Приговорённый умирает в пять - Станислас-Андре Стееман

Лежа в соседних кроватях, Лежанвье и Диана никак не могли уснуть.

Адвокат ожидал, что жена засыплет его вопросами, но она хранила молчание.

«Я люблю вас, дорогой, но я восхищаюсь и великим Лежанвье… Если бы я перестала восхищаться одним, то, вероятно, разлюбила бы и другого…»

— Диана!

— Да, Вернер?

— Теперь вы знаете все. Почему Лазарь спит под нашей крышей, почему я не могу его прогнать… Этот человек — преступник. Я имел глупость поверить в его порядочность. Сегодня он грозится, если я не выполню его требований, заявить, будто он собирался сделать чистосердечное признание, а я, дескать, его отговорил. Общественность охотно поверит подобному «раскаянию», а это будет означать крах моей карьеры и — только не надо возражать — неизбежно отвратит вас от меня.

— Пожалуй, да… — задумчиво протянула Диана.

— И что же теперь делать?

— Спать, дорогой. До утра выкинуть все из головы. А потом сражаться. Правда на вашей стороне.

— Как именно сражаться?

— Дайте мне время пораскинуть мозгами.

— Если случится так, что я вас потеряю…

— Вы меня еще не потеряли.

Лежанвье дождался, чтобы Диана уснула. Потом он на цыпочках спустился на первый этаж, зажег свет в «кабинете» и принялся листать страницы красной тетради, испещренные цитатами и адресами. Часам к двум заснул над перечнем ядов — производных бензина…

Уже много лет назад он раз и навсегда решил: если ему когда-нибудь и придется совершить преступление, он не попадется ни в какую ловушку и отчитываться будет только перед собственной совестью. А совесть его отныне спокойна…

VIII

— Вас к телефону, месье… Из вашей парижской конторы.

Выдернув из розетки шнур электробритвы, Лежанвье со вздохом поплелся за Сабиной.

Звонили действительно из конторы. А именно, мэтр Сильвия Лепаж — дело Барбедьенна оказалось для нее чересчур крепким орешком. И еще: как мэтр Лежанвье чувствует себя сегодня? На пользу ли ему загородный отдых?

Побывав в ванной, адвокат вернулся в спальню, где Диана была поглощена тем, что втирала пальцами в кожу лица тонизирующий крем.

— Дорогой, скажите: сегодня дела не призывают вас в кабинет? — сдавленным голосом, стараясь не шевелить губами, спросила Диана.

— Да нет… Все идет своим чередом.

— Вы не считаете, что вам не мешало бы махнуть в Париж, свозить туда Жоэллу?

С электробритвой в руке Лежанвье удивленно обернулся, но лицо Дианы, занятой изгнанием ночных морщин, оставалось неподвижным.

— То есть… вы хотели бы остаться одна?

— Да, — твердо ответила Диана. — С Тони.

Лежанвье был потрясен вдвойне. Во-первых, этим бестрепетным «да», а во-вторых, тем, что Диана назвала Лазаря «Тони».

— На что вы рассчитываете? — скептически спросил он. — Добиться, чтобы он устыдился своего недостойного поведения, отказался от своих матримониальных планов? Боюсь, это будет напрасный труд.

— Труд никогда не бывает напрасным, — отозвалась Диана, массируя веки. — А вдруг мне удастся найти какие-то чисто женские аргументы, к которым он окажется более восприимчив, чем к угрозам. Осталось же в нем что-то человеческое!

— Да услышит вас Бог! А почему вы хотите, чтобы я увез Жоэллу?

— Чтобы она не могла вмешаться в разговор. Она враз переметнется в противоположный лагерь.

Добривался Лежанвье молча. Предложению Дианы он подсознательно противился. Но, может, это потому, что он привык сражаться один и ему как мужчине претит прятаться за юбкой?

— Мне это не нравится! — заключил он вслух. Этот тип — прирожденный растлитель, — добавил он, тщетно подыскивая более простые слова. — Способный на…

— Дорогой мэтр! Выходив, вы сомневаетесь то ли в моей добродетели, то ли в моем уме?

— Нет, но… Как подумаю, что…

— Успокойтесь! Я останусь с ним все же не совсем одна. Сабина уходит отсюда только в шесть. К тому же я могу попросить Билли и Дото сегодня никуда не уезжать.

— Под каким предлогом?

— Да ни под каким. Билли с Дото никогда не задают вопросов.

— Вы уже представляете, хоть приблизительно, каким образом подступитесь к Лазарю?

— Больше всего я полагаюсь на импровизацию. — Диана завинтила колпачок на одном флаконе, открыла другой. — Вы, конечно, знаете, что у него есть подружка, некая Кристиана Маршан, супруга адвоката Маршана?

— Во время процесса он говорил мне о ней, но уверял, что со дня его ареста между ними все кончено. Но откуда вам известно?

— Мужчина, вышедший из тюрьмы, испытывает неодолимое желание исповедаться, и предпочтительно женщине. Поверьте, Тони не является исключением из этого правила.

«Тони»! Снова она назвала его так!

— Следовательно, на этот счет — да и не только на этот — вы осведомлены о нем лучше меня?

— Откуда мне знать, дорогой? Думаю, нет. Но, видите ли… шантажист ведь тоже бывает не так уж уверен в себе. Дайте мне шанс. — Диана помолчала, накрашивая ресницы. — Дайте нам шанс.

И сколько бы потом Лежанвье ни атаковал ее вопросами, все было тщетно: Диана целиком отдалась наведению красоты.

Он был уже на пороге, когда она окликнула его:

— Вернер!

— Что еще?

— Спасибо, дорогой! Поезжайте сразу после обеда. Проявите как можно больше терпения и снисходительности к этой глупышке Сильвии Лепаж. И не возвращайтесь с Жоэллой до темноты. На два часа с такого субчика спесь не собьешь.

Жоэлле совершенно не хотелось ехать в Париж. Ей там нечего делать, она будет чувствовать себя не и своей тарелке… Куда охотнее она, чтобы прогнать мигрень, погуляла бы по лесу в компании своей арденнской таксы по кличке Стряпчий. Адвокат продолжал настаивать, нагромождая причины одна нелепее другой. Жоэлла уже начала поглядывать на него с подозрением, когда по необъяснимой прихоти провидения конец их спору положила Дото: ей как раз нужно к портнихе и к парикмахеру, не согласится ли Жоэлла ее проводить?

Жоэлла хмуро сдалась, но доехала с ними только до Палезо.

— Дальше поезжайте вдвоем… Я возвращаюсь назад.

— Но почему? — изумленно воскликнула Дото.

— Все кружится, — лаконично отозвалась Жоэлла. — Укачало меня в вашей тачке. Должно быть, я заболеваю.

Удивленный Лежанвье искоса рассмотрел дочку. Жоэлла и впрямь была бледна, завитки волос прилипли к ее необычно влажному лбу.

— В таком случае… — начал он.

Он чуть было не сказал: «Я отвезу тебя», но вовремя прикусил язык: Диана не простила бы ему столь скорого возвращения.

— Может быть, вы, дорогая Дото, могли бы…

Он обернулся, устремив на нее умоляющий взгляд, но Жоэлла перебила его.

— Обойдусь без няньки! — зло бросила она. — Я хочу только одного: чтобы меня оставили в покое. Пропущу по-пролетарски стаканчик кальвадоса у стойки и вернусь на автобусе или по железке, как взрослая, а если не удастся — возьму такси. Денег у меня хватит, — добавила девушка, похлопав себя по карману своей куртки, чтобы предупредить очередное возражение.

Лежанвье охотно влепил бы ей пару пощечин, но это создало бы досадный — и запоздалый — прецедент Он не помнил, чтобы когда-нибудь поднимал руку на дочь.

Его донимал один вопрос: в самом ли деле ей нехорошо или же она инстинктивно стремиться сделать Диане назло, спутать ей карты?

Он увидел, как она пошатнулась, ступив на дорогу, и ухватилась за дверцу, прежде чем ее захлопнуть, и его сомнения рассеялись.

— Прими аспирин, — посоветовал он. — И ложись в постель, как только вернешься. Не наделай глупостей.

Страдальчески улыбнувшись, Жоэлла направилась к свежевыкрашенному бистро, террасу которого окружали кустики бересклета в ящиках.

— Будь спок, Вэ-Эл, я не прощаюсь! — Она полуобернулась, успокаивающе помахала рукой. — Обещаю тебе, что отвергну всякое гнусное предложение.

Дото пересела с заднего сиденья на переднее, где сидела Жоэлла, и закинула ногу на ногу, обнажив коленки и рискуя тем самым отвлечь внимание водителя.

— Забавно, не правда ли? — заметила она, когда «мерседес» набрал скорость. — Симптомы довольно характерные…

Лежанвье упорно смотрел на дорогу.

— Сколько ей сейчас? Семнадцать?

— Скоро восемнадцать, — буркнул адвокат.

— А на вид все двадцать. Вы и впрямь думаете, что это у нее простое недомогание?

— Ну да. У вас другое мнение?

— Вы неисправимый оптимист, — напоследок уколола его Дото.

В новой соломенной шляпке она впорхнула в кабинет Лежанвье вскоре после шести часов — они договаривались, что она придет в пять, — и они двинулись в обратный путь сквозь клочья вечернего тумана, такие же молчаливые, как и днем, и скрыто враждебные друг другу. Адвокат знай себе нажимал на газ, а если и отводил взгляд от дороги, то лишь для того, чтобы посмотреть на люминесцентный циферблат часов.