Любовные утехи богемы - Вега Орион

И, смело шествуя среди зловонной тьмы,

Мы к Аду близимся, но даже в бездне мы

Без дрожи ужаса хватаем наслажденья…

Шарль Бодлер. Цветы зла

Какими бы тяжелыми ни были времена — распространения христианства, многочисленных религиозных войн, возникновения и становления книгопечатания — везде и всюду куртизанке — на свой лад — воздавали должное. Не только поэты, но и священники. Последние, правда, несколько своеобразно.

В средние века церковь пыталась связать болезни с плотскими излишествами. В VI веке неистовый священник Сезар д’Арль говорил правоверным, что неуважение к воздержанию в дни, посвященные Господу, может привести к рождению детей, больных лепрой или эпилепсией. Прямое следствие разврата — болезнь становилась поводом для обвинений. Несчастные, позволившие себе идти по зову дьявольского желания плоти, могли не ждать смерти, чтобы понять, насколько непростительный и тяжелый грех они совершили. Их ад начинался здесь, на земле. На прощение рассчитывать было бесполезно, так как грех был смертельным. «Ибо говорят те, которые блюдут Святое Писание, что сифилис происходит от гнева Господня и что так Господь карает нашу злую жизнь и терзает ее».

Легенда о Марии Магдалине стоит в ряду многочисленных популярных в средние века рассказов о покаявшихся блудницах и грешницах (Мария Магдалина, Пелагия, Таисия и другие). Ее мы встречаем в финале «Фауста» Гете, когда она молит о прощении для Фауста, а также в поэме «Мария Египетская» И.С. Аксакова. Параллели с преданием о нечестивой и покаявшейся куртизанке есть и у Достоевского.

Образ Марии Египетской подвергался в фольклоре стилизации. Предполагаемое время ее жизни — V в. н. э. По наиболее ранней версии, в 12 лет она ушла из дома, из деревни в Александрию, где 17 лет жила как блудница. Заметив толпу паломников, направляющихся в Иерусалим на праздник Воздвижения Креста, она с нечистыми намерениями присоединяется к ней, платя своим телом корабельщикам за провоз, а затем продолжает грешить и в самом Иерусалиме. Когда наступает праздник и она пытается вместе со всеми войти в церковь, невидимая сила «трижды и четырежды» не пускает ее. Вразумленная таким наказанием, она дает обет впредь жить в чистоте и просит икону Девы Марии быть ее поручительницей, после этого Мария беспрепятственно вошла в церковь и поклонялась Христу 47 лет. Она удаляется в пустыню, преодолевая все искушения.

Первые 17 лет жизни в пустыне ее преследуют влекущие воспоминания о прежней жизни, о вине и разгульных песнях. Затем все соблазны отступают и на нее внезапно снисходит «великая тишина». Стоя на молитве, она поднимается в воздух и повисает в невесомости примерно в полуметре от земли.

Иногда живописцы объединяли в своих фантазиях черты двух женщин — блудницы Марии и последовательницы Христа Марии Магдалины. (Точно так же как в некоторых случаях сливались воедино черты Саломеи и Юдифи.) Изображали художники Марию Египетскую во время молитвы.

Куртизанка, стремящаяся выманить у «гостя» как можно больше денег — эту коллизию отнесем к одному из так называемых «бродячих» сюжетов в мировой литературе. В Европе он был известен, по-видимому, задолго до XII века. Но в 1160 г. появилась первая из сохранившихся сатирическая повесть — фаблио «Рише» («Richeut»). Речь в ней идет о бывшей монахине, сделавшейся куртизанкой. Ей удается с помощью интриг заполучить деньги у трех своих любовников — рыцаря, горожанина, священника, — уверяя каждого, что именно он отец ее ребенка. Впоследствии ее подросший сын Самсон, обирая любовниц, превосходит в «ремесле» матушку. И та начинает завидовать его успеху и «профессионализму».

О мастерстве сводников, да и самих девушек «нетяжелого» поведения в опустошении чужих кошельков рассказывали не только безымянные творцы фольклора, но и авторы, чьи произведения мы возвели на пьедестал классики мировой литературы.

Одну такую колоритную фигуру — вдовушку — в поисках новой «жертвы» мы встречаем у Джеффри Чосера в «Кентерберийских рассказах»:

Она носила чистую косынку;

Большая шляпа, с виду что корзинка,

Была парадна, как и весь наряд.

Дорожный плащ обтягивал ей зад.

На башмачках она носила шпоры,

Любила шутки, смех и разговоры

И знала все приманки и коварства

И от любви надежные лекарства.

Как знать, не монах ли, или же священнослужитель рангом повыше окажется вскоре в ее объятиях? Так было в веке XIV. Так будет в веке XVI; читаем у Франсуа Вийона:

Толстый монах, обедом разморенный,

Разлегся на ковре перед огнем,

А рядом с ним блудница, дочь Сидона,

Бела, нежна, уселась нагишом;

Горячим услаждаются вином.

Целуются, — и что им кущи рая!

Монах хохочет, рясу задирая…

Славу Парижа — богемного, порочного города века XIX — за полстолетия до этого снискал себе Авиньон.

Петрарка говорил, что он был сточной канавой всех мерзостей мира, а хроникеры говорят о клоаке всех грехов. Слава Авиньона прогремела по всей Европе, и во многих городах появились улицы, названные в честь этого города (Барселона, Рим). В Италии, направляясь в публичный дом, говорили: andare agli avignonesi.

«Проституция загадочными связями нередко соединена с поэзией и искусством, — говорил Пьер Макорлан. — Места, в которых существует проституция, поражают своей загадочностью. В большинстве случаев декорации превосходят актеров. Работает лишь воображение клиента». Слово сказано: воображение. Именно оно творит иллюзию, великую и прекрасную, оно поэтизирует жизнь, благодаря ему попадают пальцем в небо и принимают торговку плотскими удовольствиями за близкую, родственную душу. Помните опьянение Дон Кихота, сжимающего в объятиях шлюху Мериторнес? «Астурийка, безмолвная и настороженная, вытянув руки, пробиралась к своему милому и вдруг наткнулась на руки Дон Кихота, — тот схватил ее, онемевшую от ужаса, за кисть, притянул к себе и усадил на кровать. Дотронувшись до ее сорочки, сшитой из мешковины, он вообразил, что это дивный тончайший шелк. На руках у нее висели стеклянные четки, но ему почудилось, что это драгоценный восточный жемчуг».

Необходимо воздать должное продажным женщинам, благодаря им те, кто лоретками пользовался, на-конец-таки смогли дать имя тем terra incognitae, каковые до сих пор составляли белые пятна на карте Страны Нежности. И, поди узнай почему, назывались срамными местами. Именно благодаря им запретный плод занял свое место в корзине фруктов в салоне. Удивительно, но для этих молодых людей в приближении к борделю было что-то поэтическое… Так появилась на свет вся галерея персонажей, обязанных своей жизнью юношеским воспоминаниям своих создателей. Имена этих великодушных шлюх — Флер-де-Мари («Парижские тайны» Ожена Сю), Фантина («Отверженные» Виктора Гюго), Эстер Гобсек («Блеск и нищета куртизанок» Бальзака), Маргарита Готье («Дама с камелиями» Александра Дюма-сына), Пышка и Арсения Гильо (одноименные новеллы Ги де Мопассана и Проспера Мериме), Рашель («В поисках утраченного времени» Марселя Пруста) и т. д.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});