Моя любимая жена - Эдуард Левин

рассмотреть, на нем схематично изображалось человеческое тело. Моё искалеченное тело.

Маленькие пульверизаторы расположенные в стенках капсулы без остановки распыляли регенерирующую жидкость, равномерно окутывающую меня. Казалось, я могу физически ощущать, как раны и ссадины затягиваются, а кости срастаются.

Я перевел взгляд в сторону и увидел её.

Она неподвижно сидела справа от капсулы и смотрела на меня таким благоговейным взглядом, полным любви и жалобного сострадания, что у меня сразу потеплело в груди. Наверно, ещё никогда прежде я не был так рад её видеть. А как красиво она сейчас выглядела! Мягкие линии белого лица, гладкая кожа и шелковые волнистые волосы каштанового цвета — всё говорило о том, что передо мною что-то внеземное, что-то не принадлежащее роду людскому, снизошедшее сюда вниз ко мне, чтобы утешить мои страдания. Когда я последний раз смотрел на неё вот так?

Я попытался привстать, но от одной лишь попытки пошевелиться, моё тело отозвалось резкой болью практически во всех конечностях. Голова сильно закружилась, в глазах начало темнеть.

— Оленька… — прошептал я и улетел обратно в небытие.

Не помню, сколько еще раз я так просыпался, а затем снова тонул в объятиях темноты, но каждый раз, когда я ненадолго приходил в сознание, я видел, что моя жена оставалась рядом со мной. Вот так сидела и глядела на меня своими заботливыми глазами. Очнувшись, я сразу смотрел в сторону, от чего-то боясь, что сейчас не увижу её там, но она неизменно находилась сбоку от капсулы. И пока в моей голове растекался густой туман, я просто лежал беспомощный и изможденный, отдав всего себя в руки моей любимой женщины.

В какой-то момент я проснулся и понял, что уже немного набрался сил — достаточно для того, чтобы не вырубиться сразу, но не достаточно, чтобы вставать и двигаться. Очень хотелось есть. Я только повернул голову в сторону Оли, чтобы сообщить ей об этом, но не успел я открыть рот, как она резко подорвалась, выбежала из медотсека, а через уже полминуты вернулась с тарелкой вареной “картошки”. Несмотря на страшный голод, увидя блюдо, я почувствовал, как меня передернуло изнутри.

Синтезированный картофель не имел практически ничего общего со своим земным тезкой. Разве что цвет блюда и его консистенция отдаленно напоминали тот самый корнеплод, выращенный в земле. По вкусу это больше походило на бумагу. Можно было посолить, тогда получалось чуть менее плохо — бумага с солью.

На нашей синти-ферме у нас имелась возможность выращивать всё, что захотим: овощи, фрукты, крупы и даже некое подобие мяса. Микроскопические грибки, используемые в качестве сырья, могли изобразить что угодно, любую форму и цвет, могли придать пище необходимую плотность, сделать её влажной и мягкой, либо наоборот сухой и хрустящей, но сколько бы мы ни бились, никак не получалось воспроизвести вкус и запах настоящей еды.

Как говорили в нашем Центре Космических Исследований на Марсе, самое главное — это то, что данные грибки обладали практически всеми необходимыми для человека пищевыми элементами. Питание ими в сочетании с принятием ещё некоторых витаминов и БАДов в принципе составляли собой полноценный рацион. Такой вот комбикорм для космонавтов.

— Давай, дорогой, — Оля зачерпнула ложкой небольшую картошину и поднесла к моим губам.

Я уже по привычке приготовился сдерживать отвращение, но ощутив еду у себя во рту, вдруг почувствовал, как мне сводит скулы. С изумлением глядя на жену, я жадно пережевывал пищу, активно работая челюстью. Может быть, у меня помутился разум после падения, а может сказалось неимоверное количество обезболивающего, непрерывно вкачиваемого в меня, но я готов поклясться, что у картошки был настоящий вкус!

Я вспомнил, как в моем детстве мы ходили с дедом в погреб рядом с нашим домом. Помню, что в нём было темно и пахло сырой землей. Мы набирали там целый пакет картошки, собранной с его огорода, и приносили бабушке, чтобы она готовила. Помню, как на ужин бабушка в кухонных рукавицах ставила на стол большую глубокую тарелку, наполненную вареным картофелем, от которого шел густой и вкусный пар. Она посыпала его зеленью, кидала туда здоровенный кусок сливочного масла, и мы так и проводили вечера втроём в теплой уютной компании другу друга под желтым светом лампы, висящей на стене.

Как же далеко я забрался, отдалившись от этих беззаботных вечеров на миллиарды миллиардов километров холодного и темного космического пространства, но вкус этой картошки, которой сейчас кормила меня жена, будто на мгновение вернул меня туда, словно не было этих расстояний и пройденных лет, словно бабушка с дедушкой были до сих пор живы.

— Это просто… Очуметь! — проговорил я с набитым ртом.

— Кушай, тебе нужно набираться сил.

— Не понимаю, эта картошка действительно такая вкусная, или я просто под действием наркотиков, которыми пичкает меня капсула? Если второе, то я, извини меня, не хочу вылезать отсюда никогда! Я готов даже разбиться заново…

Оля мягко улыбнулась и поднесла ко мне руку с ещё одной ложкой. Я обратил внимание на её кисть — какая гладкая кожа, прям и тянет прикоснуться к ней. Я попытался приподнять ладонь, но моя рука лишь вяло дернулась и осталась лежать на своем месте. Мои глаза не могли оторваться от её маленьких тонких пальцев, сжимающих металлическую ложку.

Словно прочитав мои мысли, в следующую секунду Оля подняла вторую, ничем не занятую руку, и легонько провела по моему лбу, спустилась пальцами по вискам и потрепала меня по щеке как маленького мальчика. Внутри меня всё задребезжало, приятные воспоминания нахлынули рекой, захлестывая меня в свой бурный поток.

Перед глазами пролетали картинки былых дней, я видел институт, когда мы ещё не были вместе, но я осуществлял робкие попытки это изменить. Видел явственно, будто это происходило прямо сейчас, как после очередного свидания сижу рядом с ней на диване в комнате общежития, максимально приблизившись к её лицу, пытаясь найти в себе мужество, чтобы сделать следующий шаг, но всё никак не решаюсь на это. А она молча смотрит на меня с упреком, пока не говорит, немного посмеиваясь: “Ну, и долго ты будешь тянуть?”. И только после этого я целую её.

Годы шли, со временем очарование сменилось оскоминой, и некогда молодая девушка, при виде которой мое сердцебиение теряло свой ритм, постепенно становилась для меня чем-то привычным, надоевшим и порой даже вызывающим раздражение. Я разучился видеть в ней ту девушку, и казалось, обращал внимание только на то, как она стареет, как мы оба стареем, и видел в ней лишь напоминание того, что