Ночь Волка - Самид Агаев

— У вас, кажется тоже не все в порядке? — спросил незнакомец.

— Это вы, верно, подметили, — согласился Марат, — у нас машина не заводится, и еда кончилась.

— Вас здесь трое? — спросил мужчина.

Вопрос почему-то Марату не понравился, он сказал:

— Кажется вас отпустило, может водочки?

Незнакомец кивнул и на четвереньках двинулся в комнату. Удивленные мужчины двинулись за ним и возле стола помогли ему сесть на стул. Галя поставила перед ним рюмку, но человек жалобно улыбнулся, и попросил:

— Если можно, побольше.

Шилов, хмыкнув, сказал:

— Вот это по-нашему, — поставил перед ним граненый стакан и наполнил его до краев.

— Тебя, как звать-то, мужик? — спросил Шилов.

— Костин, — ответил человек, беря стакан обеими руками. Он осушил стакан, пожевал губами; лицо его приобрело какое-то вопросительное выражение, словно он прислушался к чему-то в самом себе, то есть стал похож в этот момент на дегустатора. После этого мелко откашлялся и сказал:

— Хорошо.

Шилов добавил:

— И сказал он, что это хорошо.

— Точно, — подтвердил Костин.

— Хорошо пьешь, дядя, — оценил Шилов.

— Спасибо, — сказал Костин.

— А звать-то тебя, как?

— Я к фамилии привычный, на работе все так зовут.

Он расстегнул и снял с себя телогрейку, оказавшись в замызганном свитере из растянутого горла, которого выглядывал ворот несвежей рубахи.

Шилов не стал настаивать. В комнату заглянула Галя.

— Зайца потушить, или рагу?

— Потушить, — хором сказали Марат и Шилов.

Шилов вызвался помочь и пошел за Галей на кухню. Марат и Костин остались вдвоем. Марат пододвинул гостю свою тарелку с остатками капусты и сказал:

— Может закусите, пока заяц будет готовиться?

— После первой не закусываю, — молодецки ответил Костин. Однако, язык его слегка стал заплетаться. Марат правильно понял его слова и налил ему водки, но теперь уже в стопку.

— Пошло тепло, пошло, — сказал Костин, — начинаю согреваться.

Марат вежливо улыбнулся в ответ. На кухне Галя пробовала разрезать окаменевшего от мороза зайца.

— А ну-ка отойди, женщина, — грозно сказал Шилов, подступая к ней с топором.

— Смотри аккуратней, — предупредила Галя и отошла в сторону.

— Наш-то заяц был, покрупней, — заметил Шилов и разрубил зайца на небольшие куски. Галя обмыла их холодной водой, отчего они тут же покрылись тонкой пленкой, уложила в чугунок и залила до половины водой; бросила шепотку соли, перца, несколько лавровых листов и стала шарить на полке, говоря:

— Где-то здесь луковица оставалась. Шилов извлек искомую луковицу из кармана, сказав:

— А я только ее сожрать собрался, дай, думаю, лучку обрадуюсь.

— Я-те сожру, тоже мне Чипполино нашелся.

Галя очистила луковицу, бросила ее в чугунок, накрыла крышкой и отодвинула печную заслонку, открыв взору остывающую груду угля, переливающуюся огнями в печном чреве.

— Может быть дров подбросить? — высказал предположение Шилов. — Не надо, углей достаточно.

— Желательно бы поскорей, — проникновенным голосом сказал Шилов, — бо, кушать хочется зело.

— Иди к столу, а то Марат один там. Не нравится мне этот мужик.

— Да ладно, не волнуйся, обыкновенный охотник, заблудился.

— Иду к столу, — согласился Шилов.

Он вернулся к столу и почувствовал царящую за ним неловкость, которая возникает при появлении чужака в компании хорошо знакомых людей. Чтобы снять ее, Шилов ударил в ладоши и сказал:

— Ну-с, господа, предлагаю тост за спасение товарища Костина, который в свою очередь спас от голодной смерти нас.

После того, как выпили, Шилов крикнул:

— Милая, открой крышку. Нам надо занюхать, — и добавил, обращаясь к собеседникам, — как Насреддину.

Галя, видимо, приняла слова Шилова за чистую монету, так как, до обоняния мужчин вдруг явно донесся густой и ароматный мясной дух. Вскоре появилась и сама Галя, неся в руках кипящий чайник.

— Чайковский — это хорошо, — мечтательно произнес Костин.

Галя налила ему чаю и как бы невзначай спросила:

— Давно вы в наших краях охотитесь, что-то я раньше вас не встречала, я ведь местная?

— У меня, знаете ли, давняя традиция, — начал Костин, — я свой отпуск разбиваю всегда на две части; половину зимой гуляю, половину летом, — а принцип такой, намечаю себе маршрут, потом доезжаю до определенной железнодорожной станции, скорее даже до полустанка, без названия и оттуда иду пешком через лес к намеченной цели. С собой беру неприкосновенный запас, — пачку сухарей, банку консервов, которые, как правило, приношу домой не тронутыми, а питаюсь только тем, что добуду охотой или рыбалкой, сплю в спальном мешке или, если повезет в таких заброшенных деревнях, как N. Я был в ней летом, сделал в одной избе перевалочный пункт, однако заблудился, к вам попал.

— Странное у вас увлечение, — сказал Марат, — охотиться одному, идти через незнакомый лес, какая радость в такой охоте. Это несвойственно русскому человеку;

— Да, — поддержал Шилов, — а как же особенность национальной охоты, — выпить, потрепаться?

— Как же вы ночуете в лесу, не страшно? — спросила Галя.

— Страх — это атавизм, — ответил Костин, — надо избавляться от пещерного человека в себе. Я люблю целомудренную природу, девственные леса. Мой любимый писатель Джеймс Кервуд, знаете такого?

— Знаем, знаем, — сказал Шилов, — про медведя с собакой.

— Точно, — обрадовался Костин, — этот роман называется "Бродяги Севера"

После недолгой паузы он спросил смущаясь.

— Где тут у вас туалет?

— За домом, — объяснила Галя, — выйдете и направо за забор.

Костин поднялся и сказав:

— Я щас, — вышел из комнаты.

— Интересно, как там наш зайчик? — задумчиво произнес Шилов.

— Зайчик не наш, а его, — поправила Галя.

— Пусть Марат рассудит, — потребовал Шилов.

— Когда я жил в коммуналке, — сказал Марат, — у меня долго не было холодильника. Деньги-то у меня были на холодильник; но во-первых, холодильников не было в магазинах, вернее они были, но продавались по талонам, а во-вторых, в моей комнате было всего десять квадратных метров, а места общего пользования в квартире, я имею ввиду не туалет, куда пошел наш гость, а кухню, коридор, все уже были заставлены. Так вот, я свое пиво клал в холодильник, к соседке, а ее мужик частенько его выпивал, а когда я пытался ему объяснить, что это мое пиво, он мне говорил: "Знаешь, Марат, пиво-то может и твое, но холодильник-то мой".

— Как хотите, но в этом есть логика, — сказал Шилов.

Хлопнула входная дверь, послышался топот в сенях. Вошедший охотник сбивал снег с сапог.

— Как крутит, как крутит, — сказал он, входя в комнату, — ветер, да еще мороз. А у вас машина я смотрю.

— Машина, — ответил Марат, — мать ее, только она не заводится, аккумулятор сел.

— Зайцем пахнет, — плотоядно сказал Костин.

— Правильней будет сказать, — что пахнет зайчатиной.

Марат смерил взглядом приблудного охотника, и задержался на его спортивных штанах из дешевой бумазейной ткани, пузырившихся на коленях. Марат вдруг вспомнил, как в школе, на уроках физкультуры, он носил точно такое же трико, жутко стесняясь при этом, потому что все остальные, исключая одного детдомовского мальчика, были одеты в спортивные синтетические костюмы, облегающие тело.

— Как-то вы легко одеты для зимней охоты, — произнес Марат.

Костин, сердечно улыбаясь, развел руками.

— Ну, уж как есть.

Шилов, словно подыгрывая Марату, заметил:

— Что-то волки перестали выть.

Это замечание вдруг тяжело повисло в воздухе, не вызвав ни у кого улыбки, и Шилов желая исправить оплошность, добавил:

— Знаете, анекдот про Насреддина, как он пришел на свадьбу в старом платье, и его не пустили. Он пошел домой, одел лучший свой халат и когда вернулся, его усадили на почетное место. Когда перед ним поставили плов. Насреддин стал тыкать в блюдо рукав своего халата, приговаривая, — кушай халат, кушай.

Вызвав смех, довольный Шилов, продолжил:

— До того, как вы здесь появились, товарищ Костин, у нас здесь происходил конкурс рассказчиков, навроде Декамерона; слышали о таком произведении.

— Ну, как же, — осклабился охотник, «Декамерон», — это единственное, что я признаю в литературе кроме Стругацких, там же все друг другу изменяют; особенно я запомнил, как жена заставила мужа залезть в бочку чистить ее изнутри, а в это время любовник пристроился к ней сзади и тово.

— А как же Кервуд, — напомнил Шилов.

— Ну, не считая Кервуда конечно. Но Стругацкие, — это вообще вешь — единственное стоящее в русской литературе, а вообще я председатель партии "стругацкистов".

— Есть такая партия? — удивился Марат.

— Есть.