Госпожа Победа - Ефим Гольдберг

class="v">Что спросить – от солдата до генерала,

Ответ был бы один – «Штурмовать!»

И загремело. Пошла работа.

В бою неразлучны танки с пехотой.

И с ними саперы, Сила что надо.

Так родились штурмовые отряды.

Танки в атаке – горят баррикады,

По крышам, балконам – огонь автоматов,

В окна подвалов – ручные гранаты.

Трудное дело уличный бой.

Фашисты Берлин прикрывали собой.

Каждый дом как рубеж обороны —

Изо всех подворотен фаустпатроны.

Нет авиации – немцам находка,

Зенитки пошли на прямую наводку.

И не удержали. Напрасны усилья,

К центру врубились железные клинья.

И вот он Рейхстаг,

И над Рейхстагом – победный флаг.

Реет, алеет, светел и ярок —

К Майскому празднику славный подарок.

А фюрер? Трусливо ушел от ответа.

Бесславно последняя песенка спета.

Осчастливил жену церемонией брака

И отравился вместе с собакой.

Кругом ликованье. Радехоньки-рады:

Отговорила, умолкла война.

И вот она, жданная, лучшей наградой

Полная добрых надежд тишина.

И еще о войне наблюденье.

Ждали, боялись волны отомщенья.

Но… так вот бывает у добрых людей,

Солдатские кухни среди батарей

Кормили голодных немецких детей.

Где еще можно увидеть такое:

«Ешьте за тех, кто не вышел из боя».

Подробней о мужестве и отваге

В солдатских автографах на Рейхстаге.

19 февраля 2012 г.

Печальная повесть

За Любомлем лесная дорога

Переходит в песчаный большак.

Там друзьями в молчании строгом

Похоронен танкист Яцуляк.

Весельчак и храбрец ясноглазый,

В черной шапке кудрявых волос,

От далеких предгорий Кавказа

До границы победу донес.

У развилки дорог, на стоянке,

Командиров комбат созывал.

Он по пояс поднялся из танка

И, проклятье, шальная болванка

Поразила его наповал.

Вся бригада в глубокой печали —

Она всеми любима была.

Его гибель скрывали от Вали.

На виду их любовь расцвела.

Любовались как сыном и дочкой,

Любовались как братом с сестрой.

Смерть поставила страшную точку,

Поломала цветок дорогой.

А узнала – ни плача, ни крика,

Точно замерла вся на лету.

Только взгляд стал застывшим и диким,

Будто видит кругом пустоту.

И куда только делась улыбка.

Мрак и темень средь белого дня.

Это наша вина и ошибка —

Не прикрыли ее от огня.

Как могли мы ее утешали —

Не судьба, мол – такая война.

А она… Она смерти искала,

И при штурме Берлина нашла.

Вслед за танками шла пехота,

Перебежки, а где и ползком.

По дворам растекались роты,

Шло сраженье за каждый дом.

Пули с воем чертили трассы,

За пехотою в полный рост

Валя шла серединой штрассе,

Весь расчет был убийственно прост.

Крест сестринский служил мишенью.

Пуля-дура ее нашла.

Все свершилось в одно мгновенье.

Валентина от нас ушла.

Справедливости мало на свете.

Если б не было этой войны,

Если б мы их любовь сберегли,

Ах, какие красивые дети

Появиться у них могли.

Февраль 2005 г.

И точка

Старость, а с нею и ночи без сна,

И память наверх поднимает со дна,

Что было и сплыло. А чаще война.

Высокие горы и быстрые реки.

Казалось, из темных глубин полувека,

За толщею лет

Сотрутся детали и мелочь примет,

А видится все, как буковки в строчке,

Все запятые и каждая точка.

Война на исходе. Штурмуем Берлин.

В кольцо окруженья врубается клин.

Вот он на карте – по Франкфурт Алее.

Москва нас торопит: кончайте скорее.

Пехота за танками. Море огня.

Все в грохоте боя. Ни ночи, ни дня.

Ломая отчаянное сопротивление,

Ведем наступленье.

Из-за углов, при любом повороте

Из пулеметов по нашей пехоте.

Из окон, подвалов, крыш и балконов

По танкам гранатами фаустпатронов.

Идет наступление. Сжался кулак

И… сдался враг.

Кончились взрывы и… тишина

Такая, что этому трудно поверить.

Ее – тишину – еще нечем измерить.

И навалилась такая усталость,

Что, если еще бы хоть самую малость,

Тело сказало бы воле «Довольно!».

И непроизвольно,

Не разбирая, что можно-нельзя,

Закрылись бы сами глаза

И подкосились бы ноги.

Не разбирая дороги,

Как ни крепился,

Пошел и свалился

В какой-то из комнат

Какого-то дома,

В чью-то кровать,

Не раздеваясь, спать.

И только назавтра пошел к рейхстагу.

Он был обгорелый, под красным флагом.

На стенах у входа ни места живого.

Исписано. Негде поставить слово.

Подписи, надписи. «Мы из Ростова»,

«Иванов. Расписался за всех Ивановых»,

«Ноги устали, но все же дошли»,

«Победа. Мы сделали все, что могли».

Места себе не нашел ни кусочка.

Я выстрелил и нацарапал: «И точка».

Победу добыли.

Фашистов добили.

И думал, глупец,

Что мы положили

Всем войнам конец.

Думал и верил, мечтал, что теперь,

После разрухи и страшных потерь

Люди Земли никогда опять

Не захотят воевать.

А не воевать не хватило терпенья

У нашего, у одного поколенья.

Нас мало осталось. Уходим в печали.

Внукам и правнукам, как на скрижали,

Мы оставляем наказ и завет:

Миру – да! Войнам – нет!

В мире, в стране и в каждой квартире,

Народы и люди, живите в мире!

7 апреля 1995 г.