Последняя борьба - Издательство «Развлечение»

— Ну-с, Гаррисон? — сказал один из капельдинеров третьего яруса, обращаясь к своему коллеге, который состоял сторожем второго яруса и поэтому был в более богатой ливрее. — Чего же ты еще ждешь? В зале уже спускают большую люстру; еще несколько минут, и начнется новое представление под названием «Тьма египетская». — Он сам засмеялся своей остроте и подал товарищу табакерку: — Угощайся, пожалуйста.

— Спасибо, Риддер, хорошо тебе смеяться, — ответил капельдинер второго яруса. — Ты можешь идти себе домой, а я стой тут и жди: в ложе № 17 еще сидит дама!

— Но представление давно закончилось; что же, она тут ночевать собирается, что ли?

— Кто ее знает! — сердито проговорил Гаррисон. — Она иностранка… графиня какая-то, важная птица!.. Она приказала, чтобы ее ни за что не беспокоили.

— Ну-с, тогда ей лучше было не идти на Вагнера; слава Богу, шуму довольно, — проворчал Риддер.

— Черт знает! Странная история какая-то, никогда не приходилось видеть ничего подобного. Она всю ложу заняла одна… а цена-то сто долларов! Приехала в девять часов, когда представление уже давно началось, до еще сунула мне десять долларов на чай.

— Многообещающее начало! — засмеялся Риддер, делая движение пальцами, будто считает деньги. — Надеюсь, ты угостишь нас?

— Как же, как же! Очередь за мной, конечно! Но это еще не все: я получу еще десять долларов, если аккуратно исполню ее приказание.

Риддер насторожился.

— Черт возьми! Это смахивает на интересную тайну! — сказал он, подмигивая.

— Еще бы… она приказала мне не впускать вложу никого, у кого не будет желтой розы в петлице.

— Значит, rendez-vous! — протянул Риддер. — Святой Вагнер!

— Глупости, — проворчал его коллега. — Какое нам дело! Джентльмены, которые к ней пришли, все самые настоящие господа. Фрак, белый галстук, лакированные сапоги, словом — шик! А дама эта, графиня или кто она такая, не знаю… божественная красавица, говорю тебе, писаная! — он щелкнул языком. — Просто влюбиться можно!

— Это что здесь за безобразие? — раздался в эту минуту густой бас.

Кто-то торопливо поднимался по лестнице.

— Смотри, попадет нам… инспектор! — прошептал Гаррисон.

— Голову даю на отсечение, если этот человек рядом с ним не Ник Картер! — так же тихо ответил Риддер.

— Это что за безобразие! — опять сердито крикнул инспектор. — Электричество горит, газовые лампочки тоже еще не потушены!

— Извините, господин инспектор, — проговорил Гаррисон, — в ложе № 17 еще сидит дама.

— Тем лучше, — сказал Ник Картер, за спиной которого появились и Дик, и Патси. — Вероятно, леди заснула… пойду разбужу ее. Откройте ложу.

Гаррисон со вздохом исполнил приказание; при виде сыщика он начал предчувствовать, что на ожидаемую вторую получку уже едва ли осталась какая-нибудь надежда. Он открыл двери; все с любопытством заглянули в аванложу, которая была устроена совершенно так же, как и все другие ложи этого яруса. При слабом свете небольшого электрического фонаря вошедшие увидели изящную женскую фигуру в модном вечернем туалете, неподвижно лежащую на диване, лицом к стене и, по-видимому, спящую.

Ник Картер на цыпочках подошел к спящей.

— Ей-Богу! Это Инес Наварро! — пробормотал он. — Вот величайший сюрприз всей моей жизни! Инес Наварро спит в ложе большого театра!..

— Не поздоровится ей, когда она проснется! — заметил подошедший поближе Дик. — Разбуди ее, Ник.

— Вставайте, мисс Инес Наварро! — громко крикнул великий сыщик. — Время притворства миновало. Откройте глаза и покоритесь своей неизбежной судьбе! Создатель!.. — вдруг перебил он себя и впился взглядом в неподвижно лежащую женщину. — Это не сон, это смерть! Здесь произошло или самоубийство, или преступление!

Он указал на грудь покойницы. Блестящий шелковый корсаж в одном месте был разрезан, и запекшаяся кровь окрасила его в красный цвет.

Дик нагнулся. Он поднял лежащий на полу маленький изящный кинжальчик. Затем взгляд его скользнул по дивным формам мертвой женщины, и странное чувство закралось в его душу при виде желтой розы на ее груди, на полураспустившихся лепестках которой, как рубины, блестели капельки крови.

— Доктора скорее! — крикнул инспектор капельдинерам

— Он опоздает, как опоздали и мы, — тихо заметил Ник Картер. — Она мертва; вопрос только в том, сама ли она наложила на себя руки или…

Он не договорил; Патси, который тем временем завязал разговор с капельдинером, обратился к начальнику и доложил:

— У нее были три посетителя; последний пришел перед самым концом, то есть каких-нибудь полчаса тому назад; у каждого из них в петлице была желтая чайная роза.

— Очевидно, это было условным знаком, — сказал сыщик.

Он сам повернулся к Гаррисону, товарищ которого уже побежал звать еще не ушедшего врача.

— Опишите мне тех трех посетителей как можно подробнее, — сказал он.

Но старик был так ошеломлен происходящим, что Ник с трудом мог добиться от него связного ответа. Однако, судя по описанию старика, первые два посетителя, по всей вероятности, принадлежали к числу тех мужчин, которых он видел в квартире мнимой графини Хапской и которые, без сомнения, были ее сообщники.

Описание третьего, и последнего, посетителя не говорило абсолютно ничего. У него была длинная черная борода, и капельдинер успел заметить, что он не снял пальто. Оставшись в ложе всего на каких-то пять минут, он сейчас же вышел опять, взял шляпу, дал щедро на чай и спокойно ушел.

— Не слышали ли вы какого-нибудь подозрительного шума? — осведомился сыщик.

— Нет, сэр, ровно ничего.

— Ни спора, ни криков — ничего решительно?

Ник обратился к своему помощнику Дику, который дотронулся до трупа и заявил, что он еще совершенно теплый.

— Да, полчаса тому назад она, очевидно, была еще жива, — задумчиво сказал он.

— Не заметили ли вы чего-нибудь странного во взгляде этого посетителя? — быстро спросил Ник капельдинера.

— Он был в синих очках, — ответил Гаррисон, — но все-таки мне показалось, что глаза у него темные и жгучие.

— Что я говорил! — живо воскликнул Дик. — Глаза Каррутера не могут не обратить на себя внимания… хотя, — сказал он, пожимая плечами, — значит, король преступников был здесь, в ложе… но зачем погибла эта женщина, к которой он был так страстно привязан?

— Тут возможны два решения, — задумчиво заметил Ник Картер, — либо она отчаялась во всякой возможности бегства и сама наложила на себя руки, либо Морис Каррутер отделался от нее так же, как это сделал недавно со своим другом, директором банка…

— Ты думаешь, эта Инес стояла ему поперек дороги… она мешала его плану бегства?

— Кто его знает, — сказал Ник, пожимая плечами. — Морис Каррутер, не стесняясь, перешагнет через любой труп, если дело идет о спасении его подлой жизни… — он остановился, потому что в коридоре послышались шаги, и в ложу вошел призванный Риддером врач.

После короткого объяснения со стороны сыщиков, врач подошел к трупу и приступил к его обследованию.

— Смерть наступила не раньше чем час назад, — заявил он. Затем, подняв с пола кинжал, он внимательно осмотрел его. — Этим кинжалом леди лишила себя жизни? — спросил он с удивлением.

— По всей вероятности, — ответил Ник. — Мы нашли его здесь, на полу, около самого трупа.

Врач приказал перевернуть тело таким образом, чтобы лампа осветила лицо. Присутствующие невольно вскрикнули от ужаса: гордое, прекрасное лицо покойницы было обезображено до неузнаваемости — оно было покрыто грязно-бурыми пятнами, а крепко стиснутые губы почернели.

Врач продолжал тщательное обследование трупа. Раскрыв на груди платье, он внимательно осмотрел края раны.

— Знаете ли, — сказал он, — эта леди погибла не столько от удара кинжалом, сколько от страшного отравления. На кончике кинжала яд, мистер Картер, — обратился он к великому сыщику, — будьте осторожны. Малейшая царапина обречет вас на верную смерть.

— Хорошо, доктор, — ответил Ник. — Но скажите, леди сама лишила себя жизни? Можете ли вы это установить?

— Нет, конечно же, нет, тут не может быть и речи о самоубийстве. Рана расположена под прямым углом от плеча к грудной впадине; такого удара самому себе не нанесешь, тем более в лежачем положении; между тем если бы леди сама наложила на себя руки, то она должна была уже лежать, так как этот яд действует почти мгновенно. Это кураре — ужасный яд, употребляемый дикими индейцами; он, проникая в тело вместе со стрелой, мгновенно вызывает судорожный паралич всего организма. Значит, если бы леди зарезалась сама, то кинжал уже более не мог бы выпасть у нее из рук; мускулы мгновенно сократились бы, и рука еще крепче сжала бы нож.

— Да, я понимаю, — сказал Ник Картер, лицо которого приняло еще более серьезное выражение. — Значит, в данном случае имело место убийство.