешь спать в галерее у входа, пока не оближешься весь, - ответил Уш.

Подбежав к Кухне, они застали хвост другой сотни, быстро вжимающейся в нее. Остановив строй, сотник прошел в боковой проход вместе с полусотником.

Шумно нюхавшая и гудящая масса сотни переминалась в нетерпении у входа. Впереди идущая сотня целиком втянулась в проход. Орки замерли в нетерпеливом ожидании.

Из прохода выскочил полусотник, вытирая морду.

- Двойной паек! - горестно прошептал Хр. Вся еда, что проходила мимо него, вызывала в его душе страшное горе.

Взмахом руки скомандовав движение, полусотник нырнул в проход. Перестраиваясь на ходу, орки потянулись по одному внутрь.

Внутри забил барабан Кухни, отбивая ритм движения. Заходя внутрь, каждый брал из кучи, наваленной сбоку от входа, костяную миску, сделанную из верхушки черепа орка. Продвигаясь дальше, они подходили к выдаче. Выдача находилась в начале длинной каменной канавы, проходившей посередине галереи, у ее края сидела орочиха и костяным черпаком разливала в миски похлебку. Черпала она из кожаного мешка, что перед ней держали две молодые девчонки, и еще две стояли в готовности с новым. Рядом с Черпалой стоял сотник, неторопливо пьющий из небольшой чаши. Не спуская глаз со своих орков, он похлопывал себя по ноге кнутом. Сотник ел, пока шла сотня, это была его плата и его привилегия. Предел жуткой, черной зависти всей огромной своры рабочих орков. Из своей доли сотник подкармливал своих помощников. Выпив чашку, он протянул ее державшей мешок девчонке. Получив новую порцию, продолжил пить. Все делалось молча. Работники кухни все были в кожаных намордниках. Еда была дорога, и оберегалась таким простым способом.

Первый полусотник, пройдя по канаве и съев свою второю порцию, строил на выходе сотню. Второй забежав к сотнику, с поклоном принял у него чашу, и быстро выпив ее, умчался обратно, стеречь хвост строя и ожидать вторую порцию.

Подойдя к куче мисок, Уш с тоской посмотрел на груду.

- Щенков головы были, наверное.

Подхватив миску, показавшуюся немного больше, он нырнул в канаву, его покачивало от запаха похлебки. Желудок радостно взвыл в ожидании работы.

Впереди идущий Хр зашатался, слепо шаря перед собой.

- Сейчас упадет.

Уш, потянув товарища за плечо, со всего маха залепил по покрытому каплям пота, серому лицу товарища ладонью. Его голову мотнуло от удара, глаза, уже закатывающиеся, вернулись на место. Хр затряс головой и уже осмысленно кивнул Ушу. Перед ними периодически раздавались удары. Живущие на пределе выживаемости, орки часто пытались упасть от запаха еды, и поднять их могла только боль от удара. Если это не делал идущий сзади, это делал сотник, кнутом. Чаще всего свистел кнут.

Подойдя ближе, Уш увидел, что к державшим мешок девчонкам подошла еще одна, и довольно заворчал. Она прибежала с костяной лопаткой и стала мешать в мешке, стараясь не мешать Черпале.

- Хоть не одну воду пить, - удовлетворенно подумал Уш, протягивая миску.

Черпала, как и помощницы, была одета в фартук из кожи. Только наличие множества косичек и фартука отличало самок от самцов, а так, такие же худые и поджарые, с крупными, раздавленными работой руками, сгорбленные и сутулые. Также в правое ухо каждой была вставлена бирка с указанием сотни. На сморщенной морде Черпалы была нанесена полоска, знак десятника. На предплечье правой руки сверху вниз спускались поперечные шрамы, знаки материнства. Увидев их, Уш уважительно склонил голову.

- Заслуженная мать!

Увидев его поклон, орочиха дернула плечом и скинула с черпака еще немного гущи. Уважение к самкам давно стало старым забытым обычаем, но Уш его знал. Как знал и, кто его мать.

Поднеся к лицу двумя руками миску с похлебкой, он глубоко втянул в себя запах еды.

- Канава длинная, миска маленькая, зачем спешить? - закрыв глаза, он разложил в голове запах, - грибы свежие, этого урожая, водорослей многовато, отжимка моховая. Проще было бы пыли насыпать. И, кажется, немного бульона. Мясо!

Открыв глаза, грустно посмотрел на миску.

- Как мало!

Приложившись, стал пить через край. Не слишком-то густая похлебка вливалась в него, согревая теплом и падая в судорожно сокращавшийся желудок. Несколькими глотками выпив чашку, он с наслаждением стал ее вылизывать. Вылизав ее дочиста, закрыл глаза, продолжил двигаться в ритме барабана. Его немного шатало, и кружилась голова. Он опирался на края канавы, поднимаясь все выше. В конце канавы каждый орк бросал миску в каменный желоб, и она по нему скатывалась в кучу в нижней части зала.

Поднявшись наверх, он прошел к стене. Поилка.

Вдоль стены был выложен желоб, по нему текла вода. Каждый проходящий орк зачерпывал ее и пил. Лапы были у всех.

Предгорья у истока Костянки.

Поднявшись из снега, он выругался. Сразу на трех языках. Сани валялись с разбитым полозом, удар рогов барана не прошел даром. Туша виновника осталась привязанной к саням, как и короб. Отыскав улетевший в сторону посох, он внимательно осмотрел повреждения.

- Дальше пешком идти.

Остановившись, замер и прислушался. Медленно стащил капюшон с головы и немного поводил ей из стороны в сторону, подергивая ушами. Потом повернулся в одну сторону и замер.

Из-за камня прихрамывая, вышел орк и, с трудом передвигаясь по осыпи, двинулся к нему. Он сильно хромал и опирался на кол с обожженным острием. Фигура была скрыта под уже видимой им ранее накидкой из травы.

- Уже зрелый, ближе к старый, какой же мелкий и тощий. Не воин,- еще принюхался - и еще трое с ним. Щенки, одна самка.

Выпрямившись, он встал и, воткнув посох в снег, вытянул сжатые в кулаки руки, подержав их так мгновение, раскрыл ладонями в сторону орка. Тот тоже остановившись, удивленно захлопал глазами, помявшись минуту, повторил жест.

- Гыы (кто)?

- Чага (орк).

Однако, я его понимаю, южный диалект рабочих.

- Это наши горы.

- Мне они не нужны. Иду мимо, воевать не хочу.

- Торговать?

- Нет, иду мимо.

Из сказанного только первые две фразы были словами. Дальше общение пошло жестами.

- Твои трое щенков выйдут?

- Хорошие уши.

- И нос, одна самка.

- И нос.

Обернувшись, орк тихо просвистел. Из-за камней вышли еще три фигуры, также вооруженные и одетые. Подойдя на расстояние броска копья, они остановились.

- Будем драться? Или есть?

Усмехнувшись, наш герой ответил.

- Есть, мое.

Орк кивнул, и они сошлись на расстояние руки. Изможденное, сморщенное лицо собеседника с опаской и любопытством осматривало нового для него орка, усиленно принюхиваясь.

- Чага.

Даже с удивлением произнес он. Хромой орк с трудом сдерживал себя от желания повернуться в сторону саней. Запах крови и мяса явственно витал вокруг. И также пахло от встреченного путника, кровью и сытым орком. Трое щенков уже и так, все забыв, повернулись и с наслаждением втягивали аромат.

- Идем, смотреть.

Они подошли к перевернутым саням и осмотрели их. Путник заметил, как дрогнуло лицо орка при взгляде на сани. Он сразу сгорбился и поник. Подбежавшие щенки резко остановились и дружно выдохнули, перехватив свои копья поудобнее, самка пискнула, пытаясь сдержать себя, засунув в рот руку, прикусила ее. Медленно повернувшись к путнику, орк показав на сани, спросил жестом.

- Где?

- Умерли, - наклонившись, поднял горсть снега. - Снег.

Опустив голову, орк помолчал. За спиной у него девчонка упала на колени в снег и затряслась в сдерживаемых рыданиях. Стоящие спереди щенки, засопев, перехватили свои копья. Орк, обернувшись, махнул на них рукой. Повернувшись, продолжил спрашивать.