Ключи счастья. Том 1 - Анастасия Вербицкая

— Да… Я давно вас жду… Сядьте! Ян садится, улыбается.

«Какая чудная, детская улыбка!..» — думает он.

Долгая пауза. Маня жадно и наивно рассматривает его лицо, руки, уши, губы. Он нравится ей. Весь! Он похож на хрупкого пастушка из севрского фарфора. Сначала он сконфужен ее любопытством. В том с той же улыбкой начинает разглядывать его лицо и фигуру.

Она хохочет… Смех ее звонкий, сверкающий, жизнерадостный.

«Она похожа на разбитую веслом волну в солнечный день. Когда каждая чешуйка искрится и сверкает золотом…» — думает Ян.

— Я жду… — говорит он тихонько. И в его голосе так много ласки, что Мане чудится, будто он коснулся ее щек.

— Я вас знаю! — говорит она торжественно.

— Я тоже вас знаю.

— Нет… Я не так… Я знаю вашу тайну!..

О, как хорошо, что ни один мускул не вздрагивает в его лице при этих словах ее!

— Вы — переодетый принц… ха!.. ха!.. И зову вас Ян…

Он продолжает улыбаться. Только глаза его щурятся и становятся холодными, как металл. Браво! Другие побледнели бы, но не он. Он не может был как все!

— Ах! Я еще и другое знаю о вас… Совсем невероятное. Вы… атаман разбойников. И… живы только чудом…

Они молчат, глядя в зрачки друг другу.

Вдруг Маня обнимает колени руками. Кладет на них голову и умоляюще, с погасшей душой говорит, как провинившееся дитя:

— Не сердитесь на меня! Я подслушала это нечаянно… Измаил говорил с Розой, и я не все поняла. Но когда услыхала ваше имя… я уже не могла не слушать… Но вы не бойтесь! Я умею молчать. Ни в детстве, ни теперь, в гимназии — никто не знал, о чем я мечтаю. И чего хочу… Вы не сердитесь? Вы не сердитесь?

Она протягивает руку. Ян с прежней улыбкой дает ей свою.

«О, какое чудное прикосновение!.. — думает она.

— Будем знакомы… Хотите? — спрашивает она горячими звуками. — Приходите сюда каждый день!.. Я буду вас ждать… Да? Ах, если б вы знали, как я мечтала о встрече с вами! Какое счастье, что вы пришли! Но это все равно! Если б нынче вы не пришли сюда, завтра я пошла бы сама в оранжерею. Ну, сядьте!.. Ближе!.. Что вы так смотрите на меня, Ян? Ах, да! Можно ли вас так звать?

— Наедине, — говорит он, улыбаясь.

Ее рука, обнаженная выше локтя, в кисейном рукаве, худенькая и смуглая девичья рука бессознательно тянется к нему. И он также бессознательно, повинуясь неодолимому обаянию, берет эту руку, держит в своей. И тихо пожимает ее.

Из груди Мани вырывается счастливый вздох.

Любовь пришла внезапно, как весенняя гроза. Сейчас один беглый взгляд, одно робкое прикосновение Дают больше счастья, чем даст впоследствии целая Жизнь с бурной гаммой ее ощущений. И этих минут мне забыть никогда!

— А вы разве меня знаете? — вдруг спрашивает Маня. — Знаете?

— Знаю, — шепотом отвечает он. — Кто же я? Кто?

— Вы? Сказка…

Она смеется с восторгом.

— Я знал вас еще в детстве, когда читал Андерсена. Я и теперь люблю его читать.

— Я тоже… Помните сказку о Русалке? Вы похожи на того переодетого принца.

— У меня нет его жестокости. Я не мог бы разбить сердце Русалки.

— Как? Разве вы не жестокий? Нет?

— Нет…

Маня немножко разочарована.

— А как же? Да… Как же это Измаил говорит, что вас ждет виселица? За что же это? Значит, вы убивали людей?

— Я убивал по необходимости. Защищаясь. Как убивают во всякой борьбе…

Маня вздыхает с удовлетворением.

— А много людей вы убили? Много? Ян улыбается.

— Нет, в самом деле. Сколько?

— Какое вы дитя! Я не считал Маня довольна. Перед нею настоящий преступник Без фальсификации.

— Вот Измаил жестокий! И я не люблю его… — говорит она без всякой логики. — Бедная Роза! — Это она уже думает вслух и отвечать ей не обязательно.

Они долго молчат, глазами лаская друг друга. Улыбаясь доверчиво и радостно. Кругом глубокая тишина, какая бывает только в степи. Иногда только донесется наверх всплеск воды и крик гусей.

— Как хорошо! — срывается у Мани.

— Сколько вам лет? — спрашивает он, все не выпуская ее руки.

— Скоро минет восемнадцать… Через год я кончу курс… И приеду сюда… Вы будете здесь через год? Будете?

— Не знаю…

Его лицо печально. И сердце Мани сжимается.

— У вас есть мать, Ян? — тихонько спрашивает она.

— Есть. Грусть звучит в его голосе! О, какая грусть!

— Вы любите ее? Да?

— Я дал ей много страданий. И она не верит в мою любовь.

Где-то на церковной колокольне бьют часы. Тягуче плывут звука.

Ян встает. У него уже другое лицо, другие глаза. Робко целует он руку Мани. А у нее дух занимается от счастья.

— Нам надо расстаться, Мария… Мария…

— Нет… Нет!.. Зовите меня Маней!

— Сюда сейчас придет Измаил. Я не хочу, чтоб он вас видел! Вы пройдете вот этой тропой. Пойдемте, я покажу вам…

— А вы придете завтра? Придете? Непременно? Когда?

— В это время, — мягко отвечает он. Взявшись за руки, они идут.

— До свиданья, Маня! — говорит он.

— До завтра, Ян! До завтра!.

О, какая чудная жизнь! Это сны наяву.

Они вместе каждый день, с двух до четырех. Тайна сближает их. Маня держит слово. Даже Соня не может понять, чем полна ее душа и ее дни? Почему так изменилось выражение ее лица?

Они теперь сидят рядом, плечо к плечу. И постоянно говорят о литературе. Ян приносит книги и читает вслух. Ян читает очень своеобразно, скандируя слова. Как-то ритмично и однообразно. Но получается впечатление чего-то нереального. Далекого и полного печали. И Маня это ценит.

Ян любит только модернистов. А из поэтов Брюсова и Блока. Все это ново для Мани. Она теперь читает „Перевал“, „Золотое Руно“ [33]. И ей, как Яну, другие журналы кажутся скучными.

— А вы читали „Санина“ [34]? — спрашивает она раз, прерывая чтение.

— О, да. С огромным интересом. А вы?

— Тоже читаем потихоньку. Здесь выписывают этот журнал. К счастью, большие не добрались еще до этого романа. Им летом некогда читать. А дядюшка интересуется только классиками. Знаете, Я ненавижу Санина! Какое он животное!

— В этой книге, Маня, я вижу яркий протес! против закаменевших моральных ценностей. И, как таковой, этот роман имеет общественное значение.

— Какая странная эта Соня! Спорит, будто Сани! уважал женщин!

— Это правда. Здесь больше сказано в защит! личности, чем во всей западно-европейской литературе. Ваша Соня меня интересует…

— Можно сесть так? — один раз спрашивает Маня. И кладет ему голову на плечо.

Ян робко обнимает ее. И она явственно слышна как стучит его сердце.

Книга лежит, забытая на траве. А они, закрыв глаза, слушают свою душу.

Один раз Маня кладет руку на „Золотое Руно“. Это значит: довольно читать!

— Мне хочется вас спросить… — шепчет она.

— Спрашивайте!

— Вы любили кого-нибудь, Ян? Вы любили когда-нибудь так, как Фальк любил женщин?

— Нет, — звучит твердый и нежный голос. Никогда!

— Ах! Как это хорошо! Я это чувствовала… Вы не такой, как он… Какое счастье! Ян… Поцелуйте меня!

Она сама в непреодолимом порыве обхватывает его шею худенькими руками. И, закрыв глаза, подставляет ему лицо.

Он нежно целует ее щеку… Но как ни робко это прикосновение, оно обжигает ее. С криком она падает ничком в траву. И слезы счастья бегут из ее глаз.

— Маня… Милая Маня! Я… разочаровал вас? — испуганно спрашивает он.

Его тонкие брови изогнулись в горестном изломе. Он насильно старается повернуть к себе ее лицо.

— Нет! Нет! Я люблю вас, Ян! О, я люблю вас! — говорит она. И с беззаветной страстью, наивной и примитивной, как песня птицы, прижимается к его груди.

Маня говорит:

— Вы любите Гамсуна?

— Очень…

— Знаете, Ян? Когда я прочла „Пана“, мне не хотелось жить. Какое животное этот Глан [35]!

— Почему?

— Если он любит девушку, зачем он целует и зовет к себе эту Эву, жену кузнеца? Разве можно любить двух в одно и то же время? Он даже хуже Санина. Тот действительно никого не любил. Ян… Ох! Мне страшно… Я сейчас задам один вопрос. Дайте руку! Слышите, как бьется мое сердце?

— Я жду, — глухо говорит он.

И глаза его загораются.

— Ян… Неужели все вы… такие, как Глан?

— Нет, Маня. Не все.

— Ах, Ян! Милый Ян!.. Как хорошо!.. Моя душа была так отравлена! Что может быть хуже сомнений! Я с детства мечтала о вечной любви… Я плакала над стихами о Тоггенбурге. Я обожаю Данте за его чувство к Беатриче… И вдруг Глан, Фальк. Эта противная Карсавина, которую берут, как вещь, и она не возмущается, не протестует? Любя другого! Другого, Ян! Я чувствовала, что меня окунули в грязь… Если это любовь, то жить не стоит!

Он долго молчит, задумавшись. И тонкие брови его сдвинуты. И так много значения в этом лице и в этом молчании, что сердце Мани падает от предчувствия.