Фрида - Аннабель Эббс

понял, что так и не дочитал роман до конца. Слишком поздно, – задумался он. – Zu spät… zu spät. Эрнест откинулся назад и пососал незажженную трубку, наслаждаясь моментом: он любил загадки.

И вдруг его осенило. Он замер, словно громом пораженный. Как можно быть таким идиотом? Вот болван! Наконец все кусочки головоломки встали на свои места: таинственная надпись, перепады настроения Фриды, ее странное, неподобающее поведение. Буквально позавчера она неловко заигрывала, теребя полы его рубашки. А вчера, когда он заводил старинные часы в зале, погладила через брюки по ягодицам. Теперь все ясно. Она хочет еще одного ребенка. Пока не поздно.

Первоначальное потрясение бесследно исчезло, как только он начал мысленно перечислять причины, почему ни в коем случае нельзя заводить еще одного ребенка. Шум. Суета. Микробы. Расходы. Если придется обеспечивать четвертого ребенка, его планы переехать в более солидный дом с хорошим садом будут сорваны. А что с книгой? И с местом в Кембридже?

Нет, глупости. Он этого не допустит. Не поддастся женским чарам. Взгляд скользнул за окно, где сгущались сумерки. Последние лучи солнца догорали в кронах деревьев, в зелени листьев, в нераскрытых бутонах и пышной белизне цветов. Весна, вот в чем дело. Вероятно, заманчивые обещания весеннего изобилия так некстати заставили жену вновь задуматься о продолжении рода. Да, в этом все дело. Проделки весны: первые зеленые листочки, пробивающиеся из почек, взрывающиеся цветами бутоны, лихорадочное стремление свить гнездо.

Эрнест оглядел кабинет: полки на всех стенах заставлены книгами, ряды и ряды книг – от пола до потолка. В алфавитном порядке, начиная с Библии и заканчивая собранием сочинений Золя. Каждая пунктуально внесена в каталог его собственной рукой. Он удовлетворенно подумал, что свое гнездо построил. А вот Фриде явно чего-то не хватает, она хочет гнездо побольше. Видимо, весна оказывает на женский организм какое-то таинственное животное влияние.

В размышления резко ворвались воспоминания детства: девять братьев и сестер склонились над мисками с постным супом, шум, гвалт, постоянные лишения. Нет, о четвертом ребенке не может быть и речи. Он никогда не сдастся. Сдаваться. Капитулировать.

– Капитулировать, – произнес Эрнест в потолок.

Тонкие стены дрожали от напора Фриды, азартно стучавшей по клавишам в соседней комнате. Капитуляция… От латинского capitulum. Замечательное слово. Копуляция. Совокупление. Стоп, при чем здесь это… Он усмехнулся. Слова имели удивительную привычку перетекать из одного в другое. Вероятно, капитуляция превратилась в копуляцию из-за мыслей о продолжении рода, размножении, весне.

Вдруг вспомнилась первая брачная ночь. Его до сих пор преследовало это воспоминание – стыд, неловкость, неестественное воодушевление Фриды. Он представлял себе репродуктивный акт совсем не таким. Потрясенный бесстыдством и несдержанностью молодой жены, он отвернулся и притворился спящим.

Внезапно захотелось раскурить трубку, чтобы прогнать непрошеные воспоминания. Эрнест зашуршал бумагами в поисках спичечного коробка и направил мысли в более приятное русло. Их первая встреча у необычного маленького фонтана в Шварцвальде, где он провел свой первый и единственный отпуск. Что на него нашло? Он ясно помнил яркую зелень заросших лесом склонов. Стройные сосны в полуденном свете тянутся ввысь, в небе кружат вороны.

Теперь ему казалось, что этот всплеск свободы – от учебы, от Англии, от привычной городской среды обитания – придал ему благородного снобизма, который совершенно противоречил его внутреннему смятению. Словно он на короткое время превратился в совсем другого человека. Он вспомнил, как Фрида протянула пухлую розовую руку при первом знакомстве. Пылающие щеки, отчаянная улыбка, аромат лаванды, исходивший от белой блузки. И ее загадочный говор – странная смесь баварского, эльзасского и силезского наречий, с вкраплениями французского. Его очаровали эти пленительные интонации. Он практически сразу понял, что эта женщина станет его единственной любовью. Хотя в то время она едва ли была женщиной. Всего восемнадцать. Но сколько очарования, сколько скрытых возможностей!

Его мысли вернулись к настоящему. Нет, четвертый ребенок абсолютно исключается. Эрнест закрыл томик Анны Карениной и сунул под стопку экзаменационных работ. Мюнхен – вот ответ. Фрида сможет побаловать себя разумным самоанализом. Две недели с Элизабет приведут ее в чувство и заставят забыть глупые идеи о большой семье. Элизабет невероятно умна и постоянно занята размышлениями об экономике и философии. Его жене это пойдет на пользу.

– Моя жена, – сказал он вслух. – Мой снежный цветок… Моя королева.

Слово «королева» – queen – заставило его задуматься. В большинстве языков оно является производным женского рода от слова король, а в английском – нет. Возможно, оно происходит от греческого слова gynē, означающего «женщина». Либо от древнесаксонского qwan, что означает «жена». В окне, словно мошкара, роились частички сажи из фабричных труб. Фрида перестала терзать инструмент, и стало слышно, как гудят, грохочут, шипят и плюются городские фабрики.

– Моя королева, – улыбаясь, повторил Эрнест.

Как он любил копаться в происхождении слов! Восхитительно: слова заключают в себе всю историю цивилизации, весь свод развития человечества – от рабовладельческого строя до свободы!..

Он поджег трубку, запрокинул голову и удовлетворенно запыхтел.

Часть II

Мюнхен, 1907

В ее жизни почти ничего не происходило, однако в глубине, во мраке, уже назревали какие-то перемены.

ДЭВИД ГЕРБЕРТ ЛОУРЕНС, «ВЛЮБЛЕННЫЕ ЖЕНЩИНЫ»

Глава 11

Монти

Пока добрались до Мюнхена, совсем стемнело. Монти думал, что уже глубокая ночь, как вдруг мама сказала:

– Мы можем поехать прямо к тете Элизабет или зайти перекусить в знаменитое кафе, которое она мне советовала. Ты как?

Монти моментально проснулся и пришел в восторг от идеи пойти с мамой в кафе поздно вечером. И ему очень нравилось, как мама подзывает носильщиков: уверенно, держа спину прямо, а голову очень высоко, как королева.

– Пожалуйста, давай зайдем в кафе!

– Ладно, только ненадолго.

Она повернулась и, пока носильщик грузил чемоданы на специальную тележку, несколько раз втянула носом воздух. Монти последовал ее примеру. В воздухе витал аромат сладких булок и жареного мяса. Мюнхен пах совсем не так, как Ноттингем, а дразняще и экзотически. Оказывается, у каждого города свой запах.

Он услышал, как мама объясняет извозчику, что им нужно в кафе «Стефани» на Амалиенштрассе, и по коже пробежали мурашки – от гордости и возбуждения. Не то что в Англии, где извозчики ее не понимают, и приходится повторять по несколько раз, а порой они даже тихонько говорят гадости о немцах.

– Как чудесно дома! – Мама провела руками по волосам и по платью, расправляя складки юбки. – Завтра ты будешь пить баварское пиво и есть настоящую еду. Нас ждет столько всего хорошего! А теперь положи голову мне на колени.