Неизвестный Хлыноff. Популярно о важном - Александр Балыбердин

Как известно, здания в то время возводили без фундаментов. Однако, новгородцы строили не хлев, а, как сказано в ПСВ, «замок крепкий во утверждение от супостат-иноверцев», то есть крепость с опоясывающим ее частоколом из заостренных вверху бревен. Такой частокол невозможно соорудить без земляных работ, а работы эти, как известно, нельзя вести зимой, так как почва в нашей местности глубоко промерзает. Это заставляет предположить, что, срубив лес под будущий город, новгородцы были вынуждены на какое-то время оставить его, а сами возвратились в «град Никулицын», расположенный всего в 10 км. от Кикиморской горы. Сделать это пришлось еще до того, как лед на Вятке станет тонким и опасным для человека.

Когда же Вятка вскрылась, то, придя по большой воде на Кикиморскую гору, новгородцы с удивлением обнаружили, что заготовленный ими лес перенесен ниже, на соседний увал. Как именно? Составитель ПСВ пишет: «Некако Божиим промыслом». Самым же простым и очевидным представляется следующий ответ: с тающим снегом часть бревен сошла с Кикиморской горы к реке, которая затем вскрылась, хлынула и перенесла бревна к Боляскову полю, которое в те годы находилась вовсе не на берегу Вятки, но на берегу Хлыновицы. Поскольку, как отмечал Вештомов, Вятка в те годы текла по старому руслу, под Макарьем, и Хлыновица впадала в нее в районе старого моста. Таким образом, весь город оказывался стоящим на берегу не Вятки, а Хлыновицы, отчего и был назван Хлыновым.

Не здесь ли кроется разгадка двух названий нашего города. Когда позже Вятка вернулась к Боляскову полю (не позднее 1615 г., так как в Дозорной книге за этот год уже сказано «Город Хлынов древян над рекою над Вяткою») оказалось, что называющийся Хлыновом, в действительности, он стоит на другой реке. Название же реки в те годы было не пустой формальностью, но важным ориентиром, поскольку реки служили путями сообщения. Какое-то время оба названия бытовали вместе. Но в 1780 году императрица Екатерина II положила конец этой путанице, и город на берегу реки Вятки стал Вяткой.

Подводя итог поискам ответа на вопрос, вынесенный в заголовок нашей статьи, мы проделали большой путь, коснувшись многих тем и загадок. Рассмотрев гипотезу, которую условно можно назвать «Хлынов – город хлынов», мы не нашли ей подтверждения в письменных и других источниках по истории Вятского края. Мы также не нашли оснований для обвинения наших предков в хлыновстве и слепородстве, и предлагаем считать эти рассуждения за гранью серьезного научного разговора о предках вятчан.

Наиболее же приемлемой гипотезой происхождения названия нашего города мы предлагаем считать точку зрения, высказанную еще Вештомовым: Хлынов получил название по имени реки Хлыновицы, а та, в свою очередь, от глагола хлынуть и хранит тем самым память о каком-то удивительном событии, произошедшем при основании города. Для Вештомова – это было разрушение построенной на реке плотины. Для кого-то – крики пролетавших над рекой птиц. Но также вполне возможно, о чем мы говорили, размышляя над рассказом ПСВ, что названия реки и города сохранили память о чуде, с которого началась его история и о котором мы не вправе забывать.

Слава Богу, что мы не хлыны!

РАЗДЕРИХИНСКАЯ БИТВА – БЫЛЬ ИЛИ НЕБЫЛЬ?

12 июня 2010 г. жители г. Кирова,95 впервые за многие годы, официально отметили день города, как праздник Свистуньи. Как в стародавние времена, он начался с панихиды у Раздерихинского оврага, где почти шесть столетий предки вятчан «своя своих не познаша и побиша» устюжан, спешивших к ним на помощь. Исполненные самых добрых чувств кировчане пригласили на праздник делегацию из Устюга Великого, чтобы замириться и простить друг другу старую обиду. Но глава делегации, виновато улыбнувшись, признался, что никакой обиды на вятчан у него нет, да устюжане и не помнят ничего такого.96 Пришлось напомнить. Но устюжане стояли на своем – не было такого и все!

Как же не было? А что же мы тогда празднуем? И, если в этом овраге никто не дрался, то почему он называется Раздерихинским? И зачем тогда на склоне оврага поставлена часовня Михаила Архангела, в которой наши предки совершали панихиду? О ком и о чем они молились? И, если битвы не было, то в чем тогда смысл праздника Свистуньи? Эти и другие вопросы вернулись к нам с возрожденным праздником.

Летом 2011 г. день города снова прошел под названием Свистуньи, а осенью началась масштабная и долгожданная реконструкция набережной, в связи доля внимания городских властей досталась и Раздерихинскому оврагу. В нем прибрались, заменили на спуске старое асфальтное полотно, вырубили старые деревья, и сразу все вокруг преобразилось, наполнилось воздухом и светом, задышало стариной! Нет сомнений, что следующим летом сюда придут тысячи горожан, чтобы снова встретить День своего города – Вятскую Свистунью. Но чем она отзовется в их сердцах? О чем напомнит? Чем в ответ зазвучит душа? В том числе у юных вятчан? Ведь, как известно, «нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется?»

Вместе с тем, отклики на рассказ о Раздерихинской битвы приходилось слышать разные. Если народ попроще, как правило, слушал и молчал, то люди образованные удивлялись, как так могло случиться, чтобы русские русских в брани не узнали? Но молчание и недоумение – не самый прочный фундамент для главного городского праздника. И вряд ли традиция Вятской Свистуньи могла пережить века, будь она основана только на басне. Тем более, что она характеризует вятчан далеко не с лучшей стороны.

Возможно, одним из первых, еще в 1996 г. попытался ответить на эти вопросы протоиерей Сергий Гомаюнов97 (в те годы – преподаватель ВГПУ) в работе «Проблемы методологии местной истории», которая исполнена многих глубоких и верных наблюдений о роли и месте церковного предания в жизни вятчан.98

Движимый стремлением постичь местное сообщество «не только как совокупность отдельных атомов, а как, в первую очередь, единое целое, самоидентифицирующее себя во временном потоке истории», автор предложил сосредоточить усилия на изучении «местной идеи», через которую общество проявляет себя в истории как «коллективный индивид, обладающий соборным личностным началом». Источником для изучения этой идеи, по его мнению, является вятское предание, которое прочитывается в самых разнообразных источниках – пословицах и поговорках, древних летописцах и рукописях, главном городском празднике – Свистунье, гербе города, градостроительной композиции средневекового Хлынова (Вятки).99 Разделяя эту верную мысль, заметим, что к числу таких источников также относится и название города, которое активно участвует в формировании его образа в сознании горожан.

Найти «совокупную духовную характеристику» вятчан «довольно просто, так как за вятскими издавна закрепилось прозвище «слепороды». Причем, как пишет автор работы, эта слепота

«относится не к внешнему человеку, имеющему какие-то физические недостатки, а к человеку внутреннему, и слепота здесь – слепота душевная… Слепород, таким образом, на языке предания – это человек, отделивший себя в душе от Бога и погрузившийся в мрак распадающегося мира, в котором каждая противостоящая слепороду часть воспринимается не просто как иная, но как враждебная. Слепород в борьбе за жизненное пространство не останавливается ни перед чем, в том числе и перед братоубийством».100

В качестве примера автор книги приводит битву в Раздерихинском овраге, считая, что именно по причине своей душевной слепоты вятчане – слепороды не признали в устюжанах соотечественников и собратьев по христианской вере, за что и поплатились гибелью нескольких тысяч своих единоплеменников.

Другой «намек» на слепородство вятчан, по мнению ученого, можно найти в истории основания города Хлынова, в том виде, как она изложена в рукописи П.М.Сорокина «О начале Вятской земли».101 Оказывается, место, на которое чудесным образом с Кикиморской горы были перенесены заготовленные новгородцами бревна, уже было занято вотяками – здесь находилась их языческая кумирница. Обнаружив это, новгородцы сожгли и селение вотяков и их святилище, то есть поступили «как типичные слепороды: иной – значит враг».102

Размышляя над этим фактом, ученый приходит к еще более глубоким обобщениям, называя вятчан хлынами: «Так из глубины местного предания напоминает о себе библейское повествование. Хлыны подобны каинитам. Убийство, совершенное из корыстных, эгоистических интересов, по зависти – смертный грех. … И наказание Каину и его потомкам предрекает судьбу всех нераскаявшихся каинитов: «Когда ты будешь возделывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя, ты будешь изгнанником и скитальцем по земле (Быт. 4, 12). Так и хлыны скитались по многим землям, нигде долго не задерживаясь».103