Нелюбимая - Мария Садловская

Затем, промокнув платком набежавшие слезы, три раза перекрестила Надю. Девушка мысленно возразила соседке: «Бог здесь не виноват. А «папашка» получит свое, обязательно!»

Когда села в поезд, ощутила совершенно новое, неизвестное ей состояние. Не одиночества, нет. А какой-то незащищенности, что ли? Всю жизнь у нее за спиной стояла Люба-мама. Больная, здоровая, старая, молодая – все равно. Сейчас Надежда одна. Хотя почему это одна? У нее же есть Костик!.. Все-таки хорошо, что он есть! (Поймала себя на мысли: почему все-таки?) Первое, что скажет Надя, как зайдет в их квартиру (сегодня воскресенье – Костик дома), это: «Костя, мне очень больно!» И прислонится к нему, лицо спрячет на груди…

Правда, он сначала не поймет. Спросит, где ударилась или чем порезалась?.. Потом, после, она ему все расскажет: мамы больше нет. А дальше они станут планировать свое житье-бытье. Надежда срочно даст объявления через Интернет о поиске работы – мол, молодой преподаватель, имеющий практические навыки (она каждый год от института проходила практику в разных детских заведениях), ищет работу… Ну и так далее. Может, Костик вспомнит, что пора бы и отношения узаконить? Особенно теперь, когда Наде так сиротливо без мамы.

* * *

Поезд благополучно прибыл к вокзалу, и Надя, в предвкушении встречи с Костей, поспешила к жилью, куда они недавно переехали. «Наверное, еще спит. Он любит поваляться в выходной. Тихо надо открывать замок – пусть поспит, пока буду разбирать сумки – есть время», – подумала Надежда.

Дверь открылась бесшумно, так же тихо девушка ее закрыла и начала раздеваться. В ванной слышался шум воды из душа. Неожиданно дверь в коридор, где раздевалась Надя, открылась, и на пороге появилась девушка. Рубашка Костика, подаренная Надеждой для корпоративной вечеринки, прикрывала ее голые плечи.

Девушки в изумлении глядели друг на друга большими глазами, затем та, в рубашке, спохватилась:

– А как ты сюда попала? Дверь была на замке, я помню! – Девица протяжно крикнула в сторону ванной: – Ко-о-ть, здесь какая-то деваха пришла!

Надежда, еще ничего не осознав, так и стояла, перебирая в руке связку ключей. Из ванной послышался голос Костика:

– Лапуля, я жду. Ты обещала ко мне в ванную прийти!

Надя более внимательно всмотрелась в лицо девушки и вдруг вспомнила – это дочка директора фирмы, где работает Костик. Когда-то в магазине он издали показал Наде эту девушку, добавив, что зовут ее Вика…

И… пришло прозрение, налетело ураганом! «Вот оно – как Любе-маме, так и мне… Только мы были вдвоем с мамой, а мне теперь – одной».

На лице Нади не отразилось никакой горечи, только глубокое удивление себе самой… Во время их совместной с Костиком жизни она иногда задавала вопрос в пространство: «Неужели это то, что мне надо?» Но вспоминала судьбу Любы-мамы и смирялась.

В ванной слышался плеск воды и фальшивое пение Костика: «Я встретил вас, и все былое…» Надежда спокойно потеснила так и стоявшую на пороге Вику и прошла на кухню. Перебирая посуду, походя, саркастически подумала: «Вот уж чистота жанра!»

Между тем Вика открыла дверь в ванную и обеспокоенно воскликнула:

– Котик, эта чувырла у нас на кухне что-то шурует!

– Викуля, какая чувырла?! Ты о чем?

Он быстро смыл с себя пену и, набросив халат, вылез из ванны. Зашел на кухню и… застыл соляным столбом. Только молча следил за Надей. Затем нашелся и выдал:

– Ты должна быть у себя в поселке! Только через три дня приезжаешь, я хорошо помню! – Потом, на всякий случай, добавил: – Это совсем не то, что ты подумала, Надюха. – и с надеждой предложил: – Не делай поспешных выводов, а?

Костику неведомо было ни о жанре, ни тем более о чистоте. Видимо, по этой причине он следовал четко его законам.

Мысль его претерпевала изменения: «Дочь директора фирмы – это хорошо. Но вдруг я ее папаше как зять не понравлюсь? А с Надюхой уже все проверено, да и ежемесячный пенсион от ее матери, хоть и небольшой, но стабильный! Вот как тут не прогадать?!» Он повернулся к Вике и, пытаясь соблюсти приличия, картинно указав на Надежду, произнес:

– Моя двоюродная сестра Надежда!

Надя, продолжая в это время что-то искать в шкафчике, насмешливо бросила:

– Троюродная!

Костик с облегчением подхватил:

– Да, точно! Троюродная!

Вика, у которой скорость мышления мало отличалась от Костиковой, озабоченно спросила:

– А что она тут делает?

Вопрос Вики помог Костику мыслить дальше: «Наверное, Надюха обиделась и сейчас уйдет, – догадался он. – Это хорошо. Придет позже, куда ей деться?»

Увидев, что Надя держится за ручку сковородки, Костик встревоженно спросил:

– Ты сковородку берешь, да? А на чем я утром яичницу пожарю?

Не отвечая, Надя отодвинула сковородку и, засунув руку в угол шкафчика, наконец вытащила, что искала: алюминиевая кружка, с нацарапанной на стенке пятиконечной звездой, потемневшая от времени, сопровождала Надежду все пять лет ее студенческой жизни.

Эта кружка – еще ее прадеда, Ивана Григорьевича. В войну он был в партизанах – кружка с тех времен. Люба-мама, как большую ценность, отдала ее Наде, напомнив ей: кружка – лечебная. Любу-маму, еще маленькой, поили из нее чаем с малиной, когда заболевало горло. И ее, Надюшку, мама тоже поила, когда та была совсем крохой. Помогало.

Надежда бережно положила кружку, предварительно обернув ее полотенцем, в сумку. Вика, глядя на Костика, снисходительно бросила:

– Коть, да дай ты ей нормальную чашку, не жмотничай! У нас их много стоит.

Костик молча отмахнулся, он во все глаза следил за действиями Надюхи. А она, достав чемодан, прошла в комнату и стала упаковывать свою одежду. Затем отцепила из связки ключ и положила на стол. Посмотрев на Вику, подошла, аккуратно сняла с ее плеч рубашку и вытерла ею свои мокрые от дождя туфли. Подтерла около порога пол и положила скомканную рубаху перед дверью вместо коврика.

Вика и Костик ошалело глядели на действия Надежды, и девица утвердительно сказала:

– Она хоть и троюродная, но вывихнутая точно! – Поглядев на Костю, предложила: – Может, моему папаньке позвонить, пусть охрану пришлет?

На что Костик отрицательно качнул головой.

Надя в это время подошла к столу и положила рядом с ключом деньги, буднично бросив Костику:

– Моя часть за квартиру!

Обрадованный Костик (возможно, не все потеряно!) благодушно ответил:

– Да можешь и попозже отдать, еще рано. До конца месяца целая неделя.

Она, не обращая внимания, взяла собранные вещи и вышла, тщательно прикрыв за собой дверь, стараясь не хлопнуть.

Да, Надя была расстроена, но не обижена. Обидеть может только равный. Они с Костиком никогда не были равными.

* * *

Идти Надежде было некуда. Невдалеке от дома располагался парк, и она направилась туда. Все скамейки оказались заняты молодыми парами или мамашами с детскими колясками. Надя с чемоданом и сумкой устала и принялась выискивать глазами, где бы можно присесть? Ага! Вон на скамейке сидит пожилая женщина, и девушка направилась туда. Вежливо спросила: «Можно присесть?» – и устроилась на конце скамейки, поставив рядом чемодан и сумку. Вспомнила сцену с Костиком и равнодушно хмыкнула: «Как в анекдоте, муж приезжает раньше с командировки… Только у меня наоборот – жена приезжает».

Сейчас ей надо решать, что делать дальше? А в голове – пусто. То, что с ней недавно случилось, будто ее не касалось. Произнес бы кто слово «Костик» – она спросит: «Кто это?»… Надежда потерла пальцами виски, вспомнив – ей надо найти жилье. Сделать это срочно – ночевать негде! Мысли ее неожиданно прервались вопросом старушки, сидящей рядом:

– Тебе, наверное, нужна квартира?

Надежда вздрогнула, удивившись прозорливости женщины, и ответила:

– Да, так получилось, что мне негде ночевать.

– Это, красавица, может случиться с каждым. Жизнь такая. Пиши адрес – моя приятельница берет квартирантов. Две девушки у нее жили – уехали, закончили учебу.

Надя записала адрес, заверив старушку, что доберется легко, город знает – прожила здесь пять лет – и поднялась со словами благодарности.

– Спасибо вам, помогли мне!

Старушка в это время рылась в своей огромных размеров сумке, перебирая какие-то вещи.

– За это ты у меня купи что-нибудь. Сегодня ничего не продала. Никому ничего не надо – все стали богатые! – Неодобрительно жаловалась она.

Надежда с удивлением заглянула в сумку, наполненную самыми неожиданными вещами – от металлического зазеленевшего чайника до кожаного мужского ремня со звездой на пряжке. Не желая обидеть старушку, но помня, что денег в кошельке в обрез, она извиняющимся тоном ответила:

– Но мне ничего не надо!

Старушка, не слушая отказа, вытащила из глубины сумки тряпичную, явно самодельную, куклу. Плоская, пришитая грубыми стежками к туловищу голова болталась. На предполагаемом лице были неумело наведены, почему-то синим, брови и круглые глаза. Губы, задуманные сердечком, получились кружком. Там, где должен быть нос, проходили две толстые линии…