Юнга (СИ) - Оченков Иван Валерьевич

— То-то же! — прищурилась ни на грош не поверившая ему девушка.

Вообще, всякое утро в приюте должно было начинаться с общей молитвы. Но отец Василий, служивший не только духовным наставником молодежи, но и преподавателем словесности и русского языка, уехал вместе с директором. Так что следить за религиозным воспитанием подрастающего поколения было некому, кроме дворника Михалыча. Тот же, как обычно, ограничился тем, что пообещал благословить розгой всякого, кто забудет о божьих заповедях и плохо подметет выложенные плоскими камнями дорожки и плац.

Вот этим воспитанники и были заняты, почти до самого обеда, совпавшего с возвращением в их богоугодное заведение господина Воронина. В этот момент Март окончательно убедился в том, что они оказались в прошлом. Потому что пикап, на котором приехали отец Василий и директор, выглядел, скажем так, весьма древним агрегатом.

— Чада мои! — громко выкрикнул священник, — пособите разгрузить продукты.

Надо сказать, что иеромонах отец Василий выглядел в своей кожаной безрукавке поверх подрясника весьма импозантно, чтобы не сказать по хипстерски. По идее, он должен был замаливать свои никому неведомые грехи в тиши монастыря, но приходских священников на Дальнем Востоке не хватало, и он нашел свое служение в приюте.

Воспитанники его любили, а потому сразу же откликнулись на зов. Тем паче, что, помогая батюшке, всегда можно было рассчитывать на благодарность. Вот и сейчас, стоило им помочь разгрузить несколько мешков с крупами и мукой, а также ящик консервов, как отец Василий вытащил коробку печенья и щедро наделил добровольных помощников вкусняшкой. К слову сказать, все тяжелые грузы он перенес сам, а мальчишки только подтаскивали их к борту грузовичка.

— Балуете вы их, отче! — с укоризной заметила тетя Маша.

— Кто же их еще побалует-то, — вздохнул иеромонах. — Вот вернут меня в обитель, тогда уж…

Что будет тогда, он никогда не говорил, но всем и так было ясно, что никак не менее чем катастрофа.

— Мартемьян, сын мой, поди сюда, — подозвал он одного из своих помощников.

— Да, батюшка, — кротко отозвался парень.

— А где крест? — заметил отсутствие на шее гайтана священник.

— Потерял, — зачем-то соврал Март.

— Нехорошо сие, — нахмурился отец Василий. — Надобно непременно сыскать!

— Найду, батюшка.

— А не найдешь, так приди ко мне, я тебе другой дам, — со значением в голосе добавил поп. — Православный!

Несмотря на то, что примирение с Древле-Православной церковью состоялось более двадцати лет назад и их кресты с иконами считались вполне благодатными, священники РПЦ все еще немного подозрительно относились к бывшим раскольникам. Что, впрочем, совершенно не мешало им выступать единым фронтом против местных сектантов и язычников.

— Нет, я свой найду, — непонятно зачем возразил Марик.

— Как знаешь, чадо, — не стал спорить отец Василий.

— Вы что-то хотели, батюшка?

— Охти мне, — хлопнул себя по голове поп, больше напоминавший байкера из оставленного Мартом мира. — Совсем забыл. Письмо тебе пришло, от отца твоего крестного. Где же оно…

— Потеряли?

— Типун тебе на язык, малахольный! Не иначе их благородие Пантелей Митрофанович забрал с прочими бумагами. Ступай к нему, там и получишь эпистолу свою.

— Благословите, батюшка.

— Бог благословит, — перекрестил воспитанника священник.

Кабинет директора располагался на втором этаже жилого здания, рядом с входом на половину девочек. И первым, кого встретил Март, поднявшись наверх по лестнице, была, конечно же, вездесущая Фимка.

— Ты что здесь забыл? — подозрительно посмотрела она на юношу.

— Мне к директору надо, — не стал скрывать тот.

— Ты, к Пантелею Митрофановичу, сам? — изумилась девушка.

— Успела настучать? — сообразил Март.

— Вот еще! — фыркнула Фима. — Просто доложила, что вы с Витькой опять где-то весь день пропадали. А что я врать из-за вас должна?

— Прав Виктор, — хмыкнул молодой человек, и, как ни в чем не бывало, прошел мимо старосты школы.

— В чем прав? — удивилась одноклассница.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— В том, что ты, Ефимия, красивая… Но все равно дура!

— Ах ты! — взвилась одновременно польщенная и оскорбленная в лучших чувствах девчонка, но было поздно, ибо Март уже постучал в оббитую коричневой кожей дверь директора.

— Кто там? — неожиданно низким голосом отозвался Воронин.

— Это я, — просунул голову Марик.

— Вахрамеев? — изумился чиновник. — Вот уж, право, кого не ожидал увидеть! Ну, заходи, раз пришел.

— Отец Василий сказал, что мне пришло письмо.

— В самом деле? Хм. Да, кажется, действительно, пришло. Только я здесь при чем?

— Он сказал, что вы забрали его вместе с другими бумагами.

— Сейчас посмотрю. И впрямь, вот оно. Держи.

— Спасибо.

— Не за что. Лучше расскажи мне, зачем вы с Кимом опять шлялись на Байнунгсан?

— Просто гуляли.

Судя по всему, директор ожидал, что воспитанник пойдет в отказ и готовился уличить его во лжи, а потому несколько растерялся.

— Однако, какое странное место для прогулок!

— А где тут еще гулять? — спросил Март, повергнув коллежского асессора в еще большее изумление. — Не в город же сбегать!

— Это и впрямь не стоит делать, — машинально согласился Воронин.

— Пантелей Митрофанович, а могу я получить свой крест?

— Какой еще крест? — насторожился директор.

— Ну, тот самый, красного золота. С которым меня привезли в приют.

— Ты что-то путаешь, Вахрамеев! Не было при тебе никакого креста. Да еще червонного.

— Вы его еще в сейф положили, — немного растерялся Марик. — Сказали, на сохранение…

— Ты что же это хочешь сказать, маленький мерзавец, — возмутился чиновник. — Что я твой крест украл? Да я, если хочешь знать, тридцать лет верой и правдой служу государю и отечеству, а ты…

Если бы на месте Марта был прежний мальчишка, он, возможно бы, и сдался под напором праведного негодования директора, но лучший переговорщик своей компании сразу же заметил, как забегали глаза и непроизвольно дернулась щека кричащего…

— А ведь вы, Пантелей Митрофанович, лжете! — спокойно заявил он директору.

— Что?!! Да я тебя в карцер! Нет, ну каков негодяй…

Но взгляд Вениамина уже сконцентрировался на безукоризненно чистом крахмальном воротникечиновника, и через секунду тот почувствовал, что его жирной шее стало тесно. Сначала Воронин попробовал просто ослабить галстук, но затем, сообразив, что это не помогает, рванул что есть силы.

— Где мой крест? — с могильной невозмутимостью поинтересовался у стремительно синеющего директора Март и немного ослабил хватку!

— Я отдам, — в панике выпалил тот. — Я заплачу! Сколько хочешь, заплачу! Только не убивай. Я же не знал, что ты одаренный…

Зрелище взрослого человека, испуганно стелящегося перед подростком, практически мальчишкой, было настолько странным и непривычным, что Вахрамеев совсем прекратил воздействие и отпустил его.

— Фух, — тяжело вздохнул Воронин, потянувшись трясущимися руками к графину с водой. — Ну и напугал же ты меня!

— Вы так и не ответили, Пантелей Митрофанович.

— В лом-м-ба-барде, — стуча зубами о край стекла, ответил ему чиновник.

— И не совестно вам было сироту обкрадывать? Хотя, о чем это я.

— Прости, Вахрамеев. Бес попутал! Все грех зеленого сукна проклятый[8].

— Ломбард в Чемульпо или Сеуле?

— В Чемульпо.

— В сеттльменте?

— Нет. Совсем рядом, но в Чосонской части. Принадлежит господину Хвану.

— Он еще там?

— Не знаю, ей богу не знаю!

— Надеюсь, квитанция сохранилась?

— Да, — судорожно кивнул директор и принялся рыться в портмоне.

— Большая сумма в залоге? — спросил Март.

— Сто двадцать тысяч вон, — протянул ему бумажку с иероглифами Воронин.

— Это много? — на всякий случай поинтересовался молодой человек, плохо представлявший себе местные цены.