Ловля ветра - Геннадий Прашкевич

Я даже вспомнил, как легко скользила по светлой и упругой коже кресла ручка, оставляя отчетливый, ясно различимый след…

Но, оказывается, это было не все.

Как бы продолжая указанный ряд, завершая некую магическую формулу, между символами ртути и золота было аккуратно врисовано нечто, что я сперва принял за неряшливо начертанный круг. Еще один круг.

Но это был не круг.

Это были две пожирающие друг друга змеи. Если уж быть совсем точным, одна из них должна была оказаться красной, другая зеленой, но рисовавший пользовался обыкновенной одноцветной ручкой, она и сейчас лежала в щели между сиденьем и спинкой кресла.

Философский камень… Уроборос… Великий магистерий… Как это ни странно, но этого знака как раз и не хватало в прорисованной мною последовательности.

Но разве это нарисовал я?

Золото – да, ртуть – да, но не великий же магистерий!

Я был убежден, я не мог сделать этого, даже впав в забытье. Я умел себя контролировать. Но если так…

Я опасливо, осторожно поднял глаза и прошелся взглядом по безмолвным лицам заполняющих душный вагон пассажиров.

Не похоже, чтобы трудолюбивые и нравственные фермеры-мормоны были причастны к столь небогоугодному делу. Не думаю, чтобы кто-то из них был увлечен алхимией. К тому же их врожденная хозяйственность не позволила бы им портить новые кресла.

Тот пьяный франт, от которого несло магнолиями?.. Нет, его давно увели… А мамалыжник из Теннеси тоже не успел побывать у взрывного устройства… Нарисовал этот знак кто-то из тех, кто сидел ночью на моем месте.

Кто?

Уж конечно, не маленький Триммер с его бульдожьей челюстью и выцветшими глазками… И уж, наверное, не пенсионеры, думающие лишь об одном – как бы им выжить…

Из реальной, достаточно простой жизни меня сразу выбросило в мир сомнений.

Кто-то из находившихся в вагоне знал о существовании алхимических символов. Конечно, это мог оказаться, скажем, бывший учитель химии. Его заинтересовали мои знаки, и он сам машинально продолжил ряд…

Именно в такой последовательности?

Ну а почему нет?

Да потому, сказал я себе, что абсолютно с той же вероятностью он мог оказаться, скажем, тем человеком, что должен был подойти ко мне в Спрингз-6, но почему-то не подошел. А сейчас он решил, что мы должны быть вместе, и подавал мне некий знак…

Да, подумал я, это возможно. Это действительно мог оказаться тот человек, который решился и подавал мне знак…

Странный, внятный знак, но я не успел обдумать эту мысль хорошенько. Пауль незаметно подошел ко мне и, нехорошо прищурившись, заметил:

– Самое время помолиться, правда?

Я вопросительно поднял брови.

Пауль усмехнулся. Он держался грубо, я видел, что он нервничает. Что-то его мучило, он мне не нравился. Ко всему прочему, он, похоже, твердо решил спровадить меня на тот свет. Меня это не устраивало, его вопрос был мне не по душе, тем более, что грохотнула раздвижная дверь, и в вагон вошли еще два малайца.

«Если они за мной, – быстро подумал я, – им все равно придется вести меня по проходу. Лишь бы руки у меня не были связаны. Первым надо будет ударить того, кто идет сзади, и, конечно, забрать автомат. Стрельбы будет много, стрелять придется в упор, кто-то из пассажиров непременно пострадает, но иного выхода нет». Я не собирался приносить себя в жертву Южным Молуккам, не испытывал никакого желания быть казненным ради их свободы.

Малайцы остановились рядах в пяти от меня и поманили к себе Пауля. Ну что ж, лишняя минута…

Краем глаза я видел, что мой сосед проснулся.

Шеббс?..

Какой Шеббс!.. Не мог же Шеббс знать о философском камне. Детский приют не дает таких знаний. К тому же, подобная ассоциация: ртуть – золото – философский камень, действительно, требовала определенных знаний. Откуда они у Шеббса? Этот человек, укрывшийся старомодным долгополым пальто, был слишком нетороплив, слишком уж заторможен. Он непонимающе глядел на меня, с трудом выплывая из своих далеких снов. Его, кажется, нисколько не волновала моя перекошенная физиономия.

– Кажется, я на очереди…

Шеббс медлительно, но так просто и определенно кивнул мне, что у меня сжалось сердце. Этот человек в долгополом пальто знал что-то важное, мне не известное. Это позволяло ему не нервничать и не торопиться. Он был вовсе не прост, и смотрел на меня не равнодушно, как мне прежде казалось, просто он чуть-чуть, почти незаметно косил, что делало его взгляд рассеянным.

Кто он? Шеббс? Или человек, который мог подойти ко мне в Спрингз-6?

– Пауль, – расслышал я. Это сказал один из пришедших малайцев. – Пойди к Роджеру. Он зовет тебя.

Я облегченно вздохнул. Мне не нравился Пауль, он мог запросто застрелить меня в переходе между вагонами. Этого мне не нужно. Я хотел жить, хотел вытащить из вагона человека в долгополом пальто, кем бы он ни был. Это была моя добыча.

Еще лучше, подумал я, разговорить этого человека прямо здесь, в вагоне, не дать ему затеряться, когда дело дойдет до драки. А если получится так, что я буду ранен или убит, надо сделать все, чтобы он попал в руки Джека Берримена…

Нужен ключ.

Если этот нелепый человек явится к Берримену и передаст что-то от меня, Джек должен догадаться, кто перед ним, и выжать из него нужную информацию.

Я судорожно искал ключ, торопился.

В конце концов, алхимики, описывая Великое деяние, сами никогда не ограничивались просто словами. Зачем великую тайну делать достоянием всех? Золото – король, серебро – королева, сурьма – волк, почему бы и нет? Тогда картинки Василия Валентина сразу наполняются смыслом. Ведь ни Бог, ни Природа никогда не работают на человека. Петуха ест лисица, лисицу сжигает огонь, но и сам огонь может быть пожран восставшей из пепла лисицей…

Ключ! Ключ! Разве Джек Берримен не поймет моего послания? Кажется, я нашел.

Выбора у меня все равно не было. Малайцы негромко переговаривались в нескольких шагах от меня. Я слышал: кагат, кабур… У меня было очень мало времени. Я хотел успеть.

– Баркли… – шепнул я, наклоняясь к соседу. – Это район не очень известный, но найти его нетрудно, даже в таком городе, как Нью-Йорк… Вилла «Туун»… Тоже легко запоминается, правда?..

Мой сосед молча, не торопясь, кивнул.

– Если меня уведут, – шепнул я, – найдите виллу «Туун»… Там будет Джек, он встретит вас как друга… Так и зовите его – Джек… Скажите, что видели меня… Скажите, я нашел…

– Нашли? – непонимающе повторил мой сосед. – Что нашли?

По-моему, растерянность я разыграл убедительно. Я нес вроде бы чепуху, но за чепухой этой что-то стояло.

– Джек, – повторил он, запоминая. – Это ваш брат?

Я кивнул, тоже растерянно. Еще никогда ложь не приносила мне такого удовлетворения.

– «Туун»… Вилла «Туун»… Вас примут как своего… Боюсь, сам я не смогу вас там увидеть…

– Не торопитесь, – медлительно произнес мой сосед. – Вас пугает этот маленький малаец Пауль. Забудьте о нем, он скоро умрет…

Я ошарашенно воззрился на Шеббса (если это был он). Я даже не посмел оспорить его заявления. Да и не успел. Коричневые братцы быстро и ловко подняли меня на ноги. Мы шли по проходу мимо спящих заложников, и я не имел времени далее обернуться. Разминая руки, я собирал силы. В хорошей драке – я знал толк в этих делах – легче уцелеть, чем в томительном, бессмысленном ожидании.

Меня ввели в вагон, приспособленный малайцами под их штаб. Окна этого вагона тоже были заклеены газетами. Несколько малайцев, среди них Роджер, сидели на корточках вокруг поставленного на пол полевого телефона, явно переданного в поезд солдатами.

– Сейчас он встанет у окна, снимет с окна газету, – сказал Роджер в телефонную трубку, – и подтвердит все, что мы уж заявили вам.

– Подойди к окну! – крикнул мне Пауль. Он стоял в углу, и я не сразу его увидел.

– Я подойду, а они всадят в меня разрывную пулю.

– Они предупреждены и не будут стрелять, – вмешался Роджер, не оставляя телефонной трубки. – Только делай все не торопясь, осторожно.

Не торопясь, как мне и было сказано, я подошел к окну и, шурша, содрал с него газетный лист.

Утренний свет был неярок, я увидел красные осенние деревья и далекую линию гор – голубую, размытую туманом, фигурки солдат, перебегающие за деревьями.

– Опусти стекло.

Я опустил стекло. К счастью, раму не заело, мне не пришлось ее дергать. Я знал, что все автоматы и снаружи и внутри вагона направлены сейчас на меня.

Я жадно вдыхал влажный утренний воздух. Я предпочел бы сейчас лежать где-нибудь в траве за самым толстым деревом.

– Крикни им, что мы настроены очень серьезно, – негромко приказал Роджер, – что заложников у нас много. И если нам не дадут того, что мы требуем, мы, через каждые три часа, одного за другим будем расстреливать заложников.

Я крикнул. Меня услышали.

Резкий мужской голос, усиленный мегафоном, подтвердил: они меня слышат.

– Нас, заложников, много, – крикнул я. – Они угрожают нас расстрелять, если вы не выполните их требований. Троих они уже расстреляли. Они угрожают расстреливать нас друг за другом через каждые три часа.