Грязная любовь (СИ) - Диева Полина

Как в тумане я смотрела на Юльку, чьё обмякшее тело, как мешок с картошкой выносили из казармы. Как в тумане я почувствовала, как мозолистые руки сжали мои запястья, и повели меня в сторону главной площади. Подвал, клетка... Не камера – реальная клетка, сваренная из металлических прутьев. Ни одной слезинки не вытекло из моих глаз. Не дождутся! Они говорят, что мой отец – предатель. Что ж, они не оставили мне выбора. Я могла смириться и принять новую реальность ради сестры. Пережить любые испытания на Оазисе, даже не помышляя о побеге. Вот только у Юльки больше нет счастливого будущего. Нет любящего мужа, очаровательных детишек и уютной квартиры у моря. Только деграданты в военной форме, которые будут её насиловать. А потом унизительная операция, убийство её дитя и ссылка в Шахты, на которых никто долго не живёт...

Я чувствовала каждой клеточкой своего тела, как часть меня умирает. Нет больше счастливого будущего. Нет веры. Нет надежды. Есть только я и моя сестра...

— Алиса, я сделал всё, что мог, - Алек появился из ниоткуда и виновато смотрел на меня.

— Не-е-ет. Не обманывай себя. Ты мог спасти мою сестру. И свою тоже, - презрительно растягиваю слова.

— Не мог. Ты многого не знаешь и совсем ничего не понимаешь. Оппозиция пытается разрушить новый мир и убить президента. Я понимаю, что всё это выглядит очень жестоко, но, поверь, всеобщее благо важнее. Уже следующее поколение будет жить в идеальной стране. Деграданты будут работать на нас, не зная голода и болезней. Улучшенное поколение детей будет жить в собственных домах с бассейнами. Лучшие люди будут жить вечно...

— Что ты несёшь? Сам не понимаешь – это пропаганда. Мир разрушен, погряз в преступности и беззаконии. На твоих глазах невинную девушку насиловали десятки деградантов!

— Мои племянники у них. Сестра пожертвовала рассудком ради будущего своих детей. И я тоже обязан защищать их. Мне присылают фотографии – очаровательные малыши. Их уже пятеро и будет больше. Они встанут во главе нового идеального государства. Мне жаль твою сестру, я не хотел, чтобы так всё закончилось, поэтому и улучшил твою историю, сделав её правдоподобной. Это всё, что я мог для вас сделать. Прости.

— Алек, очнись! Твою сестру насилуют и заставляют рожать каждый год. Она не хотела этого, ты знаешь. Но всё равно потакаешь преступникам, насилующим её тело. Твоей сестры больше нет. Но есть я. И моя сестра. Пожалуйста, помоги нам выбраться из всей этой грязи.

— Я не могу. Ты права – моей сестры больше нет. Но есть племянники. Они теперь элита. У меня нет выбора. Смирись и ты. У тебя тоже нет выбора. Знаешь, ещё вчера я тебе сочувствовал, но сейчас понимаю, как тебе повезло. Не будь ты неприкасаемой – лежала бы сейчас на соседней койке с сестрой, истекая кровью. Они умеют ломать людей...

В ужасе отшатнулась от него. Как можно так спокойно рассуждать о легализованном изнасиловании? Как можно поддерживать строй, превративший самого близкого тебе человека в овощ? Когда в казарме он остановил ублюдков, насилующих мою сестру, во мне зародилась надежда. Надежда на его помощь и поддержку, но она оказалась напрасной.

Всё кончено. Больше ничего не имеет значения. Слёзы сами собой полились из глаз, я закричала как ненормальная:

— Убейте меня! Убейте прямо здесь и сейчас, - вцепилась в прутья клетки. – Или я сама убью вас всех!

Алек закрыл мне рот рукой и зашипел на ухо:

— Ты делаешь всем только хуже. Полковник только ищет повода признать тебя неблагонадёжной и отправить на Шахты. Хочешь повторить судьбу своей сестры? Порадовать местных солдатиков?

Я перестала вырываться и попробовала сосредоточиться на его словах.

— Я не мог ничего сделать. Ни для своей сестры, ни для своей. Но ты сможешь. Если попадёшь в Оазис. Только веди себя адекватно, будь послушной и смирной. После этапирования за тобой будут наблюдать около трёх месяцев. Некий санитарный кордон перед допуском в покои власть имущих. Не теряй время. Пока они следят за тобой – следи за ними. Я не был там ни разу. И никто из нас не был. Отправиться на Шахты ты всегда успеешь, но будет лучше, если к тому моменту ты добудешь для нас информацию. Промывать мозги они тебе не станут – им не нужны дети с бунтарской кровью даже для пополнения рядов высшей расы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он говорил очень быстро и тихо. Я разобрала далеко не все слова, но общий смысл поняла.

ГЛАВА 14

Мысли лихорадочно крутились в моей голове, пытаясь хоть как-то структурировать хаос. У нас с Юлькой нет родственников. Нет друзей. Даже знакомых нет. Мы с ней вдвоём на всём белом свете. И ей сейчас плохо. Очень плохо. А я ничем не могу помочь. Но Алек может! Он не последний человек на Ковчеге. Я не доверяю ему. Я никому не доверяю. Но у меня просто нет выбора. Даже если у меня получится выбраться из этой чёртовой клетки, найти сестру и сбежать с острова – что дальше? Домой вернуться мы не сможем. Придётся вечность скитаться по стране, боясь всего и всех.

Я легла на пол клетки и начала отжиматься. Папа учил нас быть сильными. Мама воспитывала стойкость. Юлька кажется слабой и наивной, но это не так. Вернее, только отчасти так. Нас учили выживать. Запирать грустные мысли и тяжёлые воспоминания в глубине памяти. Никогда не сдаваться и всегда заботиться друг о друге.

Сто... сто один... сто два. Истекая потом, я поднялась на ноги и впервые огляделась. Сознание прояснилось – теперь я могу мыслить здраво. Клетка совсем небольшая, три на три метра примерно. Замок новый и навороченный. Открывается пластиковой картой. Прутья заржавели, но распилить ножовкой, да ещё и бесшумно их вряд ли получится. Глубоко вздохнула, борясь с отчаянием.

Нельзя позволить им увести Юльку. Алек сказал, что на Шахтах ей помогут, но... Тогда я потеряю её навсегда. Ковчег – временное строение, не предназначенное для содержания заключённых. Здесь живут только в тёплое время года, а, значит, после прихода холодов военные уедут. Можно будет вернуться в наш дом – поговорить с соседями. Кто-то из них должен знать моего отца. Или того человека, которому принадлежит дом. Нам нужно найти друзей.

Но сначала нужно сбежать из этого бесовского места. Ах, папа, папа... Как ты мог умереть просто так, не оставив ни единой подсказки. Кем ты был и почему власти так сильно тебя боятся? Почему из-за тебя мы с Юлькой из ценного ресурса превратились в преступниц? Стоп! Нет времени искать виноватых. Нужно выбираться. Вот только как?

Варианта два – довериться Алеку или попробовать вырубить его. Отнять пистолет, пристрелить охранника и..? Я не знаю, где они держат Юльку. Времени на её поиски не будет. А ведь есть ещё охрана по периметру. И забор под электричеством...

Всю ночь я провела без сна, ворочаясь на жёстких досках. Доски! Под утро меня осенило – если повезёт, доски будут скреплены саморезами. Достаточно большими и острыми, чтобы вскрыть сонную артерию. Так и есть. На Ковчеге всё строилось максимально просто и быстро, без заботы об эстетике. Я вцепилась в шляпку самореза зубами и начала его медленно проворачивать. Сначала он не поддавался, то и дело, выскакивая из зубов. Расцарапал мне дёсна в кровь, неудачно соскочив и... сдвинулся но долю миллиметра! Ещё немного и я могу выкручивать его рукой, предварительно обернув болт-переросток трусами.

Около двух часов ушло на пятисантиметровый саморез. Выглядит как новенький и до сих пор острый на конце – уколола себе палец, чтобы проверить. Теперь осталось только ждать и надеяться на то, что Алек придёт...

Охрана не заходила в клетку. Еду передавали через крошечное отверстие у пола. Можно, конечно, пожалеть попробовать через прутья клетки убить охранника, но это слишком рискованно. У него автомат. И он выглядит сильным. Почти наверняка я не смогу его удержать. А вот Алек...

— Привет. Выглядишь не очень. Плохо спала? – он появился ближе к обеду.

— Издеваешься? Мне даже одеяло не дали, а тут адский холод по ночам.