Маркиз и Жюстина - Олег Волховский

Он выкладывает на стол книгу, обернутую в страницу из глянцевого журнала с рекламой французского коньяка.

– Прочитайте. Возможно, это убедит вас в том, что мы заботимся о безопасности, и нанесение каких-либо серьезных повреждений организму или тем более убийства ни в коей мере не входят в наши планы.

Снимаю коньячную рекламу. Под ней, на обложке, черным по темно-серому, изображен мужчина в палаческой одежде с кнутом в руке и написано: «Садомазохизм: путь плети (пособие по флагелляции)».

Возвращаю обложку на место, беру книгу. Последняя страница как-то далековато отстоит от предпоследней. Кладу книгу на стол, приоткрываю последнюю страницу. А, вот оно! В книгу вложен довольно толстый конверт. Интересно, сколько там? Штука точно есть. Возможно, больше.

Соблазнительно, конечно. Основных возражений два: компания против «оборотней в погонах» и депутат Пеотровский.

– Депутат Пеотровский, конечно, влиятельный человек, – тихо говорит Кабош. – Но ведь скоро выборы. Что-то там дальше будет?.. – Он развел руками.

Я улыбнулся.

– Депутат Пеотровский лично против вас ничего не имеет.

– Против меня?

– Конечно. Вы у нас проходите как сообщник.

– Сообщник?!

Любуюсь произведенным впечатлением.

– Вы же там были…

– Ну и что? Я врач.

– Это точно. Врач от слова «врать».

– Вы что, серьезно?

Выразительно смотрю на книгу.

– Почитаю, пожалуй… Может быть, вы и правда ни при чем. Но по поводу Маркиза ничего обещать не могу.

Я опустил книгу в портфель и встал из-за стола. «Оборотни в погонах» – это те, кому не повезло. Из меня мало интереса делать «оборотня», я человек маленький. И дело негромкое. И интересы господина Пеотровского я блюду. Кабоша мне не заказывали.

Вышел на улицу, закурил. У тротуара припаркованы многочисленные иномарки. Интересно, какая Кабошева.

Шагах в двадцати, за ближайшей церковкой, дождался появления Кабоша с подругой. Они сели в темно-серый «Мерседес».

Кабош

«Мерседесу» лет пятнадцать, и куплен он лет пять назад, но, благодаря современному дизайну, еще может произвести впечатление на лоха.

Мучительно хочется курить. Но не далее, как сегодня утром, я совершил с собственными сигаретами то же садистское действие, которое приказал совершить Джин.

Вот это номер! Хотел откупить Маркиза, а откупил себя! И денежки, собранные для Андрея, ушли налево. Я бы ни хрена не поверил этой ментовской сволочи, если бы у меня на столе не лежала актуальная книга Льва Докторова «Выжить за решеткой» с историей о том, как человек был осужден за изнасилование, проспав всю ночь в соседней комнате. Так что угроза г-на Волгина не так уж нереальна.

Если бы только мои были деньги – я бы плюнул. А так нет! Надо искать ходы. Может быть, зря я полез на пролом? Черт! Думать невозможно ни о чем, кроме курева!

– Господин, Маркизу убийство с особой жестокостью предъявляют?

– Да, вроде…

– А за это «вышку» дают?

– У нас за все дают, было бы желание. Запишут, что он ее сначала изнасиловал, – и дадут.

– Угу! После пяти лет совместной жизни!

– Ну и что? На Западе это уже не аргумент. Одна надежда на мораторий.

Машина плохо слушается. Скользко! Выпил-то совсем чуть-чуть. Нервы!

Выехали, наконец, за город. Рязанское шоссе. Я свернул на обочину и остановился.

– Так, Джин, сегодня ты вынула пачку сигарет и собиралась курить.

Джин вздохнула.

– Договор был? Ну? Не слышу?

– Был.

– Выходи из машины.

Она подчинилась. Вышла, встала у двери.

Я вылез с другой стороны.

– Вперед. Пять шагов по обочине. На колени в снег. Не подниматься! Десять минут.

Мимо проезжают машины. Может быть, водителей и удивляет вид коленопреклоненной девушки на обочине дороги, но никто не останавливается.

Я отошел шагов на пятнадцать, заметил время. Может, все-таки закурить? Она не посмеет поднять глаза и обернуться. Нет! Какой я Господин буду после этого, если сам себе не Господин.

В общем-то, это не есть правильно. Не за сигареты наказываю, а за свою неудачу. Зло срываю! Гнать надо из Доминантов. Зря десять минут назначил – еще простудится. Но сокращать срок наказания – последнее дело!

Наконец минутная стрелка одолела шестую часть круга. Подхожу к Джин, она поднимается, опираясь на мою руку, целую в лоб.

– Прощена. Пойдем.

Усадил в машину. Поехали.

Она кашляет.

– Приедем – напою молоком с медом, а то мне за тебя «вышку» дадут. Убийство путем доведения до воспаления легких.

Не такое уж абсурдное обвинение, если вспомнить членов секты альбигойцев, которые кончали самоубийством очень похожим образом: ложились на холодный каменный пол и провоцировали у себя пневмонию. Даже особый термин существовал: «endura».

– Я его терпеть не могу. – Услышал я голос Джин.

– Что?

– Молоко с медом.

– Тебя не спрашивают. Аллергия есть?

– Нет.

– Значит, выпьешь.

Пока Джин сидела, укутанная в плед, под строгим приказом с места не вставать и на улицу не соваться и пила ненавидимый ею напиток, я вышел в сад и все-таки закурил (нашлись-таки в доме полпачки). Решение пришло почти сразу. Теперь я знал, что делать.

Маркиз

Камера почти такая же, но народ отличается разительно. Худые лица с заостренными чертами, жесткие взгляды и руки в наколках. Один пониже и поуже в плечах, но глаза хитрющие и злые. Второй выше, амбал этакий. Вот и вся разница.

Правозащитник Абрамкин в свое время писал, что в советской тюрьме девяносто процентов случайных людей. Эти – из оставшихся десяти.

– Здравствуйте! – вежливо сказал я.

– Здравствуй, здравствуй! – ответил высокий.

Хитрый молча кивнул.

Я направился к свободной кровати.

– Что ж ты тряпочку-то перешагнул? – усмехнулся низкий. – А ноги вытереть?

– Извините, не заметил. На вас смотрел.

– Что, интересно?

– Всякий человек интересен.

– Не-ет! «Петух» не интересен.

– Это я, что ли, «петух»? Ну, давай возьми, если я тебе приглянулся!

– Давай, Вась! Ты первый, – бросил амбалу.

Сила у Васи есть, но практический опыт явно ограничивается уличными драками «стенка на стенку», а школы никакой. Его грузное тело мешком брякнулось на пол, и я заломил ему руку.

– Пикнешь – сломаю!

– Не так быстро, парень! – Перед моим носом сверкнул нож, и я встретился глазами с хитрыми глазками маленького.

Только бы планка не упала!

Бросаюсь на пол, уворачиваясь от ножа, тело изгибается – прыгаю на ноги, запястье низкого трещит в руке.

Терпеть боль он не умеет. Нож со звоном упал мне под ноги. Я молниеносно наступил на него.

– Ну что, руки ломать или так договоримся?

– Договоримся, – с досадой ответил маленький и сплюнул на пол.