Европейские каникулы (СИ) - Зайцева Мария

Не зря, ох не зря она обратила внимание на него! Она уже тогда, сразу, на уровне инстинктов поняла, кто он такой.

ЧТО он такое.

Поняла и захотела рассмотреть поближе, вытащить это из него, подчинить.

Вот только сильно себя переоценила.

Вытащить оказалось легко. А вот подчинить…

Невозможно.

Диксон управлялся с ней играючи, легко и даже изящно. Чувствовалось серьезное знание предмета и многолетняя практика. И бешеный темперамент.

Он был абсолютным, совершенным доминантом.

А Доун… Доун, как оказалось, нет.

Потому что свой первый, самый яркий, невозможный, выбивающий напрочь дыхание, оргазм она получила не в привычной роли домины, а именно с ним, с подчиняющейся, принимающей позиции. И от этого грехопадения было сладко вдвойне.

Его губы были сладкими, его уверенные, сильные движения внутри нее были сладкими, его твердое тело, его запах, его бормотание, хриплый волнующий голос… Сладость и терпкий, будоражащий привкус падения, порока, подчинения…

— Ну что, Королева Доун, — Диксон вложил в эти слова весь свой оставшийся после секса сарказм, — как тебе игра? Понравилось?

Доун лениво перевернулась на живот, отобрала у него сигарету, затянулась, поморщившись:

— Диксон, ты все-таки грязная американская свинья. Ни капли уважения к личным границам.

— Это да, — он провел рукой по ее мокрой от пота спине, спустился к ягодицам, с удовольствием пожамкал, скользнул пальцами между ног, — какие, нахуй, границы, о чем ты? Я и слов таких не знаю…

Он пошевелил пальцами, опять ощущая однозначный и приятный ответ на свои действия, глянул на Доун, уже облизнувшую губы в предвкушении, отобрал у нее сигарету, затянулся, потушил окурок в пепельнице, и навалился на женщину сверху, плотно прижимаясь пахом к ее ягодицам, приподнимая, выстраивая ее тело так, как ему хотелось, прерывисто и жарко дыша ей в откинувшуюся в готовности шею:

— Мое дело — приказы исполнять… Солдафон, знаешь ли… Грубый человек… А про границы будешь в своем клубе извращенцам петь…

Он резко двинул бедрами, проникая внутрь уже готового тела, и Доун, не удержавшись, сладко застонала, выгнувшись еще сильнее в пояснице, подаваясь назад, желая ощутить его в себе полностью, всего.

“Да уж, какие тут могут быть границы?”, - успела подумать она, прежде чем ее опять унесло на сладких порочных волнах.

7

Вывалившись из такси возле отеля, Дерил поднялся к себе в номер, все ещё находясь в каком-то ступоре, в сомнабулическом состоянии.

Потому что мыслями он был все ещё там, с маленьким ангелом Бетти, на шумном и весёлом Октоберфесте.

Он все ещё сидел, едва касаясь её руки, и, как школьник, млея от близости. Он все ещё смотрел в ласковые наивные глаза, такие удивлённо округлившиеся, когда она слушала, так внимательно слушала его бред.

В том, что нёс он сплошной бред, сомнений не было никаких. Дерил нихрена не помнил, ни одного слова, до сих пор дико изумлялся, как ему удалось её на свидание-то пригласить?

Хотя, Бетти явно не думала, что это свидание.

Да не… Ну какое свидание, ну смешно же.

Где он — мамонт лесной, и где она — ангелочек, школьница вчерашняя!

Просто отказать не смогла, наверно, вежливая же, блин!

А он не смог остановиться. Прекратить все это бесперспективное общение.

Вот прав Мерл, вечно он трудностей ищет, вечно загоняется, а потом расхлебывает.

Хотя, это у них семейное…

Кстати, о Мерле.

Где этот говнюк?

Дерил с удивлением осмотрел номер, похоже, брат так и не появлялся здесь с ночи.

Волноваться за него, само собой, никто не собирался.

Мерл всегда умел находить приключения на свою задницу, но и выбирался из них самостоятельно. Помощь ему в этом деле никогда не требовалась.

Дерил на всякий случай кинул ему сообщение.

Телефон пиликнул однозначным ответом, что все путем, и что Мерла в ближайшие сутки ждать не стоит.

Ну и ещё, что Дерил вполне может сам себе подгузники поменять, большой уже мальчик.

Дерил поморщился, отбросил телефон в сторону. Больше он этому скоту писать не будет. Пусть его там хоть убивают, козлину.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Диксон повалился на кровать, не раздеваясь, закрыл глаза, в очередной раз перематывая перед внутренним взором события этого охренительного дня, проведённого с Бетти. Ангелочком Бетти.

Вот они едут вместе на заднем сиденье такси, и от неё нереально сладко пахнет чем-то ванильным вперемешку с ароматами копченостей и солода. Странное, пьянящее сочетание.

Вот он подает ей руку, и не потому что этикет там какой-то, он и слов таких не знает, а потому что его к ней тянет, просто по-животному, как мощным автомобильным магнитом.

И невозможно не дотронуться. Просто невозможно.

Вот ее тонкая ладошка в его огромной лапище, такая нежная, хрупкая и настолько изящная, что он чувствует пальцами ее хрупкие косточки и суставы.

Как может у девушки быть такая рука?

И как её держать, не опасаясь, что раздавишь случайно?

И как ему завтрашний день пережить?

Лошадей Дерил любил, любил настолько, что понимал их. Там, дома в Джорджии, трепетная кобыла и норовистый жеребец ластились к нему, не дичились, доверяли ему настолько, что в его присутствии спокойно паслись и общались друг с другом, показывая человеку всю гамму эмоций, царящих между парой.

Предстоящему посещению конного приюта он был рад, хотя и переживал сильно.

Не из-за лошадей, нет.

Из-за Бетти.

Ночь не принесла успокоения и ясности мыслей, потому что снилась ему такая порнуха, что куда там любимым фильмецам Мерла!

Утренний дикий стояк не облегчил страдания, само собой.

И теперь Дерила мучили две одинаково сильные эмоции.

С одной стороны, он, взрослый, нормальный мужик, отдавал себе отчет, что дико хочет Бетти.

Она, звук её голоса, аромат тела, непередаваемые ощущения от мимолетных касаний, весь ее ангельский образ, заставляли его тело жить животными инстинктами, независимо от мозга, да и последний, походу, находился в длительном обмороке или даже коме.

Руки тянулись прижать ее к себе покрепче и не отпускать никуда в ближайшую сотню лет, а еще лучше перекинуть через плечо, сунуть в самолет, перелететь через океан и привезти на свою ферму в Джорджию и наслаждаться ее обществом каждый Божий день!

С другой же стороны он мысленно бил себя по рукам и по башке, называл дебилом и пытался, абсолютно безуспешно причем, держаться спокойно, не распускать рук, не пялиться и не спалиться, сказав что-то откровенно тупое или матерное. Потому что такие ангелочки не должны даже смотреть в сторону таких, как он.

В общем, душевное состояние Дерила Диксона выглядело примерно так: он стоял на расходящихся в разные стороны льдинах и единственное, в чем он точно мог быть уверен, это неизбежный, смачный плюх в ледяную воду.

Лошадей в приюте было много, молодые трех-пятилетки, пожилые пенсионеры, все они были с непростой судьбой и чаще всего попадали в приют из различных увеселительных заведений, или же были отобраны у нерадивых хозяев.

Бет, выглядящая до того сексуально в милой клетчатой рубашке и бриджах для верховой езды, что Диксон еле сумел поздороваться, пряча дикий блеск глаз, встретила его у входа в административное здание.

Пока они шли в сторону денников и выгульного поля, девушка знакомила его с каждым встреченным сотрудником или знакомым волонтером.

Бетти все улыбались, спрашивали, как дела, или обменивались шутками, а она, искренне улыбаясь в ответ, представляла им Дерила — удивительного человека, спасшего у себя на родине пару аппалуз.

Парни и взрослые мужики жали руку и сдабривали это простым добрым словом, а вот девушки которых оказалось большинство, проявляли свои эмоции куда более ярко, они щебетали что-то о его большой душе, порывисто обнимали и даже, наверное, если б не угрюмый и смущенный вид из под заросшей челки, зацеловали бы вусмерть.

Послеобеденное сентябрьское солнце пригорода Мюнхена, как нельзя лучше соответствовало конной прогулке.