Злоключения озорника - Герхард Хольц-Баумерт

— Придётся мне самой всегда ходить в магазин.

Я ничего не ответил и поплёлся на улицу.

«Ох ты! — вдруг вспомнил я. — У нас же сегодня сбор отряда!»

Я пустился бежать и, конечно, опоздал — сбор уже начался.

Я стоял под дверью и слышал, как ребята там что-то говорили. Но как я теперь войду? Что ж, я один буду стоять посреди класса и оправдываться, почему я опоздал? Ведь я обязательно что-нибудь перепутаю, и опять все будут смотреть на меня косо.

Я взялся за ручку двери и снова стал думать. Вдруг кто-то рванул дверь, и я оказался нос к носу с Петером.

— Он подслушивал! — закричал Петер. — Я давно заметил, что кто-то за ручку держится. Ну, уж этого я от тебя не ожидал, Альфонс!

На лбу у меня снова выступил пот, и я почувствовал, что краснею.

— Но я…

— Да-да! — крикнул Петер. — Ты трус! Ты стыдился выслушать, что скажут про тебя товарищи. Вот объясни нам, что с тобой творится?

— Я…

И вот так всегда со мной получается. Совсем не виноват, а всё равно попадает. Ну где же тут справедливость?

Как я поймал самого большого карпа

По субботам папа часто ездит удить рыбу. Меня он никогда не берёт с собой. А если я клянчу, он говорит: «Нет, нет, ничего не получится, Альфи! Сидеть спокойно в лодке ты не можешь и только всех рыб мне распугаешь».

Но недавно я получил пятёрку за контрольную по арифметике, и папа сказал:

— В это воскресенье поедешь со мной на рыбалку.

В субботу после обеда мы выехали. Ночевать остановились в деревенской гостинице.

— Встаём в половине четвёртого, а сейчас отправляйся сразу в постель! — распорядился папа.

Я ещё никогда так рано не вставал и потому очень боялся проспать.

Было ещё совсем темно, когда я проснулся, и мне долго пришлось трясти папу, прежде чем он открыл глаза.

Он зажёг свет, посмотрел на часы и сердито сказал:

— Вот что: повернись-ка на другой бок и спи. А если ты посмеешь ещё раз разбудить меня, тебе здорово нагорит!

Оказывается, было только четверть первого.

Вскоре я опять проснулся и решил, что мы наверняка проспали. Я сам включил свет. Гляжу — ровно два часа.

— Что за дьявольщина! — проворчал папа зевая. — Ты мне совсем не даёшь спать!

Я подумал, что лучше бы вообще больше не спать до половины четвёртого. Но из этого ничего не вышло. Я заснул и сразу увидел во сне, что на крючок мне попалась золотая рыбка. Она умоляет не губить её и отпустить на волю; в награду она будет решать за меня задачки. Я еле-еле втащил рыбку в лодку. Но тут сразу сна как не бывало… Открываю глаза и вижу — я на полу. Оказывается, я упал с кровати. Папа вскочил и давай ругать меня. Мне показалось даже, что он пробормотал: «И зачем я только связался с этим вьюном!» Было без пяти три.

В конце концов мы оба крепко заснули и проснулись только в половине пятого.

— Опоздали! — возмущался папа, — Это ты во всём виноват — всю ночь вертелся. Теперь угри ушли!

Не позавтракав, мы побежали на берег. Сели в лодку и сразу отчалили.

А до чего здорово было! Над водой висел туман, словно огромный занавес. В лесу кричала иволга, а я старался ей подражать.

— Молчать там, в лодке! — рявкнул папа. — В последний раз тебе говорю. А то — выкину вон!

Неужели он тут, посередине озера, выкинет меня в воду?

Медленно мы подвигались вперёд. Папа грёб очень осторожно. Наконец мы прибыли на место. Папа привязал лодку за две палки, торчавшие из воды. Мне он дал маленькую удочку, насадил червяка на крючок и показал, как бывает, когда рыбка клюёт, и как её подсекать. А сам он взял длинную-предлинную удочку и далеко закинул леску. Мы стали ждать.

Ждали мы очень долго. Вдруг мой поплавок дёрнулся.

— У меня клюёт! — закричал я.

— Тише! — прошипел папа. — Подсекай!

Я потянул. Но кто-то тянул удочку к себе. Вдруг из воды показалась рыба, такая большая и красивая, что я закричал. Удилище у меня согнулось почти пополам.

— Тяни, тяни! — велел папа.

Я тянул и орал во всю глотку:

— Щука! Я щуку поймал! Урр-ааа!

Папа опять набросился на меня:

— Что за крик в лодке?

Но я всё-таки вытащил рыбу. Она шлёпнула папу хвостом по ногам, и на его брюках осталась слизь.

Папа сказал:

— Это линь. Не меньше полкило потянет.

При этом он нахмурил лоб. Я догадался почему: ведь первую-то рыбу поймал я, а не он.

Папа насадил мне свежего червяка. Я забросил леску, и опять у меня клюнуло. Я быстро вытащил рыбку, но она была уже не такая большая, гораздо меньше первой. Оказалось, это окунь.

— Хотел бы я знать, почему у тебя всё время клюёт? — ворчал папа.

Его поплавок даже не покачнулся ни разу.

Немного погодя у меня в третий раз клюнуло. Я ловко подсек, но, должно быть, поспешил. Пустой крючок просвистел мимо папиного уха и зацепился за куртку. Да так крепко, что мы вдвоём его никак отцепить не могли. Тогда мы просто оборвали леску, а крючок так навсегда и остался в папиной куртке.

Не успел я насадить новую приманку и замахнуться удочкой, как мой поплавок ушёл под воду. На этот раз я уже не спешил. Чуть-чуть только подсек. Рыбка дёрнула покрепче — вроде как бы ответила мне. Это был толстенький окунёк. Я показал папе на моих трёх рыбок и говорю:

— Здо́рово, а?

Папа молча кивнул. Он не отрываясь смотрел на свой неподвижный поплавок.

Прошло с полчаса.

Я поймал одного маленького окуня и ещё одного линя. Папа — ничего. Он то и дело вытаскивал леску, внимательно осматривал крючок. Но всё было в полном порядке.

Наконец клюнуло и у него.

— Подсекай! — крикнул я.

— Нет, нет, ни в коем случае, — сказал он. — Пусть сперва как следует заглотнёт крючок…

— Давай, давай!.. — кричал я. — А то сорвётся!

Папа потянул, но удилище ни капельки даже не согнулось. На крючке болталась маленькая рыбёшка, не больше моего мизинца.

Я расхохотался, но папа посмотрел на меня так сердито, что я умолк. И тут же вытащил из воды ещё одну рыбку, раза в три крупнее, чем папина рыбка-мизинчик.

Отцепив свою рыбку, я замахнулся, чтобы забросить леску, но в это время папа забрасывал свою, так что наши лески перепутались. Мы их потом не меньше получаса распутывали.

Папа всё время ругался и говорил:

— И зачем только я взял тебя с собой! Уж лучше бы ты дома сидел!

Но я нашёлся, что ответить:

— А ты посмотри, сколько я уже поймал! И все самые хорошие рыбки — мои!

Папе крыть было нечем.

— Давай-ка поменяемся местами! — предложил он.

— Тогда ты всю самую лучшую рыбку у меня из-под носа утянешь?

Но мне всё-таки пришлось уступить. Когда менялись местами, я споткнулся. Лодка накренилась, удочка выскользнула у меня из руки. Её сразу отнесло течением. Пришлось папе отвязать лодку и догонять удочку. Ух, и злился же он!

Потом сказал:

— Конец рыбалке! Мы тут всю рыбу распугали!

Мы загнали лодку в осоку и стали удить там.

Папа сказал:

— Последи за моим поплавком, пока я приготовлю спиннинг.

Что поделаешь! Пришлось мне следить и за своим и за его поплавками. Вдруг у него клюнуло. Я подсек. Сперва я подумал, что леска зацепилась за корягу, но это оказался толстенный карп. На целый килограмм! Папа даже совок подставил.

— Это я его поймал! — сказал я.

Папа возразил:

— Но ведь удочка-то моя!

Мы спорили довольно долго, чей карп — мой ли, потому что я его поймал, или папин, потому что удочка его. Но так и не договорились. Потом у нас обоих перестало клевать. Начало припекать солнце, и я понемногу заскучал. Потом я придумал, что мне делать. Я решил дать имена пойманным рыбам. Большого карпа я назвал Юмбо, толстого окуня — Максом. А плотички у меня были девчонки — Анна и Петра.

Тем временем папа смотал лески и говорит:

— Вот что: греби медленно поперёк озера. Надеюсь, хоть с этим ты справишься! А я попробую спиннингом щук половить.

Он поднял со дна лодки небольшую удочку. Внизу к ней был приделан барабанчик. На конце лески болтался блестящий кусочек жести.

Я даже засмеялся:

— На кой это тебе? Ведь там у тебя даже червяка нет. Ты думаешь, рыбы такие уж идиотки, что будут клевать на твою жестянку?

Тут папа схватился руками за голову и закричал:

— Господи боже мой! Тоже мне рыболов выискался! Эта жестянка называется блесной.

Но своей блесной он всё равно ни одной рыбки не обманул. Что они, дуры, что ли?

Я грёб, папа удил, никто не клевал.

Вдруг он как закричит:

— Альфонс, останови лодку! Я зацепился за что-то!

Разом остановить лодку я, конечно, не мог, и она стала кружиться. Папа стоял на корме, а удочка его согнулась, как хороший лук.

— Задний ход! — кричал папа. — Живей, ты мне леску порвёшь!

Что было дальше, я уже не помню. Должно быть, я волновался очень. Весло выскользнуло у меня из рук, я потянулся за ним, выронил и второе весло — папина леска лопнула. Лодка тихо покачивалась на волнах.