Заколка от Шанель - Ирина Андросова

Но мечты мои рухнули, когда к двенадцати годам я трезво оценила свои физические возможности и поняла, что при всем своем желании и усиленном питании по габаритам недотягиваю до людоеда из поликлиники. Я тут же оставила эту затею и переключилась на мечты о профессии милиционера. К чему я это все рассказываю? А к тому, что милиционером я мечтала стать аж с пятого по восьмой класс. Сидя в туалете и не решаясь пойти на урок с исцарапанными руками и синяком на скуле, я представляла себе, как проезжаю в шикарном милицейском «уазике» мимо подъезда своего обидчика Ромки Парамонова. Проезжаю я это, значит, мимо его подъезда и вижу – сидит на лавочке Парамонов с дружками, которые тоже не упускали случая отметелить меня на переменах, и пьет пиво. Ну, тут я их всех, красавцев, одним махом и заметаю за нарушение общественного порядка и распитие в неположенном месте. Ну а потом, в девятом классе, когда Парамонова отчислили из школы за безобразное поведение, у меня как-то сама собой отпала необходимость, а с ней и желание посвящать свою жизнь профессии милиционера.

И вот теперь я, наблюдая из-под дивана за действиями опергруппы, с новой силой испытала тягу к правоохранительной деятельности. Могла ли я предположить, забираясь под диван за заколкой, что на моих глазах будут проводиться самые настоящие следственные действия?

А следственная бригада между тем приступила к своим прямым обязанностям. Засверкали вспышки фотоаппарата, замельтешили по комнате различные модели мужской обуви, и в непосредственной близости от моего лица протопали мимо дивана ноги в черных фасонистых мужских туфлях. Новеньких, еще не разношенных и, судя по всему, сильно натирающих ноги своему хозяину. При желании я могла бы протянуть руку и дернуть за черный гладенький шнурок. Туфли остановились перед трупом, и приглушенный мужской голос, какой обычно бывает, когда человек говорит, согнувшись пополам, произнес:

– Ушибленная рана головы, удар пришелся на висок. Так, посмотрим дальше.

Исследуемое тело хозяина квартиры перевернули на бок, затем на спину, и вскоре оно снова заняло первоначальное положение – хозяин раскинулся на спине.

– Никакого криминала я здесь не вижу, – с натугой произнес владелец шикарной обуви. – Все и так ясно. Сердчишко прихватило, потерял сознание, а когда падал, головушкой о край стола и тюкнулся. Нечего тут делать, надо оформлять как несчастный случай да и разъезжаться.

Богатые туфли потоптались на одном месте и, упершись один в другой, чуть освободили левую пятку. Послышался облегченный вздох. Затем таким же способом на волю выбралась и правая пятка. Блаженный стон, похожий на всхлип, пришел на смену вздоху. К новым туфлям быстрым шагом приблизились старенькие, неоднократно чиненные, но тщательно намазанные гуталином и надраенные до зеркального блеска ботинки. И юный голос неуверенно произнес:

– А по-моему, налицо убийство. Вы только посмотрите, какой беспорядок в комнате, царапина на лице трупа, да и свидетельница вот говорит, что пропали вещи покойного.

– М-да? – с сомнением протянул обладатель дорогой обувки. И фальцетом добавил: – И что же, позвольте полюбопытствовать, пропало?

Откуда-то издалека донесся раскатистый женский голос:

– Так шкура звериная на полу была, а сейчас ее нету. Стало быть, украли.

– И что, хорошая была шкура? – заинтересовался фальцет.

– Да какой там хорошая, на помойках краше валяются, – последовал презрительный ответ. – Свалявшаяся вся и вытертая. Эта шкура Ахмеду Мансуровичу была дорога, как память о его выступлениях. Он говорил, что она леопардовая. А когда отца не стало, Сенька просто-напросто поленился это старье выкинуть.

– Ну что, Федор Антонович, будем возбуждать уголовное дело по факту убийства гражданина Семена Камальбекова с целью завладения принадлежащей отцу покойного старой шкурой, предположительно леопардовой? – фамильярно посмеиваясь, поинтересовались новые туфли. – Я думаю, что даже вам, господин Козелок, ясно, что нам тут делать нечего. Сами напишете отказ от возбуждения уголовного дела, или вам помочь?

– Геннадий Викторович, одну минуточку! А что это за следы на обоях? – не сдавался робкий Федор Антонович.

– Вот ведь пристал! – буркнул в сторону тот, кого неуступчивый юный голос назвал Геннадием Викторовичем. – Да я-то откуда знаю, что это такое? Может, картинки какие висели, а может, еще чего.

Но обладатель старых ботинок уже не слушал его. Он устремился к двери и оттуда прокричал:

– Зоя Игнатьевна, где вы там? Можно вас на минутку?

– Да тут я, на кухне, капельки успокоительные пью... – последовал кокетливый басовитый ответ.

– На стенах в гостиной были какие-то фотографии? – не обратил внимания на игривый тон собеседницы дотошный следователь Козелок.

В комнате повисла продолжительная тишина, а затем зычный женский голос неохотно подтвердил, что да, были. Целых пять фотографий висели на стене рядом с камином, а теперь, как видите, не висят. Значит, их тоже украли.

– Ну-у, это существенно меняет дело! – продолжал глумиться Геннадий Викторович в новых туфлях, направляясь к выходу. – Помимо древней шкуры леопарда, пропали аж целых пять фотографий! Налицо корыстный мотив. Ладно, Эркюль вы наш Пуаро. Хочется поиграть в расследование убийства – флаг вам в руки. Но помните, что тут вам не Бугульма. В Москве есть своя специфика. И упертым дурнем на все управление прослыть легче легкого. Поступайте как хотите. Хотите – отправляйте тело к патологоанатомам, хотя лично я бы отправил его сразу в морг. И мой вам добрый совет – до заключения патологоанатома не горячитесь с возбуждением уголовного дела. Открыть-то его легко, а вот закрыть его будет не так просто. А чтобы вам стало понятней, о чем я говорю, побеседуйте лучше с участковым майором Свиридовым. Ярослав Сергеевич осветит вам наиболее знаменательные вехи славного жизненного пути покойного Семена Ахмедовича Камальбекова.

Стоптанные ботинки пришли в движение, описали вокруг трупа полный круг, и все тот же юный голос негромко произнес:

– Спасибо за совет, Геннадий Викторович. Не премину им воспользоваться. Я в любом случае считаю, что закон есть закон и спускать на тормозах преступление – это нарушение служебного долга.

– Боже мой, какой местечковый пафос! – прошептал истомленный беседой и тесной обувью владелец новых ботинок и, хлопнув дверью, покинул квартиру.

Когда основная часть следственной бригады, увозя с собой тело покойного Камальбекова, отбыла восвояси, старые растоптанные баретки медленно приблизились вплотную к дивану, под которым, боясь лишний раз шевельнуться, затаилась я, и хозяин их с обреченным вздохом рухнул на поверхность моего убежища. И если бы я не была стройна, как лань, то в душной поддиванной пыли остался бы лишь только мокрый отпечаток, бывший некогда Александрой Абрикосовой.

Вообще-то нельзя сказать, что я тщательно соблюдаю диеты и, изводя себя фитнесом и утренними пробежками, пристально слежу за своим весом. Это от природы мне досталась изящная фигура и осиная талия. Правда, рост немного подкачал. Эх, мне бы десяток-другой сантиметров – и была бы я самая настоящая супермодель. У меня, чтобы вы были в курсе, ноги тонкие, как руки, а это особо ценится в модельном бизнесе. Как же, знаем, рекламу по телику каждый день смотрим. Мне, например, иногда даже кажется, что в некоторых ракурсах – левым боком и голову чуть вниз – я очень похожа на музу Кельвина Кляйна, американскую супермодель Кейт Мосс.

А вот Люська считает, что у меня внутри просто-напросто живет солитер, который и решает мои проблемы с лишним весом. Ну, это она, понятное дело, от зависти наговаривает. Сама-то она толстуха аж сорок шестого размера, так что ей постоянно приходится считать калории и отказывать себе в самом любимом и вкусненьком. А я вот могу сколько угодно объедаться «Сникерсами» и «Твиксами», и ничего мне не будет. Так-то!

Пока я радовалась своей замечательной комплекции, которая имеет одни только плюсы (если не считать досадных недоразумений, когда в метро, не замечая, кладут мне самым нахальным образом на голову книги и чуть реже ставят сумки)... так вот, пока я радовалась своей неотразимой, почти идеальной, внешности, к дивану подошли ноги в форменных милицейских ботинках и на диван, а значит, и на меня, сверху плюхнулся еще один товарищ, и бодрый мужской голос с прокуренной хрипотцой сообщил:

– Там, на кухне, соседка покойного Камальбекова дожидается. Золотарева Зоя Игнатьевна. Та, что тело обнаружила. Надо бы, значит, с ней побеседовать поподробнее.

– И как же она тело обнаружила? – вялым голосом поинтересовался следователь в растоптанных ботинках, чуть отодвигаясь от решительно настроенных милицейских бот. – Вам, Ярослав Сергеевич, как участковому это должно быть известно.

Похоже, следователь с потешной фамилией Козелок уже и сам был не рад, что заварил всю эту кашу. Как было бы просто отправить труп Семена Камальбекова в морг да и лететь себе вольным соколом в родное отделение. Но отступить сейчас, когда уже проявил упорство и принципиальность, означало бы опозориться перед сослуживцами на всю оставшуюся жизнь. Владелец поношенной обуви это отлично понимал и изо всех сил делал вид, что все в порядке и он только и мечтал о том, чтобы остаться на месте происшествия в компании с участковым милиционером и соседкой потерпевшего.