Памфлеты - Ярослав Галан

Но пока гестаповцы советовались, Красная Армия с боями продвигалась вперёд, приближаясь к западным границам Украины. Немецкие оккупанты предчувствовали, что им недолго уже ходить по украинской земле. И националистические кукушкины яйца снова им пригодились.

Пятнадцатого июня представитель охранной полиции в официальном письме, адресованном главному управлению НИУ СС — штурмбанфюреру и советнику Поммерингу писал следующее:

«…5. VI. 44 года II-ский референт имел очередную встречу с Герасимовским, на которой был обсуждён вопрос о переброске через линию фронта на советскую сторону С- и Ф-агептов, а также об оставлении Ф-агентов, на случай эвакуации немцами части Галиции в связи с военными действиями.

Эти переговоры служат также в интересах расквартированной здесь зондеркомманды «Цеппелин».

Что касается оставления Ф- и С-агентов для отправки их за линию фронта, Герасимовский заявил, что УПА поддерживает такую же связь с армией, какую охранная позиция поддерживает с ОУН-бандеровской группой.

Между немецкой армией и УПА уже давно существует договорённость о том, что УПА из своих рядов отдаёт в распоряжение армии Ф- и С-агентов.

Поэтому остаётся лишь познакомить охранную полицию с этими члепами УПА».

Этого достаточно. Круг позора замкнулся, презренные националистические твари дошли до точки, с которой начали было своё блудливое путешествие. Отошли в безвозвратное прошлое надежды этих пройдох на «крупный выигрыш», испарились из их опьяневших от братской крови голов честолюбивые мечты о власти над Украиной. Бешеная, исступлённая ненависть к украинскому народу, воспеваемая свыше двадцати лет в стихах их пиита Маланюка, толкнула их в ту же помойную яму, в которую скатились немецкие властители их душ и тел. В ту самую яму, в которой они родились и выросли и в которой их обучили ремеслу убийства, измены и провокации.

Кто-то мог бы спросить: как могут люди пасть так низко? Этот вопрос надо направить в фашистский Берлин, в эту гигантскую «малину» отбросов общества и народа, людей без чести, без родины.

И даже не людей, а чего-то такого, чему на человеческом языке нет названия…

1945

Перевела И.Новосельцева

МАМЕЛЮКИ

Если у вас была когда-нибудь возможность познакомиться поближе с желтоблакитной литераторской братией, вы ничему уже не будете удивляться.

Василь Софронов-Левицкий был некогда одним из драбантов [4] Донцова и вместе с этим провинциальным бомбастом [5] проповедовал нового фашистского гомункулуса — человека с характером, мечтами и безграничными желаниями… степного волка. В 1939 году волк Софронов появился одним из первых в клубе советских писателей, по уже в овечьей шкуре.

Носил её недолго, точнее сказать: до 29 июня 1941 года. С этого дня волк снова стал волком и завыл на старый мотив.

Юра Шкрумеляк был также ярким экземпляром галицийского «куда пошлёшь» ботокуда. До 1939 года он был одним из наиболее активных оплевывателей всего советского. С приходом во Львов Красной Армии Шкрумеляк моментально «перестроился», и теперь на толстеннейших конвертах с его стихами появились уже новые адреса: «Киев», «Харьков», «Москва». Художественный уровень этих стихов был точно такой же, как и во время польского владычества, такое же точно и содержание; повой была зато — советская на этот раз — терминология.

Но достаточно было появиться во Львове гитлеровцам, чтобы Шкрумеляк снова сменил шкуру. Теперь он благодарил за своё «освобождение» людоедов и их фюреров и призывал по радио украинских крестьян сдавать немцам контингент и идти в «дивизию СС-Галиция».

Правда, были среди львовских желтоблакитных литераторов и такие, что не взяли в советских издательствах ни одного рубля. Это те, кто уже в первые недели становления советской власти на Западной Украине сочли за лучшее ходить без маски и подались в Краков на такие сладостные для них хлеба гестапо.

Поведение всей той компании во время немецкой оккупации — это особая и наиболее яркая страница книги бесчестья желтоблакитников.

В то время, когда истерзанная, разграбленная, раненная в самое сердце гитлеровцами Украина стоном стонала, эта свора строчила поначалу рифмованные и не рифмованные дифирамбы в честь её палача Гитлера…

В дни, когда во Львове не смолкали душераздирающие крики сжигаемых живьём людей, а в яневском лагере скрежетала машина для размола человеческих костей, желтоблакитные мамелюки Гитлера со спокойным сердцем писали и печатали:

Зеленеет дуб-дубочек,Погодушка греет ниву,—Радуется мой сыночек:Его долюшка счастлива…

(Ю. Шкрумеляк)

Приказы немецких губернаторов были для них наивысшим законом. Нужно было генерал-губернатору Франку навалиться на украинских крестьян, чтобы они сдавали ему хлеб? Одно слово, и борзописцы в тот же миг брались за перья.

Понадобилось Гитлеру украинское пушечное мясо, — купчинские и бабии и тут приходили ему на помощь, отдавая свой рифмотворческий запал комиссиям, которые вербовали банды янычар.

Всё это делалось с угодливой улыбочкой Смердякова. В подобострастном усердии львовские «тирольцы востока» доходили до того, что печатали переводы «сочинений» немецких писак из национал-социалистской партии, любовно выбирая при этом стихи, которые проповедовали «дранг нах остен» и создание «храма великой Германии» на костях славянских народов, в том числе и украинского (стихотворение Т. Кёрнера «Призыв» в переводе С. Городинского).

Не остался позади городинских другой энтузиаст «третьего райха» — Б. Державин. Этот нашёл объект для своих псалмов в особе известного когда-то немецкого лирика Стефана Георге, который на склоне своих дней решил променять перо на… собачий хвост. Б. Державин с умилением ревностного лакея поглядывает, как Георге виляет хвостом перед этим своим фюрером и, услужливо переведя образчик горе-лирики, называет её «пафосом и культом совершенства»…

Б. Державин — это один из небольшой группки профессиональных изменников типа А. Любченко. Над этими отростками неопетлюровщины судьба жестоко поиздевалась: они прошли тот же самый путь, как и их предшественники в 1920 году. Если они и не свили себе нигде гнёздышка и должны были бежать вместе с гестаповцами всё дальше и дальше на запад, в тёмный немецкий тупик, то это уже не их вина… По, пребывая во Львове, они делали всё возможное, чтобы поддержать на Украине гитлеровский «новый порядок», и с этой каиновой работе Державины, любченки, осьмачки и гай-головки ни капли не уступали своим львовским побратимам.

Беспринципность? Ни в коей мере! У всех у них есть свой принцип: он был, есть и будет до самой их смерти. Этот принцип — измена, перманентная измена, измена своему народу.

Шкрумеляки и городинские не вылупились из яиц случайной курицы. Нет, они — продукт старого, солидного немецкого инкубатора.

В 1848 году они помогали Меттерниху душить революцию; в 1914 году эти «тирольцы востока» плёнками и каменьями встречали украинских крестьян, тысячи украинских крестьян, которых гнали австрийцы на виселицу. Верноподданническим чувствам шкрумеляков и Городинских не было тогда ни конца ни краю. Эти периферийные трубадуры немецкого империализма в лакейском экстазе создали даже нечто по образцу легионов и, соединив австрийский мундир с шапкой-мазепкой, претендовали на роль конквистадоров, которые должны были добывать для скипетра Габсбургов всю Украину — от Одессы до Харькова.

Наука императорско-королевских губернаторов и министров не пошла в лес. Наиболее верные из верных остались ими даже тогда, когда… не было уже кому быть верным, потому что и Вена и Берлин были выведены из строя. Попросив у наместника несуществующей уже монархии позволения на переворот, они перекрасили черножелтые вывески на сине-жёлтые и под этими вывесками силились сделать из Галиции резерв бывшей Австрийской империи с теми самыми законами, которые существовали и при Франце Иосифе, с теми же офицерами-немцами, с теми же жандармами, с теми же польскими помещиками и с теми же украинскими Иванами без роду и без земли.

Подобрав себе генералов и полковников с благозвучными «украинскими» фамилиями, как например, Цириц, они решили продолжать политику Вильгельмовского генерала Гофмана и на смену гарнизонам разгромленной Австро-Германии послали на Украину свои войска. Те самые войска, которые должны были оборонять от армии Пилсудского Львов, Станислав и бориславскую нефть.

Когда же из этого ничего не вышло и генерал Цириц на белом коне ни в Москву, ни в Киев не въехал, галицийские мамелюки немецких кандидатов в наполеоны — в связи с непригодностью в то время берлинского хозяина — обратили свои взоры на Варшаву и с песней «Довольно, лях проклятый…» открыли этому же ляху путь на Киев.