Сундук старого принца - Андрей Гнездилов

Зеленый янтарь

В сумерках души так легко потерять время… Что это? Тени прошлого, бесконечно возвращающие тебя на старый путь, или очертания будущего, размытые туманом грез? А где твое настоящее? Ты провалился меж двумя берегами в пучину, которой нет имени. Время прервалось, исчезло, и без него пропала последняя точка опоры, на которой держалась сама душа! В единстве времени существует человеческий разум, и за его пределами начинается великая пустыня — «Ничто».

В сумерках души так легко спутать пространство… Где ты? Сон ли посылает тебе бледные, рассеянные лучи, чтобы озарить твой путь? Явь ли ослепляет тебя, чтобы ты закрыл глаза и доверился течению стихий? В жестокой схватке сцепились тело и душа, пытаясь заставить тебя повернуться к своей реальности. Но не спеши поверить чему-либо одному. Как белый луч включает в себя разноцветье радуги, так миры, в которых мы блуждаем, проникают друг в друга, являя цельность и бесчисленность разделений.

В то сырое, туманное утро, на исходе зимы, в одной из старых таверн на берегу моря я встретил капитана Негго. Вряд ли я обратил бы внимание на этого дряхлого пропойцу, своим кривым носом и яркой одеждой напоминающего чучело попугая, если бы не его резкий, скрипучий голос…

— Вина, джентльмены! Еще и еще вина! Будьте вы прокляты, если не отзоветесь на мои вопли! Я сохну, как медуза на раскаленном песке, и никто не спешит мне на помощь!

Хозяин угрюмо вытащил пару зеленых бутылей и направился в угол. Через минуту он возвратился к стойке, потряхивая горстью золотых. Лицо его при этом не выражало особого восторга.

— Вас не устраивает щедрость ваших посетителей? — с удивлением спросил я.

— Скорее я здесь посетитель при этом постояльце, — ответил хозяин. — Этот забулдыга пасется здесь с первых дней таверны, а ей уже давно за полтораста лет.

Тема о вечном пьянице была неисчерпаемой и волновала чувства и воображение. Торопясь и заглатывая слова, хозяин рассказывал мне о своем проклятии, которое он приобрел вместе с таверной у прежнего владельца.

— Этот тип никогда не называл своего имени, однако его многие знают как капитана. Впрочем, он имеет достаточно оснований скрывать свое имя.

Уже не раз его называли пиратом, и молва рассказывает, что он расправился со своей командой, так что никто не возвратился домой. С этой таверной его связывает неведомое заклятье. Много лет подряд он ждет здесь какого-то свидания и не может умереть, пока не случится назначенная ему встреча.

И вот, время от времени сюда на огонек заходят незнакомые моряки. Они-то и примечают капитана. И всегда разыгрывается одна и та же сцена, хотя и с мелкими отклонениями. Но обычно все начинается с ругани. «А это кто? — кричит вновь прибывший гость, увидев за столом капитана. — Тебя еще не повесили, старый пират? Или твоя шея ждет „Летучего Голландца“, чтобы ты болтался вечным пугалом на его реях? Может ли быть, чтобы смерть забыла про тебя? Или ты исправно платишь ей дань чужими головами?» Вот так разговор идет по одному курсу и кончается схваткой. Как ни увертлив капитан, но его противники всегда выходят победителями. Кончается тем, что капитан валится на пол, заливая все своей кровью. Кортик или шпага торчат из его груди, и через пару дней его тащат на кладбище. А когда местная пьянь собирается на сороковой день отметить его поминки, он сам является в таверну, словно с ним ничего не случилось. Пусть отрежут мне язык, если я лгу, но уже несколько забулдыг легли в могилу вместо капитана, встретившись с ним после его воскресения. Не знаю, чей рассудок выдержит эти испытания, но те, кто видел это своими глазами, явно не уверены, сумасшедшие они или нет. Теперь судите сами, стоит ли щедрость капитана того золота, что он платит за вино!

Хозяин окончил свой рассказ и опасливо глянул в угол. Пьяница успел прикончить одну из бутылок и манил пальцам кого-то из нас.

— Я к нему больше не подойду, хоть он выпрыгнет из своих сапог или извергнет бурю! — заявил хозяин с ненавистью. — Может, вы сами захотите послушать его бредни? Он плетет их, как сети, пока не перестанешь соображать, где у тебя нос, где корма, где восток, а где запад…

Я кивнул головой и отправился к пьяному привидению. И верно, прав оказался хозяин. Слушая капитана, я переставал осознавать время. Я поверил самым сумасшедшим его фантазиям. Мне вдруг явился реальным тот мир, что был создан Всемогущим для этого странного человека, потерявшего свою смерть. Впрочем, его невероятная история свидетельствует, что каждый создает в этой жизни свой мир. Его нельзя сравнивать с чьим-либо иным. Все возможно, и нет пределов человеческой души. А раз так, то и создаваемый ею мир воплощает все чудеса, что кажутся возможными лишь в волшебных сказках.

…Детства своего капитан Негго не помнил. Сын обедневшего идальго, который предпочел превратности вечного странника уюту оседлой жизни, и испанской танцовщицы, он потерял свою семью среди сотен лиц бродячих актеров, музыкантов, пилигримов, монахов. Все они становились на время его родителями, чтобы затем передать кому-то другому, чья судьба скрещивалась с судьбой ребенка. Сам же он, как талисман, приносил удачу в жизнь тех, с кем сталкивался. Ни одна цыганка не могла пройти мимо мальчика, чтобы не остановиться в изумлении и не напророчить ему чудесную дорогу. Вот так и получилось, что Негго постоянно находился в пути, а счастье, щедро расточаемое окружающим, едва касалось его, принося ему лишь кров над головой да простую пищу. Впрочем, сознание того, что в его душе спрятано сокровище, помогало ему в трудные минуты жизни. Он понимал, что только сам сможет доставить себе радость или печаль, но самое главное, поставив себе цель, он был уверен, что добьется ее, чего бы это ему ни стоило.

В возрасте двадцати с небольшим лет, будучи простым матросом на судне «Гончий пес», Негго встретил Умглу. Она пела в тавернах, и послушать ее собирались моряки чуть ли не со всех частей света. Иначе, чем колдуньей, ее не называли. И воистину, она пела так, что никто не мог остаться равнодушным. Странное дело, но казалось, что у нее нет своего голоса, как нет своего лица. Люди, слышавшие и видевшие ее, не могли прийти к общему мнению и порой крепко ссорились. Ее артистичность была настолько абсолютной, что, входя в образ, которого требовала песня, она полностью преображалась. И в течение одного вечера перед глазами зрителей вставали совершенно разные женщины. Более того, они пели разными голосами. Если бы Умгла уходила из поля зрения и переодевалась, многие готовы были бы поклясться, что перед ними выступает целая труппа певиц, каждая со своим репертуаром. Но нет! Умгла была одна, и ее голос и внешность творили чудеса. Так велика оказывалась сила ее искусства, что каждому из собравшихся чудилось, будто она поет именно о нем или только ему. Задушевность ее интонаций, бархатная теплота голоса, диапазон взлетов и падений, наконец, искренность и неподдельность чувств приводили слушателей не просто в восторг, а в какое-то высокое безумие. Ну а если к ним добавить поразительно гармоничную пластику, до предела выразительные жесты рук и позы тела, и надо всем, как огни маяков, зеленые звезды глаз, то можно понять, как отзывались сердца на встречу с Умглой. Негго влюбился, как десятки и сотни других мужчин. Но безнадежность его чувства не внимала доводам рассудка. Он обладал исключительной способностью получать то, к чему стремился.

Меж тем незримая стена существовала меж певицей и ее окружением. Взять хотя бы ее независимость. Сотни, тысячи золотых готовы были низвергнуться из карманов моряков или сундуков богатеев к ее ногам, но она обладала причудами и считала, что получать плату за искусство равносильно торговле собой. Среди пылких сердец, окружавших ее, немало достойных искали ее любви, но она оставляла выбор за собой и лишь изредка позволяла кому-либо приблизиться, потешить себя надеждой на взаимность, чтобы тут же быть отброшенным и осмеянным. Сумасбродной красавицей из какого-то дворца, искательницей приключений, таинственной жительницей моря, принявшей человеческий облик, чтобы сводить людей с ума, считали ее. И неспроста ее имя было столь необычно. Одним оно являлось как угроза рассудку, и они произносили его как «Ум-мгла». Другим чудилось в нем воплощение Мглы. Так или иначе, но ореол неприступности, колдовства, слепого обожания и ревности толпы отделяли ее от поклонников. Принадлежа всем, она не принадлежала никому, кроме самой себя. Впрочем, и в последнем существовали сомнения, если учесть те легенды, что слагались вокруг нее.

Негго, преодолевая насмешки, издевательства и всякие препоны, что создала толпа, добился встречи с Умглой.

— Я встретил вас, и больше мне не нужно никого в мире. Могу ли я заслужить вашу любовь? Если да, то скажите, и я готов спуститься на дно океана.

Она вначале рассмеялась, а затем ответила, что не знает, кто из тех лиц, что живут в ней, пленил его. Возможно, он разочаруется, если узнает всех, кто рождается и умирает в ее душе, тем не менее она не хочет оставлять его без надежды. И вот, если он привезет ей драгоценные камни того же цвета, что ее глаза, то ее сердце, возможно, и ответит на его чувства.