Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - Александр Федорович Смирнов

России и творило ее силы». Видимо, себя редакция и зачислила в ряды этих творцов русской силы!

Слова князя Святополк-Мирского и первые статьи, свободно критикующие власть, свидетельствует С. С. Ольденбург, как бы пробили брешь, русское общество заговорило. Земские управы, городские думы стали присылать новому министру приветственные адреса16.

Ход событий вскоре показал, что слова у Святополк-Мирского не расходятся с делами. Оживившееся земство поставило князя перед трудным вопросом.

Земцы развернули осенью 1904 г. подготовку к своему съезду — первому общероссийскому, на котором намеревались провозгласить выработанную ими программу конституционных реформ. Сведения об этом дошли до министра и встретили с его стороны вполне доброжелательное отношение.

В это же время, в начале октября, в Париже произошло совещание оппозиционных и радикальных сил (Струве, Милюков, Чернов, Азеф, Натансон, Богучарский, представители польских, прибалтийских, грузинских, финских партий — едва ли не все политические аспекты, за исключением большевиков). Совещание приняло резолюцию об уничтожении самодержавия, создании демократического строя на основе всеобщего равного тайного избирательного права, а также о праве наций на самоопределение. Участие в этом совещании конституционалистов-демократов во главе с Милюковым и Струве свидетельствовало о намерении кадетов использовать революционные силы, методы политического насилия вплоть до террора в своих целях для давления на правительство. Позже в мемуарах Милюков отрицал это, заявляя, что не знал о всех действиях левых партий, представленных на парижском совещании. Решения этого совещания, несомненно, отразились в последующей практике кадетского движения.

Когда земцы-конституционалисты представили Святополк-Мирскому программу намечаемого земского съезда, они, естественно, декларировали свою легитимность, в таком духе министр изложил дело императору, испрашивая разрешения на всероссийский съезд представителей земств. Царь не дал безусловного согласия. Он выразил сомнение по составу, как он выразился, созданного по импровизации левых сил съезда, лучше его отложить на несколько месяцев. Министр попал в трудное положение, ведь в предварительном порядке он уже разрешение свое дал. На встрече с руководителями съезда, уже прибывшими в столицу, министр заявил, что официально разрешить съезд не может, но не возражает, если съехавшиеся в столицу деятели «негласно» проведут свои встречи и обсудят проблемы как бы частным образом, без официальности. На том и сошлись.

С 6 по 9 ноября в столице прошли «частные» совещания земцев-конституционалистов. Решения съезда означали победу сторонников конституции в земском движении. В краеугольном вопросе о ликвидации неограниченного самодержавия, законодательном закреплении принципов конституционной монархии победили радикалы. Умеренные во главе с председателем московской губернской земской управы Д. Н. Шиповым, кстати председательствовавшим на съезде, остались в меньшинстве (38 голосов против 60). Западник-англоман П. Н. Милюков восторжествовал над почвенником Д. Н. Шиповым, идея европейского парламентаризма взяла верх над принципами земской соборности.

Когда министру стало известно о решениях съезда, он был более чем смущен, его попросту конституционалисты подвели, ведь были же с их стороны заверения, что не о конституции пойдет у них речь, а лишь о земской хозяйственной работе. Дебаты о том, как лучше обустроить и укрепить Русскую землю, неожиданно обернулись принятием конституционной хартии. В императорской фамилии не смогли скрыть досаду: «Мирский допустил обсуждение, сделал грубый промах», — записал в дневник великий князь Константин Константинович17.

Император выразил министру свое неодобрение, но отставки не принял, повелев «выправить» свою политическую линию.

Более того, царь принял предложение министра — созвать специальное совещание высших сановников империи для обсуждения плана возможных государственных преобразований.

В ноябре князь Мирский подал императору доклад с приложением проекта указа «О различных вольностях», в том числе о привлечении в Государственный Совет выборных и о даровании полной свободы вероисповедания старообрядцам. Это был первый шаг к преобразованиям, задуманным министром18. Оба документа были подготовлены по поручению князя чиновником его министерства С. Е. Крыжановским, они «содержали обширную программу реформ», — пишет Ольденбург19.

Здесь мы впервые встречаемся с именем Сергея Ефимовича Крыжановского (позже товарища министра при Столыпине). Выпускник столичного университета, просвещенный бюрократ, но шла молва, что он и «вашим и нашим», смотря по обстоятельствам. Крыжановский сохранил старые университетские связи, был близок со многими видными кадетами (братьями Ольденбург, Вернадским и др.) и не случайно стал автором пакета важнейших законопроектов, составивших по их одобрению императором Конституцию Российской империи 1906 г.

С. Е. Крыжановский свидетельствует:

«4 ноября 1904 г. я был вызван к министру внутренних дел князю Святополк-Мирскому, он предложил мне составить верноподданнейшую записку о преобразованиях, назревших в общем строе государственного управления. Исходная точка — невозможность двигаться дальше по старому пути и необходимость привлечь общество к участию в делах законодательства. Указания князя были весьма неопределенны: ничем не затрагивать основ самодержавного строя, не намечать никаких новых учреждений, не касаться земских начальников, а с тем вместе облегчить общественную самодеятельность и наметить ряд льгот, могущих быть благоприятно принятым общественным мнением и не угрожающих прочности ни государственного строя, ни порядка управления.

Все это было высказано отрывочно и в значительной части в виде ответов на вопросы. Видно было, что мысль явилась у князя или была ему указана недавно, неожиданно и что он сам мало еще с нею освоился и в ней разобрался. В разговоре князь упомянул, что обратиться ко мне ему посоветовали, но кто именно, не сказал. По некоторым признакам я заключил впоследствии, что совет исходил от князя А. Д. Оболенского (вскоре ставшего обер-прокурором Святейшего синода. — А. С.). Срок дан был две недели.

Нечего и говорить, как я был рад неожиданному поручению. Весь вечер я пробродил по набережной, размышляя, как приступить к делу, и чувствуя себя едва ли не вторым Сперанским. К назначенному сроку всеподданнейший доклад был готов и конечные выводы облечены в форму манифеста… В докладе проводилась мысль, которую я теперь считаю правильной, что правовой строй, необходимый для развития и общества, и государства, вполне совместим с самодержавием. Во главу угла были положены вверху — объединение правительства, укрепление надзора за законностью путем постановки в независимое положение Сената и призыв выборных от губернских земств и крупных городов в состав Государственного Совета на равных с прочими членами основаниях; внизу — постепенная замена общинного владения единоличной собственностью и развитие деятельности местных самоуправлений с восстановлением православного прихода и по всей линии раскрепощение личности от отживших ограничений и от правительственной опеки в пределах, которых мне, всегдашнему стороннику сильной государственной власти, казались возможными и согласными с охранением преобладания русского народа как народа державного. Лишне, конечно, говорить, что доклад не заключал в себе