Неизвестный Хлыноff. Популярно о важном - Александр Балыбердин

Вообще, поверить в то, что праздник Вятской Свистуньи являлся «актуализацией слепородства вятчан» можно только в том случае, если будет обнаружено богослужебное последование панихиды с конкретными прошениями и молитвами, где присутствует подобное понимание праздника. Возможно, в будущем этот текст будет обнаружен. Но пока его нет.

Таким образом, ни общерусские летописи, ни памятники вятского летописания, ни богослужебные тексты, ни сочинения первых историков Вятского края, ни вятский герб, ни праздник Свистуньи – ни один из этих источников не дает оснований говорить о слепородстве и хлыновстве вятчан и утверждать, будто Хлынов был городом хлынов, отчего и получил свое название.

Мы проделали довольно большую работу. В принципе можно было поступить проще. Так как название Хлынов впервые появляется в летописях под 1457 годом, то произойти от прозвища хлын, оно могло лишь в том случае, если в более ранний исторический период в источниках было бы зафиксировано бытование этого прозвища. Но таких источников нет.

Кроме того, приведем еще два немаловажных факта. По данным списка населенных мест Вятской губернии89 в середине XIX века в ней было всего три населенных пункта с корнем «хлын» в названии – это город Хлынов, а также пригородные Хлыновская слободка и село Хлыновское. Не встретим мы прозвище хлын и «Материалы для объяснительного словаря вятского говора» Н. М. Васнецова (1908). Все это говорит о том, что слово «хлын» в прошлом не получило распространения в Вятской губернии. Не надо его навязывать вятчанам и сегодня.

Чем же тогда можно объяснить происхождение названия города Хлынова?

«Хлынов», «Хлыновица», «хлынуть»

Все современные исследователи, рассуждающие о хлыновстве вятчан, в той или иной степени повторяют, развивают мысли А.С.Верещагина, высказанные им в конце XIX – начале XX века. Но, если указанная им дорога, завела нас в тупик, может быть, следует вернуться к тому, как объясняли название Хлынова предшественники Верещагина?

Все они, как правило, основывались на «Повести о стране Вятской» писали, что «град был назван Хлыновым по имени реки Хлыновицы» (Рычков).90 Следовательно, ключом к объяснению названия города является название реки. Но здесь-то и подстерегала их определенная трудность, так как в ПСВ сказано, будто Хлыновица получила название оттого, что «в то время по реке оной летевше птицы и кричавшее хлы-хлы».91 Это сообщение мы встречаем в списках наиболее ранней, Толстовской редакции «Повести».92 В списках более поздних редакций – Миллеровской и Синодальной – его уже нет. Вероятно, переписчики сочли это объяснение несерьезным.

Л.Д.Макаров заметил, что эта гипотеза о происхождении названия реки Хлыновицы от крика пролетавших мимо птиц, аналогична легендам слободских удмуртов: «Пролетает коршун и кричит „кылно-кылно“. Вот сам Господь и указал, как назвать город: Кылнов» (М.Г.Атаманов, запись 1971). Однако, заметим, что и сам вятский книжник не считал эту гипотезу единственной. Неслучайно он пишет – «иные реша», то есть «как говорят некоторые люди». Таким образом, сам составитель ПСВ дал повод к дискуссии. И ученые откликнулись.

Так первый историк Вятского края Александр Вештомов в своей «Истории вятчан» повторив рассказ автора ПСВ, в сноске к основному тексту своей работы замечал: «Я догадываюсь, не спруживали ли сию речку, которая прорвавшись стремлением своей воды выражается ныне у простолюдинов словом Хлынуть. Причину же в спруживании оной могли они иметь по нужде в большом количестве и глубине воды по тогдашним их, в диком сем месте, обстоятельствам нужной».93 Далее Вештомов объяснял, зачем первым жителям Хлынова понадобилось спруживать реку – по его предположению, переселившись с Никулицкого городища на Кикиморскую гору они вскоре уже не могли удовлетвориться одни только источниками, истекавшими с этой горы, которые первоначально так их обрадовали. А что же река Вятка?

Вештомов писал:

«Река же Вятка текла тогда довольно далеко от подошвы той горы, на которой выстроили город Хлынов, о чем свидетельствуют по изустным преданиям сами нынешние вятчане, а более доказывает тот оставшийся поныне след от прежнего течения расстоянием от нынешнего ее при подошве горы Кикиморки течения же около 2,5 в самой большой излучине верст, изображающие дно речное в виде впадины идущей поясом мимо села Макарья и Архиерейской Богородской дачи».94

Итак, Вятка в те годы, прорываясь за Заречным парком к слободе Макарье и делая там поворот, возвращалась в современное русло только в районе старого моста. Примечательно, что А.Г.Тинский, сопоставив известия письменных источников с данными геофизиков, также пришел к выводу о том, что в те стародавние времена река Вятка текла по своему старому руслу за Заречным парком, на расстоянии примерно 3 километров от Боляскова поля (Вечного огня). Тогда, во-первых, понятно, почему новгородцы не смогли сразу оценить преимущества Боляскова поля, и причина тому вовсе не в их слепородстве, как писал об этом Гомаюнов. Идя рекой Вяткой, новгородцы просто не смогли подойти к нему, так как в районе Кикиморской горы река резко поворачивала вправо в свое старое русло. Сходить же на берег было не безопасно, так как места были населены вотяками, враждебно настроенными к новгородцам после утраты Болванского городка.

Увидев Кикиморскую гору с ее источниками, новгородцы сделали свой выбор, решив основать новый город именно на этой горе, на берегу небольшой реки – притока Вятки, которая пока еще не имела своего названия. По версии Вештомова, вскоре, когда население города умножилось, им пришлось спруживать эту речку, пока однажды вода не хлынула и не прорвала плотину. После чего речка стала называться Хлыновицей, а город на ее берегу – Хлыновом. Добавим, что причиной прорыва плотины могли стать обильные дожди, которые вместе с источниками, истекавшими с Кикиморской горы, вызвали быстрый подъем воды в реке, протекавшей под ее склонами. Скорее всего, такие прорывы плотины случались не однажды, и именно это обстоятельство подсказало новгородцам название для реки и города.

Эта гипотеза не противоречит авторитетному мнению В.И.Даля, который, как мы уже отмечали выше, упоминает в своем словаре глаголы хлынуть или нахлынуть в значении «натечь, набежать, налететь во множестве, потоком, толпой» – вода хлынула с гор, дождь хлынул как из ведра, народ хлынул из церкви на площадь. Причем в той же статье, где говорится о хлынах. Но Верещагин оставил это без внимания.

И хотя составитель «Повести о стране Вятской» не упоминает глагол хлынуть для объяснения названия реки Хлыновицы, в рассказе об основании Хлынова он представляется вполне уместным. Приведем этот рассказ по Толстовскому списку:

«… И по общему согласию во уреченную годину сошедшеся народи мнози новгородцевъ на оной горе начаша къ созиданию града место устрояти древеса готовити располагающе како созидати градъ. И заутра воставше обретоша некако Божиимъ промысломъ все изготовлению принесено по Вятке реке ниже на высокое жъ пече пространнейшее место и широкое поле иже въ то время нарицашеся Балясково поле. Новогородцы жъ со всею дружиною своею моляся Господу Богу и Его Богоматере пресвятей Богородицы о показании места къ созиданию града хвалу возсылающе и молебная пения воспевше. И на томъ благоизбранномъ месте вначале поставиша церковь во имя Воздвижения честнаго и животворящаго креста Господня и градъ устроиша и нарекоша его Хлыновъ градъ речки ради Хлыновицы».

Как Хлыновица хлынула

Итак. Решив построить город на Кикиморской горе, новгородцы сошлись на ней и стали рубить лес для строительства города. Однако, «заутра воставше» неожиданно обнаружили, что все приготовленное ими перенесено ниже по течению – на следующий увал, называемый Болясковым полем, где ныне располагаются «Вечный огонь», Преображенский монастырь и Александровский сад. Но как это могло произойти? Составитель ПСВ, опиравшийся на устное предание и не знавший подробностей этого удивительного события, не стал ничего выдумывать и потому написал просто и ясно: «Некако Божиим промыслом». Мы же дерзаем предложить следующую реконструкцию этого события:

В ПСВ не сказано, в какое время года новгородцы сошлись на Кикиморской горе. Но известно, что на Руси строительный лес начинали рубить в январе, после Крещенских морозов, выжимавших из дерева максимум влаги, после чего оно становилось сухим, легким и прочным и долгое время не гнило. Исходя из этого, можно предположить, что новгородцы начали заготовлять лес еще зимой, причем непосредственно на Кикиморской горе или под горой, чтобы не транспортировать его затем по реке Вятке или Хлыновице до места будущих работ.