Маркиз и Жюстина - Олег Волховский

– Не в качестве повара.

– Не спорь. Лучше опиши мне сабспейс. Это приказ.

Мы живем в студии, то есть комнате с кухней в одном бокале. Так что можем спокойно трепаться, пока я готовлю.

– Похоже на состояние медиума во время сеанса, – говорит она. – Я рассказывала тебе, что развлекала народ подобным образом?

– Да, я помню.

– Или на медитацию, при которой надо сосредоточиться в точке. Все вокруг исчезает и погружается в туман, кроме этой точки. Кроме твоего лица.

Она вскакивает, накинув халатик, бросается помогать мне.

– Мне летать хочется, а ты говоришь «лежи!». Катарсис после жертвоприношения, рука милости после пытки, рай после чистилища – вот что такое сабспейс.

– А в Вене есть музей истории города, – говорит она. – Там я видела меч палача, широкий такой и с закругленным концом, странный. Никогда не спутаешь с боевым. И еще там была книга огромная, как богослужебное Евангелие, толстенная, как энциклопедия. Лежит под стеклом, открытая на странице со средневековой гравюрой, где с немецкой точностью все подписано и снабжено комментариями и сносками. «Учебник палаческого искусства».

– Ого! – отзываюсь я. – Полцарства за коня!

– В Интернете, наверное, есть.

– Посмотрим!

– Слушай, я все вспоминаю железную деву. Почему мы никогда не использовали иглы?

– Я акупунктуры не знаю. Опасно: в сосуд можно попасть или в нерв.

– Спроси у Кабоша.

– Хорошо, спрошу.

Новый год. Бал. Серое здание советского НИИ наплывает на нас из тьмы. У входа – елка с гирляндой, медленно разгорающейся красным, зеленым, синим. Охрана смотрит изучающе.

– Извращенцев принимаете? – весело спрашивает Жюстина.

– Третий этаж, налево, – привычно кивает охранник.

По всему залу горят свечи. Играет музыка. Честно говоря, довольно попсовая: Витас, Мадонна, Manowar. Но на наш вкус не угодишь, терпим. Буквой «п» стоят столы. Киваем знакомым.

На Жюстине черный кожаный комбинезон со шнуровкой. Красная шнуровка, как разверстые раны, спереди, по рукавам, по бокам. ИМХО, очень красиво. Высокие каблуки Жюстина терпеть не может. Поэтому компромиссный вариант: черные невысокие сапожки.

На мне черные кожаные брюки и кожаный жилет поверх черной шелковой рубашки. Вид мрачноватый и вполне палаческий. На левой руке – кожаный браслет с заклепками. У Жюстины – такой же на правой. Сторона имеет значение. Любые аксессуары слева говорят о том, что ты – верхний, справа – нижний. Впрочем, всегда можно обвеситься побрякушками с двух сторон, имя в виду, что ты свитч, меняющий роли. Происхождение традиции неясно, однако существует легенда, что во время «золотой лихорадки» в Сан-Франциско в тысяча восемьсот сорок девятом году женщин настолько не хватало, что мужчины были вынуждены играть женские роли во время танцев в барах и носили банданы в левом или правом заднем кармане брюк в знак того, ведут они сегодня в танце или ведомы. Первоначально эта традиция использовалась геями и означала активного или пассивного партнера, а потом была заимствована БДСМ-сообществом.

Слева на поясе у меня висит перочинный нож (игры с холодным оружием). Если его дополнить красным шейным платком, окружающие решат, что я люблю фистинг или игры с кровью.

Цвет тоже немаловажен, хотя я не встречал в русской БДСМ-тусовке строгого следования цветовой символике. Но все же, если вы не гей, голубую рубашку надевать не стоит. С розовым тоже не шутите, этот цвет означает пытки сосков, а теплая гамма от желтого до коричневого – пристрастие к малоаппетитным развлечениям, имеющим общее название «туалетные игры».

Браслет из толстой веревки на правой руке говорит о желании быть связанным, а веревочный бантик на левом лацкане – самому кого-нибудь связать.

Плетеный кожаный браслет или брелок в виде плетки – символ флагелляции. Впрочем, Кабош носит у пояса настоящий, скрученный несколько раз здоровый кнут.

Малюсенький пучок березовых розог вместо цветка в петлице – знак любви к дорогому отечеству и его славным традициям, например, русскому национальному виду порки: «березовая каша».

Есть еще один символ, общий для всего БДСМ-сообщества. Это трискель. Он похож на трехлучевую свастику или символ инь-ян с тремя лепестками. Злоупотреблять им не следует, чтобы не сочли завсегдатаем. Его мало кто носит. Я знаю двоих.

Дресс-код. Тематическая одежда. Атласные платья с открытыми спинами, высокие каблуки, черные чулки. Кожа, латекс, ПВХ.

Впрочем, на вкус и цвет… Мы как-то выпендрились, притащились на вечеринку в кимоно и с мечами – нормально.

Впрочем, здесь тусовка терпимая. Мэтр Кабош почти либерал. Д/с не любит, рабынь не имеет. Правда, у него сразу четыре боттома. Но это уж как кому нравится.

Потанцевали, насмотрелись на мужской и женский стриптиз. Того и другого много и иногда со вкусом.

Садимся за стол. Жюстина вопросительно смотрит на меня. Вассал обязан испросить у государя позволения сесть. Я небрежно указываю на стул рядом с собой.

Вина нескольких стран на выбор. Неплохо. Мы остановились на прованском розовом в память о нашем южнофранцузском путешествии.

Удовлетворив первый голод, народ повеселел и начал развлекаться тушением свечек кнутом. Ритмичные, как во время экшен, удары бича. Я не большой мастер этого девайса, но тоже пробую. Со второго раза. Даже у Жюстины получается.

В соседней комнате девушку поливают воском. Она обнажена и привязана ремнями к столу. На лице – кожаная маска, полностью скрывающая черты. Ноги разведены. На бедрах и на плечах горят свечи. Маленькие, тонкие, как на торте. Ее верхний по прозванию Господин Рабов предлагает такие же свечки всем желающим: можно зажечь от тех, что уже есть, и покапать на «жертву», можно укрепить на ее теле, добавив свою лепту к украшению «тортика». Моя свеча не крепится ни в какую. Вопросительно смотрю на хозяина девушки (свечи на плечах сидят, как влитые).

– Они на иглах, – тихо говорит он.

У Жюстины загораются глаза.

– Я тоже так хочу. Ты же обещал спросить у Кабоша!

Господин Рабов тонко усмехнулся. Его усмешка говорит: «Распустил рабыню!»

– У нас не Д/с, – упрямо говорю я.

– А я слышал, что у вас более элэсный Д/с, чем у «Посланников вечности».

– Вассал и раб – не одно и то же.

Девушка стонет.

Я оборачиваюсь. Жюстина капает на нее воском, улыбаясь, как развратницы Сада. Она прекрасна. Девушка кончает под каплями воска с ее свечи.

– Из тебя неплохой топ, – шепчу я Жюстине. – Свитчуешь?

– С тобой – никогда.

Я задумываюсь. Среди женщин очень много свитчей.

…Кажется, тогда же или чуть позже, Жюстина заговорила о брэндинге.

– Я хочу всегда чувствовать, что принадлежу тебе.