Нелюбимая - Мария Садловская

Тетя Капа замолчала, повлажневшие глаза вытерла платочком, он у нее всегда выглядывал из рукава блузки. Затем снова принялась ходить по комнате, показывая Наде, где включается телевизор, куда складывать постельное белье, в конце концов и сама притомилась и, пожелав Наде спокойной ночи и во сне жениха на новом месте, ушла.

* * *

Только когда легла в постель, Надя поняла, как устала… совсем не было сил о чем-либо думать. Мысли в голове отрывочные, от лени не догоняющие друг друга. Уже засыпая, вспомнилось пожелание доброй ночи бабы Капы и чтобы «на новом месте жених явился невесте».

* * *

Будильник на мобильном телефоне разбудил Надежду в полвосьмого. Пожелания тети Капы оправдались частично – несмотря на смуту в душе, поднялась она отдохнувшая. Вот жениха во сне не увидела. Мужские особи не появлялись вообще. Всю ночь преследовал Надю один и тот же сон – плач ребенка. Жалобный, наводящий тоску. Сам ребенок был невидим, но предполагалось, что он имеет отношение именно к Наде, иначе почему бы ей было так печально? Затем, уже под утро, привиделась Надежде Люба-мама. Это случилось впервые с того времени, как мама умерла. Надя обрадовалась, аж дух перехватило… Рванулась подбежать, обнять, но не получалось – ноги будто вросли в землю, не двигались. А Люба-мама так и стояла в отдалении. И лицо ее было строгое, осуждающее. И почему-то пальцем Наде грозила. Сколько себя Надежда помнила, один раз мама была с ней строга и именно так грозила пальцем, когда Надя обидела свою одноклассницу. Девочка приходила в школу с немытой головой, в грязном платьице, а Надя ее дразнила грязнулей. Люба-мама тогда сказала: «Добрый человек никогда не обидит слабого! Я тебя считала хорошей девочкой».

Во сне Наде хотелось крикнуть маме – она никого не обижает… Но мама постепенно отдалялась от нее и в конце концов так со строгим лицом и исчезла. Надежда проснулась с мокрыми от слез щеками, облегченно вздохнув, – это был всего лишь сон. Она никого не обижает – это ее обижают.

* * *

Если бы не данный себе обет, Надя порадовалась бы теперешнему положению. Более того, ей нравилась работа няни.

Платон был любознательным мальчиком, не избалованным, чего Надежда вначале боялась. Его покладистость подкупала любого, а Надю, пережившую потерю собственного ребенка, – тем более.

Этот маленький человечек каким-то чудом распознавал плохое настроение Нади. Тогда он вел себя тихо, предлагая няне послушать стишок, который готовил к Новому году Деду Морозу. Безбожно картавя, читал наизусть «У лукоморья дуб зеленый…». Особенно усердно показывал рукой, куда идет кот, при этом путая «налево» и «направо». Но зато «…там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…» старался говорить глухим, как ему казалось, страшным голосом. Потом, заглядывая Наде в глаза, успокаивал:

– Не бойся! У нас нет русалок, это только в сказке. У нас птички на ветках, помнишь, мы видели?

И, полностью обезоруженная, Надежда шла с ним гулять, смотреть на ветках птичек.

* * *

После выписки Платона Федоровича из больницы Капитолина Ивановна пригласила Надежду к себе для беседы.

– Надя, зайди вечером перед сном ко мне в комнату, – велела она.

Будто в кабинет, на ковер, вызвала. Надя даже всполошилась поначалу. Хотя она догадывалась, о чем будет идти речь. Сведется это к одному – не опозорить бабу Капу, поручившуюся перед хозяином за Надежду, свою землячку. Но начало беседы Надю поразило.

Тетя Капа поставила на стол чашки с чаем, придвинула ближе к девушке вазочку с конфетами и с неким беспокойством в голосе молвила:

– Давай чайку попьем и поговорим. Платон Федорович, слава богу, вышел из больницы, и я подскажу тебе, как вести себя, чтобы быть в ладу с хозяевами. Потому что я несу ответственность – поручилась за тебя. Сначала расскажу, что у нас в доме не так давно произошло. Еще была жива Зоя Борисовна, но уже совсем плохая… – Баба Капа вытащила из рукава платочек, вытерла глаза и продолжила: – Я не успевала и за Платошкой приглядывать, и ухаживать за больной. А Олюшка была в таком горе – толку от нее мало. Да и нездорова она, тоже болеет. Вот Виктор, муж Оли, обратился в бюро по найму, и прислали нам няню для ребенка. Признаюсь, она мне сразу не понравилась. Хотя бы потому, что отказалась от служебной одежды… Вот на тебе платьице – чем плохо? Удобное, по размеру подходит, цвет приятный. Она, видите ли, заявила, что будет в своей одежде. Сиськи из блузки того и гляди выпрыгнут, юбка еле-еле причинное место закрывает!

У Капитолины Ивановны даже щеки раскраснелись. Она звучно хлебнула чая, притушив свое возмущение, и продолжила:

– И что ты думаешь, Надюша, эта лярва учудила?

Надюша в это время ничего не думала, лишь окончательно осознала – лелеемый ею план мести трещит по всем швам. А тетя Капа рассказывала дальше:

– Она решила соблазнить нашего Виктора Андреевича, мужа Олюшки! А я, тоже бестолковая, подумала, что деваха хвостом вертит перед нашими охранниками. А она, стерва, вон куда замахнулась!

«Да куда уж нам, прислуге, так высоко замахиваться? Нам какой-нибудь охранник – за счастье будет!» – горько ухмыльнулась про себя Надежда. Чтобы не выдать обуревавших эмоций, заинтересованно спросила:

– Теть Капа, ну и как она его соблазняла?

– А вот слушай. Подстерегла Виктора, когда тот возвращался с работы, и перехватила его в коридоре. Прямо сиськами на него и завалилась, будто сознание потеряла. Ну как в кино теперь часто показывают. А он, значит, должен взять ее на руки, если по-киношному, и отнести на диван. Это все я уже после от Оли узнала. Муж-то сразу ей все рассказал… В общем, выслали эту прохиндейку из города на второй же день. Она из какой-то деревни сюда приехала. А вслед за ней послали такую петицию, что на работу даже полы мыть ее не примут. Платон Федорович просто рвал и метал – в доме горе, а здесь вдруг такое паскудство!

Надя вспомнила, как Ольга говорила, что ее мужа нужно называть по имени-отчеству, и обещала позже рассказать Наде почему. Вот и выяснилось.

А Капитолина Ивановна неожиданно сразила Надежду вопросом:

– Надюша, я так поняла, у тебя нет парня, ты одинокая девушка? Советую – обрати внимание на Володю, нашего охранника. А он, чтобы ты знала, тобой интересуется. Вот с тех пор как ты появилась в доме, так и интересуется. Все о тебе выспрашивает. А парень стоящий, у меня глаз наметан. Не гляди, что я одинокая.

От неожиданности Надя смутилась. Затем, вспомнив о своем рухнувшем плане мести, звенящим от обиды голосом, спросила:

– Капитолина Ивановна, вы зачем все это мне рассказали? Я ни в коей мере не замахиваюсь на хозяев! И на охранников тоже не замахиваюсь! Я недавно схоронила маму и привыкаю жить одна. Мне никто не нужен! Спасибо.

– Ну, кипяточек, а не девка! Ты что, обиделась? Я же по-доброму, можно сказать, по-родственному. Все-таки ты от моей тети приехала. Не обижайся, зато теперь все знаешь. Давай еще по чайку, с мятными карамельками, они на ночь успокаивают…

В душе Надежда вынуждена была согласиться, что баба Капа действительно относилась к ней по-доброму…

И вдруг поняла – кроме бабы Капы у нее близкого-то больше никого и нет…

Она не стала пить чай, поднялась. Подошла к тете Капе и молча ткнулась лбом ей в плечо, шепнув: «Спокойной ночи!»

* * *

Отношения с Ольгой у Нади складывались не совсем понятные.

Сама Ольга, похоже, искренне стремилась подружиться с Надей, все чаще называла ее сестрой, не сознавая, какие страсти разжигает этим словом.

Надя, как могла, старалась вести себя сдержанно, официально – она все-таки учительница! Выискивала в душе прежнюю враждебность к «Оленьке» и… не находила. Вызывала в памяти могилу Любы-мамы, как последний рубикон. Это помогало всегда, ведь причина смерти мамы – Вихряков. Так и соседи говорили. Но в последнее время перед глазами почему-то появлялась мама, грозящая ей, Наде, пальцем. Как во сне, в первую ночь на новом месте.

В конце концов Надежда призналась себе – нет у нее вражды к Ольге, более того, женщина ей нравится. А если положить руку на сердце и сказать себе правду – она мечтает обнять сестру, прижаться…

Но это уже бразильский сериал. Она, Надежда Горчихина, серьезная особа, никакими сантиментами ее не прошибешь. И, несмотря на данный себе зарок, она не могла сделать ничего плохого родной сестре, да и просто кому бы то ни было. Более того, Надежду беспокоил болезненный вид Ольги. Со дня смерти Зои Борисовны уже прошло много времени, а Оля все не могла отойти. И это тоже волновало Надежду.

Сегодня Платошка на занятиях вдруг неожиданно заявил няне:

– Надя, а я знаю один секрет. Хочешь, тебе скажу?

Надежда машинально кивнула головой, хотя потом мысленно попеняла себе: «Непедагогично! Если секрет – значит, нельзя никому говорить».

А ребенок, перейдя на шепот, доверительно продолжал: