Волшебная калебаса (Cказки старого Муссы) - Святослав Дармодехин

Жил в этой стране человек по имени Мадан. Был он не беден, но и не богат. Его бубу украшало несколько небольших, но словно облитых солнцем раковин. Земля приносила достаточно миля, проса и бананов. Мадан был искусным охотником и с охоты никогда не возвращался с пустыми руками. Но, однако, он всегда ругал свою судьбу. Такая уж была у него привычка. И жена у Мадана веселая, и дети здоровые, а он все ругается, все судьбой недоволен. Подстрелит Мадан на охоте зайца — возвращается сердитый: почему только один заяц попался?!

Пойдет он к Нигеру рыбу ловить — опять недовольный возвращается в дом: сосед полную плетеную корзину рыбы наловил, а у Мадана рыба уместилась в небольшой калебасе.

Вот таким и был Мадан — не злым, но уж очень ворчливым.

Пошел однажды он в лес за хворостом. Собрал большую охапку, вышел из леса под вечер и сел на опушке под пальмой отдохнуть. За опушкой начинались поля. Виднелось вдали и поле Мадана. Посмотрел он на него, посмотрел, и показалось ему, будто его просо ниже соседского. Расстроился Мадан и выругал в сердцах свою судьбу. Но едва рот закрыл, слышит, кто-то его по имени зовет. Присмотрелся, а за пальмой человек стоит. Одежда у него вся из зеленых листьев: и бубу, и бабуши, и даже круглая остроконечная шляпа.

Был Мадан человеком неробким. Взял и спросил:

— Ты кто?

— Волшебник. А что это ты судьбу ругаешь?

— За что же ее хвалить? У других все лучше и больше.

— Я тебе помогу, — усмехнулся человек в зеленом бубу.

Поднял он с земли сухую ветку, переломил на части и протянул руку Мадану. А на ладони его уже не сухая ветка, а горсть яснобоких радужных раковин горит. Обомлел Мадан, а человек в зеленом бубу прикоснулся к нему рукой, сощурил зеленые хитрые глаза:

— Не кляни больше свою судьбу, Мадан. Теперь ты сможешь творить раковины, сколько захочешь.

— Не буду, не буду… — бормотал Мадан, любуясь раковинами.

На радостях Мадан и волшебника поблагодарить забыл. Бросил он хворост и домой побежал. Обнял жену и стал ей о чуде рассказывать, да тут же и смолк: от прикосновения Мадана на руке у жены выросла раковина. Кинулся к детям. Где прикоснется, там и раковина появляется. Так и стали ходить дети и жена Мадана с раковинами на руках и плечах. Друзья и знакомые сначала удивлялись и даже завидовали — ведь раковины были очень красивые. Но вырастали они в неудобных местах — на шее, затылке и даже на локтях. И оторвать их никто не мог.

Расстроился Мадан. Что толку от раковин, даже самых редких, если их от тела оторвать нельзя? Да и люди вскоре стали смеяться над Маданом, сторониться его — чего доброго прикоснется. Кому хочется бесполезными раковинами обрастать?

Решил Мадан руки за спиной держать. Но долго тоже не надержишься: ни поесть самому, ни на охоту сходить.

А люди и даже домашние стали с Маданом только издали разговаривать. Перестал он от расстройства хозяйственными делами заниматься и даже спать. И однажды после долгой бессонной ночи побежал в лес, едва заря проснулась. Нашел опушку и пальму, где встретил человека в зеленом бубу. Ждал его весь день, звал, по кустарникам шарил. Но никто на зов не откликнулся, никто не пришел. На другой день еще раньше встал Мадан и в лес кинулся. И опять никого не нашел. И тут только вспомнил, что человек в зеленом бубу — волшебник, а они в Африке выходят из своих жилищ только после заката солнца. Уселся Мадан под знакомой пальмой и стал ждать.

Когда последние лучи уползли из лесу, у пальмы появился человек в зеленом бубу. Стоит, щурит зеленые глаза и усмехается.

— Что, Мадан, не хочешь быть богатым?

— Не хочу! Забирай свои раковины. Все до единой!

Махнул волшебник рукой.

— Иди, Мадан, домой. Да помни: начнешь браниться и судьбу ругать — снова станут твои ладони волшебными.

Возвратился Мадан в деревню и лег спать, потому что была давно уже глухая ночь. А наутро встал обыкновенным человеком — от его прикосновения больше не вырастали раковины. Улыбнулся Мадан и вздохнул привольно. Как же это хорошо — быть обыкновенным человеком! И поесть самому можно, и поохотиться, да и полем давно пора заняться. Очень соскучился он по работе.

С тех самых пор никто в деревне больше не слышал, чтобы Мадан клял свою судьбу. Говорят, он часто напевает веселую песню и за всякое дело берется с радостью. Наверное, поэтому у Мадана охота и рыбная ловля всегда бывают удачными. Купцы оставляют ему достаточно раковин за его просо, бананы, шкуры зверей. Но ни Мадан, ни его жена не украшают больше одежду и жилище раковинами. Они охотно раздают их жителям деревни, тем, у которых раковин совсем нет.

Кендар и голубь

Солнце, словно огромный цветок огнецвета, догорало на краю саванны, когда в сети к Кендару попался четвертый голубь.

— Худой! — недовольно сморщился Кендар и бросил трепещущую птицу в плетеную корзину. Но, вспомнив, что охота все-таки была удачной и теперь он может два дня не выходить из своей хижины и нежиться на соломенной циновке, Кендар улыбнулся. Подобрав рваное бубу, он присел на траву, чтобы привязать крышку к корзине. Усталые руки плохо слушались Кендара. Он поплелся домой, когда сумерки уже хозяйничали в саванне.

Они запутали знакомую дорогу. Одинокие деревья, раскиданные по саванне, наполняясь мраком, сливались в таинственные рощи. Саванна казалась незнакомым лесом. Остроконечные соломенные крыши деревни исчезли в ночи. Хижины угадывались по разбросанным у входа кострам.

У крайней хижины Кендар остановился. Утренний костер остыл, и только один уголек светился в золе, то затухая, то разгораясь крошечной теплой точкой.

Старик раздул огонь и уселся в ожидании ужина. Пламя заглядывало ему в глаза, и они уже не казались старыми и выцветшими. Ночь и ожидание доброго ужина сделали их оживленными и блестящими.

Самого большого зажаренного голубя старик съел быстро и долго грыз хрупкие голубиные кости. Потом он одиноко сидел у костра, пока не уснул.

Прошло два дня. В корзине остался самый маленький голубок, тот, что попался в сети четвертым. Он был тщедушен и мал. Утром старик вытащил голубя, чтобы приготовить завтрак, и вдруг увидел глаза птицы.

…Кендар давно жил один. Родственники и друзья его умерли, и сам Кендар доживал на земле последние дни. В его одиноком сердце поселилась тоска, такая же глубокая и покорная, что смотрела сейчас из глаз маленькой птицы.

Старик осторожно опустил голубка в корзину и бросил ему горсть маисовых зерен. Он попытался погладить опущенные беспомощные перья птицы, но голубь так задрожал и сжался, что Кендар поспешно закрыл корзину.

Шли дни… Птица привыкла к старику и не сжималась в ужасе при его прикосновении. Кендар привязался к голубю и стал невозможно болтливым: без умолку рассказывал и рассказывал птице обо всем, что приходило в его старую голову. А приходили всякие мысли и воспоминания.

За много лет у Кендара появился друг. Теперь милее сытного обеда или ужина старику стали разговоры с птицей. Обычно голубь сидел на крышке плетеной корзины, привязанный за лапку, а Кендар лежал возле на своей драной циновке и вспоминал.

…Как светлы были воды Нигера в далекие-далекие дни, когда Кендар был юношей и мчался на своей длинноносой пироге в прибрежный рыбачий поселок. Там жила девушка, имени ее он уже не помнил. Но глаза запомнились и губы тоже.

Вечерами они — старик и голубь — сидели вместе. Часто у них не было ужина. Его заменяли тепло костра, мерцание далеких звезд и тихое воркование голубя. Смущенный старик похлопывал себя по пустым карманам заплатанного бубу и разводил коричневыми сухими руками: ничего, мол, дружочек, сегодня у нас с тобой на ужин нет.

Голубь безропотно прятал голову под крыло и засыпал. А Кендар смотрел на горящие в костре ветки. Потом взгляд его помолодевших, прищуренных глаз убегал в черную настороженную саванну и долго следил там за тенями ночных зверей. «Ничего, — думал старик, засыпая. — Ничего, завтра я поищу в саванне зерен для голубя».

Очевидно, голубь оказался волшебным. Л может быть, на него повлияли бесконечные рассказы и разговоры Кендара. Но однажды он заговорил на языке людей. Это случилось в один из дней, когда в хижине снова ничего не нашлось к ужину.

— Отвяжи меня. Я помогу тебе, — вдруг попросил голубь.

От старости Кендар даже не удивился такому чуду. Однако испугался, что птица может улететь и он опять останется один.

— Нет! — взволновался он. — Сиди в своей корзине. Мне хорошо с тобой и без ужина.

Прошло несколько дней. В хижине старика все не появлялось еды. Голодный голубь дремал и слабел. И старик доверился птице.