Ловля ветра - Геннадий Прашкевич

Остальные, похоже, были местными – пожилые люди, смирные, как бобры. Никто из них ни в чем не перечил малайцам, впрочем, и малайцы вели себя не грубо. Бросив на пол пару пластиковых мешков, они подняли на ноги меня и мормонов:

– Быстро! Заклеить окна!

В мешках оказались старые газеты и клейкая лента.

Мормоны и я, потом еще два бивера-добровольца взялись за дело. Поезд к этому времени остановился, похоже, посреди большой лесной поляны, но, может быть, я просто не видел в темноте деревьев. Малайцы сосредоточились у входов, среди них стоял и Пауль. Я старался не поворачиваться в его сторону. Но даже Пауль забыл про меня, так малайцев заворожили мормоны. Они действительно умели трудиться – аккуратно, споро. Они трудились, как пчелы, и скоро окна были заклеены газетами.

Я воспользовался моментом.

– Кажется, там стреляли… – я кивнул в сторону, где должен был находиться локомотив. – Надеюсь, никто не пострадал?

Роджер усмехнулся:

– Машинист корчил из себя героя. Его подстрелили. – И пояснил: – Нам нужны не герои, а заложники.

– Где мы остановились?

Роджер счел меня слишком назойливым:

– Сядь на свое место и помолчи.

Он был чуть ли не вдвое ниже меня, но оружие давало ему абсолютное преимущество. Я пожал плечами:

– Может, машинисту нужна помощь? Я умею перевязывать раны.

– Помощь? Машинисту она уже не нужна.

Двери со стороны локомотива вдруг раздвинулись, вошли еще два малайца с автоматами. Они удовлетворенно взглянули на заклеенные окна, а потом рассадили пассажиров парами, заодно связав створки раздвижной двери крепкой тяжелой цепью, извлеченной из кожаного саквояжа. На эту же цепь, работая осторожно, вдумчиво, они подвесили на растяжках три рубчатых медных цилиндра, видимо, начиненных взрывчаткой. Я поежился, – заряд был немалым. Подтверждая мои подозрения, Роджер беззлобно объяснил: сунетесь к двери, попытаетесь их открыть, весь вагон разнесет в щепы.

Сказанное не дошло только до очнувшегося наконец усатого франта. Полусонный, он вдруг заговорил, не теряя своего высокомерного вида.

– Спрингз-9? – спросил он у мормонов.

– Нет, – смиренно ответил один из них. Его круглые щеки были залиты бледным румянцем.

– Спрингз-8? – удивился франт, стараясь не терять своего высокомерия.

– Эй, ты! – крикнул кто-то из малайцев. – Заткнись! Никто еще никуда не приехал!

– Как так? – по-настоящему удивился усатый франт. – Почему же мы стоим? Где мы стоим?

Все тот же мормон смиренно пожал плечами.

– Мы ведь стоим? – франт тяжело приподнялся, опираясь на свою резную трость. – Я, пожалуй, прогуляюсь.

Он ничего не понимал.

– Сядьте, – негромко подсказал я франту. – Вы ведете себя неправильно.

– Эй, ты! – малайцы уже не шутили. – Сядь и заткнись! Вы – заложники. Если наши требования будут приняты, мы вас отпустим. Если этого не случится, мы всех расстреляем.

– Расстреляете?

– Не задумываясь, – твердо ответил Роджер. Ни один мускул не дрогнул на его коричневом лице. – Мы просто вынуждены будем это сделать.

– Но кто вы? – спросил я.

Роджер взглянул на меня без улыбки, его английская речь была правильной.

– Южные Молукки. Приходилось слышать?

Я наморщил лоб. Ну да… Фикусы, мимозы, дуриан, древовидные папоротники… Еще обезьяны, похожие на собак, жемчуг и пряности… Наверное, вулканы… Впрочем, в последнем я не был уверен.

– Южные Молукки? Но это же Индонезия!

– Вот именно – Индонезия, – с отвращением произнес Роджер. – А Южные Молукки должны быть Южными Молукками. Республика Южных Молукк – независимая и свободная, – произнес он горделиво. – Мы требуем только своего, не покушаясь на чужое. Индонезия Индонезией, а Южные Молукки – это Южные Молукки!

– Но почему вы ищете свободу так далеко от своей страны?

– Мы ищем ее не только здесь, но и в Индонезии, и в Голландии. В конце концов, – усмехнулся Роджер, – все началось с Голландии, это она владела нашими островами. Пора пришла – Южные Молукки должны стать свободными. Сейчас, в это время, – он глянул на наручные часы, – наши люди в Амстердаме штурмуют представительство Индонезии. Мы хотим, чтобы весь мир узнал о наших проблемах. И ваша страна тоже.

– Поэтому вы застрелили машиниста? Он же, наверное, и не слыхал никогда о ваших Молукках.

– Мы ни перед чем не остановимся.

– Я вижу… – пробормотал я.

– Заткнись! – это крикнул Пауль. Он издали смотрел на меня, его маленькие кривые зубы были крепко стиснуты. Я невольно вспомнил слова шефа: «Все, что от тебя потребуется, – это терпение. Ты будешь гулять по улицам, заходить в аптеки и лавки, бродить по перрону, думать о вечности…» Кажется, он так и сказал. Самое время подумать о вечности.

– Послушайте, – спросил я малайца со шрамом на щеке, Роджера, – вы христианин?

– Да, – ответил он, – я католик. Мормоны неодобрительно переглянулись.

– И вы аккуратно посещаете воскресные обедни?

– Конечно.

– И искренне верите в рай и ад?

Роджер выглядел озадаченным:

– Я верю всему, чему учит святая церковь.

– И любите ближних своих, как нам завещал Иисус?

Вытянув шеи, пассажиры и малайцы внимательно прислушивались к нашей беседе.

– Ну да, – озадаченно подтвердил Роджер.

– Но вы же преступаете сейчас все христианские заповеди.

Малаец возразил:

– Нас вынудили. Нашу страну угнетают.

– Разве это делаем мы?

Малаец промолчал. Зато из-за стены вагона где-то невдалеке послышался рев мотора, потом истошно взвыла сирена.

– Это солдаты, – сказал я. – Они окружают поезд.

Теперь все смотрели на малайцев. Надо отдать им должное, услышав про солдат, они чуть ли не повеселели.

– Прекрасно, – сказал Роджер, и впервые за это время неровный шрам на его щеке дрогнул. – Этого мы и хотели.

Он добавил что-то еще, что звучало как тодъю, но этого слова я не понял.

– Иди сюда, – Роджер поманил меня к двери маленькой коричневой рукой, которую я, без сомнения, мог перебить одним ударом ладони, но в другой-то руке Роджера находился автомат – поэтому я послушно приблизился.

– Пауль, привяжи его.

Пауль незамедлительно тщательно выполнил приказ. Он привязал меня капроновым шнуром прямо к цепям, на которых висели цилиндры со взрывчаткой. Попробуй я подняться, от нас ничего бы не осталось. Хорошо еще, что я мог сидеть. Не самое лучшее быть привязанным к взрывному устройству, но я мог сидеть, а это уже утешало.

– Ослабьте узлы, – попросил я.

Пауль нехорошо взглянул на меня, но Роджер кивнул, и узлы были немного ослаблены.

– Пауль! Йооп! – приказал Роджер. – Вы останетесь в вагоне. Если кто-то захочет уйти или хотя бы сорвать газету с окна, стреляйте без предупреждения.

Торопясь, он повел своих людей в тамбур. И только сейчас я увидел напротив себя еще одного человека. Раньше его скрывала от меня высокая спинка кресла.

Этот человек был тощ и нескладен. Толстый плащ, точнее, пальто, он, свернув, держал на коленях, – больше при нем ничего не было – ни сумки, ни чемодана. На бивера он не был похож, был явно приезжим – невыразительный, серый, медлительный, казалось, ни на что не обращавший внимания.

Где-то за вагоном прогремели выстрелы. Стреляли, наверное, поверх вагона, ни одна пуля не ударила в стенку или стекло. Дальняя дверь раздвинулась. Кто-то из малайцев крикнул:

– Пауль, солдаты хотят штурмовать поезд! Возьми того, что с усами!

Пауль незамедлительно сдернул с сиденья усатого франта. Тот чуть не упал, но все же удержался на ногах. Вид у него теперь был униженный и больной – он расплачивался за пьянство. Опасливо прислушиваясь к длинной пулеметной очереди, франт впереди Пауля прошел к выходу и исчез за сомкнувшимися за ним дверями. Йооп из угла настороженно следил за нами, но никто не шелохнулся. В соседнем вагоне один за другим гулко ударили три выстрела.

«Это первый!.. – мрачно подумал я. – Они держат слово… – И подумал: – Кто будет следующим?..»

Кисти рук были связаны, но я свободно мог шевелить пальцами и шевелил – чем еще мне было заняться? На сиденье рядом со мной валялась дешевая авторучка – из тех, что заправляется баллончиками. Наверное, ее оставил кто-то из малайцев. Я дотянулся до нее и взял в руки.

Зачем она мне? Я и сам не знал.

Но чем-то надо было заняться. Ждать – занятие не из самых приятных, а нам, судя по всему, предстояло долгое ожидание. Нам…

Я не смотрел на своего соседа – опора малая, ненадежная; столь же ненадежной опорой казались и все остальные. Я машинально вертел в руках ручку: все, что я мог – это дотянуться ею до светлой кожи кресла.

«Ну да, – хмыкнул я. – Оставлю на коже свои инициалы. Джек Берримен ничего не пропустит, он поймет, что здесь происходило».

«Прогулка!..» – фыркнул я не без презрения, будто шеф был в чем-то виноват.

Думая так, успокаивая себя, обдумывая дальнейшие действия, я машинально вывел на светлой коже кресла довольно правильный круг, а подумав, снабдил его мелкими лучиками.