Юнга (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

«Выходит, вроде как второй раз ты родился, паря…», — проведя рукой по мальчишечьей вихрастой голове, со вздохом пояснил тогда ему «крестный» — дядька Игнат.

День указали тот самый, когда японцы нанесли удар по русским кварталам Сеула. Большой войны тогда не случилось. Сеульский инцидент 1933 года канул в историю, но для Марика это событие стало роковым.

Единственной памятью о прошлой, но теперь неведомой жизни, остался дорогой красного золота нательный крест. Но директор приюта — тогда еще титулярный советник, а вот уже три года как коллежский асессор Воронин, решил, что мальчик может потерять свою единственную драгоценность и потому забрал его на хранение, выдав взамен другой — медный.

Учился Мартемьян всегда старательно, так что учителя частенько ставили своего любимого ученика в пример остальным. Отличная память и природная любознательность позволяла усваивать знания без зубрежки. Также легко ему давалось и чистописание, и каллиграфия. Иногда ему казалось, что многое он и прежде умел, и если голова предательски отказывалась делиться потерянным прошлым, то тело не подводило, стабильно выдавая наработанные навыки.

Первые воспоминания его — о воздушном корабле, полете и военных летчиках — так отложились в душе, что никакой иной мечты, кроме как о небе, он и не хотел помыслить. Задача эта была не проста, но Марик был готов на все, чтобы достичь своей цели.

И главным в его планах был расчет на стипендию, выдаваемую ежегодно попечительским советом Императорского общества учебных и богоугодных заведений в Дальневосточном наместничестве. Доставалась она лучшему ученику. И давала право продолжить обучение в старших классах реального училища или иных приравненных к нему средних учебных заведениях, после чего открывалась прямая дорога в университет, или, в его случае, в Великого князя Александра Михайловича воздухоплавательную школу.

Время от времени, как напоминания из прошлого, ему приходили короткие, написанные корявым почерком открытки-поздравления с Рождеством и Светлой Пасхой от «крестного». Бывало даже, дядька Игнат высылал немного денег «на конфеты». Но вот лично со своим спасителем Марик так за все годы больше и не увиделся. Служба в разных частях Российской Империи и даже далеко за ее пределами, а потом тяжелое ранение и инвалидность лишили Вахрамеева возможности встретиться.

Обрушившиеся на Вениамина воспоминания вызвали приступ дикой головной боли, от которой он, если бы не помощь Витьки, непременно свалился бы. Но верный друг все-таки сумел довести его до кровати и помог прилечь. Затем, убедившись, что приятель заснул, накрыл колючим казенным одеялом и устроился на соседней койке.

Спал Март беспокойно. В голове то и дело возникали совершенно фантасмагорические картины огромных летающих кораблей, заливающих пространство под ними чем-то вроде напалма, затем он снова оказывался в воде и, будучи не в силах сопротивляться, опускался глубже и глубже в пучину, жалея лишь об одном, что ему так и не довелось подняться в небо.

Потом ноги коснулись каменистого дна, и тело как будто пронзила молния. Оттолкнувшись, что было сил, он попытался всплыть и, когда легкие уже раздирало от удушья, ему удалось-таки достичь поверхности и глотнуть живительного воздуха. Только это был уже не сирота Марик, а Вениамин. А на берегу чудесно спасшегося подростка ждал не Витька Ким, а страшные убийцы, зачем-то снявшие с него крест.

В этот момент Март открыл глаза и проснулся. Тягучая, словно патока, боль прошла, а голова работала как никогда ясно и четко. Кто бы ни были эти таинственные киллеры, им нужен был не только Марик, но и его крест. Но они не знали, что у него на шее был не настоящий. Значит, рано или поздно они вернутся и узнают, что их жертве удалось выжить. В таком случае ему нужно бежать пока не поздно!

«Зря я вернулся», — с запоздалым сожалением подумал парень. Хотя, если подумать, то не совсем зря. Какое-то время у него есть, и пока злодеи не появились, надо забрать тельник обратно. Зачем он ему нужен, Марик вряд ли смог бы объяснить, но почему-то чувствовал, что именно в нем таится разгадка. Воронин приезжает завтра, точнее, уже сегодня. «Успею», — подумал он, и, повернувшись на бок, неожиданно сам для себя снова заснул.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

На сей раз ему снился воздушный фрегат «Паллада» невообразимо огромный и прекрасный. Палуба под ногами вибрировала от работы машин, ветер развевал флаги, а он — Март — стоял на мостике и упивался тем, как четко слушается штурвала боевой корабль Воздушного флота Российской империи.

— Вставайте! — противным голосом разбудила друзей Фимка.

— Отстань! — пробурчал Вениамин, переворачиваясь на другой бок.

— Что?! — закипела от возмущения нахальная девица. — Да я… да я… да я на вас воспитателю пожалуюсь! Нет! Директору!

— Его еще нет, — равнодушно парировал отчаянно зевающий Витька. — Кстати, как и воспитателей.

— Они вернутся!

— И что ты им скажешь? Что заходила в дортуар мальчиков, что благовоспитанной барышне делать никак не полагается? — съязвил Ким, явно кого-то передразнивая.

— Ну и валяйтесь! — обиделась Фима. — Я скажу, что вы есть не хотите и завтрак на вас можно не оставлять!

— Только попробуй! — забеспокоился мальчишка, но было поздно, ибо порядком разозлившаяся одноклассница вылетела вон из спальной залы.

— Давай вставать, — мрачно буркнул он товарищу. — Не то и впрямь без завтрака останемся.

— Давай, — не без сожаления в голосе отозвался Март и, соскочив с узкой койки, принялся натягивать на себя одежду.

Сон, который он так и не досмотрел, был невообразимо прекрасен, но столь же нелеп. Какие, скажите на милость, могут быть воздушные фрегаты, да еще и Российской империи? Право же, чушь какая-то! Хотя, если подумать, то ничуть не большая, чем погибнуть, а потом возродиться в теле своей копии в прошлом.

То, что вокруг прошлое, Март понял сразу. Во-первых, вместо пластиковых стеклопакетов, в окнах зданий были деревянные рамы с самыми настоящими стеклами, причем некоторые из них были составлены из двух задвинутых друг на друга половин. Последний раз он такое видел в далеком детстве, когда стекольщику не хватало материала, и он составлял сшибки из кусочков.

Во-вторых, и на кухарке, и на Фимке были длинные, до середины икры, платья. И если на взрослой женщине такой подол смотрелся более или менее уместно, то на девочке-подростке, да еще и кореянке, это было явной архаикой.

Ну и, в-третьих, конечно, мебель. Довольно грубая, но при этом даже на вид прочная, она была изготовлена целиком из дерева без всяких там ДСП или МДФ[7]. Даже фанеры толком не видно. Оставалось понять, в какие именно годы его занесло. Память реципиента подсказывала, что в самое начало сороковых, но мозг отказывался верить, как и в существование воздушных кораблей.

На завтрак они с Витькой почти не опоздали, и неодобрительно покачавшая головой подавальщица выделила им по куску ноздреватого серого хлеба с кругляшом ярко-желтого сливочного масла, а также по жестяной кружке круто заваренного чая. Вчера вечером Март был слишком уставшим и голодным, чтобы ощутить вкус пищи, но сегодня он просто упивался ароматом свежей выпечки и вкусом настоящего коровьего масла.

Судя по всему, изготовители продуктов еще не догадывались о существовании разрыхлителей, ароматических добавок и искусственных жиров, а потому все было совершенно натуральным и при этом невообразимо вкусным. А чай… это была просто симфония!

— Что с тобой? — пихнул его в бок мгновенно справившийся со своей порцией Ким.

— Все нормально, не парься, — пробухтел с набитым ртом Март.

— Чего париться-то? — явно не понял его приятель. — Банный день у нас в субботу, а сегодня, слава Богу, уже понедельник.

— Вахрамеев, Ким! — строгим голосом окликнула их Фимка.

— Чего еще?

— Не вздумайте никуда сбегать! По крайней мере, до приезда господина Воронина.

— И в мыслях не было! — состроил постную физиономию Витька.