Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг. - Александр Федорович Смирнов

чего-либо нового и не делал открытий. Все, отмеченное в нем, было выдвигаемо жизнью и не раз служило предметом суждений и мечтаний в правительственных и даже более высоких кругах» (курсив мой. — А. С.).

Несколько замечаний вызывает это весьма ценное свидетельство осведомленного лица — важного соучастника задуманных реформ. Во-первых, замечание о Сперанском, мы еще не раз встретимся с подобными реминисценциями. Именно великому кодификатору принадлежала счастливая мысль приведения в единую систему всех структур управления — от волости, прихода, общины, крестьянского мира (волостная дума) вплоть до Государственной Думы и Госсовета. Эта мысль гения так и не была осуществлена в полном объеме при трех императорах (почему, это особый вопрос). И теперь уже при четвертом царе интуиция, эрудиция, опыт подсказали Крыжановскому счастливую мысль вернуться к источникам попыток, к первоисточникам замысла о преобразовании России в правовое государство. Отмена крепостного права открывала для этого все возможности, отсутствовавшие во времена Сперанского. Крыжановский использовал это обстоятельство, и это дает ему право на благодарность соотечественников. Фактически все последующие преобразовательные действия правительства Николая II восходят к этому докладу Крыжановского, забегая вперед, отметим, что этот гениальный план преобразования, основные контуры которого видны уже во времена князя Святополк-Мирского, не был осуществлен и к февралю 1917 г. (об этом и пойдет речь впереди).

Для рассмотрения представленных Мирским документов (доклада и проекта указа) царь решил прибегнуть к советам членов императорской семьи и выслушать одновременно руководителей важнейших министерств и ведомств. В конце ноября Николай II под своим руководством проводит необычное по составу и задачам совещание.

Витте свидетельствует, что в совещание были приглашены «все министры», обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев, председатель Госсовета и его товарищ, виднейшие чины императорской канцелярии, великие князья. Совещание должно было высказаться по проекту указа «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка»20. Главный смысл указа состоял в необходимости упорядочения дела подготовки законов и проведения их в жизнь в целях укрепления императорской власти.

Как повестка дня, так и состав совещания говорили о желании царя прислушаться к общественному мнению, учесть, так сказать, дух времени, а он был таков, что заставлял умы, и не только молодые, буквально клокотать. Витте, также приглашенный в совещание, замечает, что поворот в сторону общества был симптомом изменения политических взглядов царя, что ранее он при упоминании о мнении общества, необходимости с ним считаться неизменно парировал: «А какое мне дело до общественного мнения?» Государь полагал, что последнее суть мнения не народа, а горстки «интеллигентов». А его отношение к последней, считавшей себя носителем национального самосознания, лучше всего передает его реплика князю Мирскому: «Мне противно это слово». И добавил не то с иронией, не то саркастически, что следует повелеть Академии наук вычеркнуть это иноземное слово из словаря русской речи21. В свое время Павел I совершал уже нечто подобное, повелев не употреблять слово «гражданин» — как несущее вольнолюбивый дух, а говорить «обыватель» (термин, приобретавший уничижительное значение, хотя этимологически он не являлся таковым. В Западном крае обыватель — это владелец, постоянный, уважаемый житель местности). Но суть была, конечно, не в филологических лингвистических тонкостях. За словами стояло нечто более важное.

Император был убежден, что за него стоит весь народ, простой люд. «Все тебя обожают», — уверяла Николая II супруга, тогда как интеллигенция, и только она одна настроена против. Императрица в разговоре с князем Мирским резко заметила: «Да, интеллигенция против царя и его правительства, но весь народ всегда был и будет за царя». Мирский пробовал возражать: «Да, это верно, но события всегда творит всюду интеллигенция, народ же сегодня может убивать интеллигентов за царя, а завтра — разрушит царские дворцы. Это стихия».

Этот взгляд вытекал из обшей историософии императора, считавшего, что Петр I совершил крупную ошибку, отойдя от политики своих предков, разрушил формы управления и национальный образ жизни, достигшие расцвета во времена Алексея Михайловича — его любимого государя. Интеллигенция — это один из результатов ошибочного курса Петра Великого и, еще более, его незадачливых преемников. Надобно сказать, что на эти темы Николай II говорил не часто и только с самыми близкими ему по духу, по настроению лицами22.

В этом плане совещание, организованное царем в исходе 1904 г., многозначительно. Речь пошла по-крупному, о выборе политической стратегии. Выступивший первым Витте говорил в пользу реформ, ибо вести прежнюю политику реакции невозможно, это приведет нас к гибели. Он получил поддержку председателя Госсовета графа Сольского и ряда министров. Победоносцев, как обычно, считал, что «лучше всего ничего не менять». «По наиболее важному стержневому вопросу о привлечении выборных к участию в законодательстве большинство говорило за, против говорил Победоносцев К. П.», — вспоминает Витте23.

Важные уточнения информации содержатся в уже отмеченных «Воспоминаниях» С. Е. Крыжановского: «1 декабря Святополк-Мирский сообщил мне, что государь, оставив у себя записку и проект манифеста, распорядился созвать на следующий день, 2 декабря, Особое совещание из высших сановников, в числе их Д. М. Сольского и С. Ю. Витте, для обсуждения изъясненных в записке предложений, причем определенно сказал, что Победоносцева он умышленно не приглашает как очевидного противника всякого новшества. Вечером 2 декабря, приехав к Святополк-Мирскому узнать, чем кончилось дело, я застал его пришибленным. Усталый, упавшим голосом рассказал он подробности заседания. Оказалось, что Его Величество изволил изменить свое решение и поздно ночью послал Победоносцеву записку, в которой писал примерно так: „Боюсь, что мы запутались, приезжайте, помогите нам разобраться“. В заседании, в которое прибыл и Победоносцев, первым открыл прения С. Ю. Витте, обрушившийся на предложение о допущении выборных от населения в Государственный Совет, доказывая, что это есть шаг к ограничению верховной власти. Витте поддержал, конечно, Победоносцев. Прочие, за исключением очень немногих, тоже отнеслись враждебно к предложениям, изложенным Святополк-Мирским, и дело свелось к назначению Особого совещания для соображения, что именно следует сделать. Стремления Витте, по словам Святополка, были направлены исключительно к тому, чтобы ценою чего угодно вырвать почин и захватить его в свои руки, как это впоследствии и оказалось. Видно было, что Святополк отстаивал свои положения неумело и слабо и был сразу сбит с почвы более искусными противниками. На вопрос мой, был ли оглашен всеподданнейший доклад в совещании, Мирский сказал, что не успел сделать это, так как начал кратким словесным изложением, в середине коего сразу возникли споры, и что проект Манифеста он передал С. Ю. Витте. Немного дней спустя я узнал кое-какие мысли и выражения этого Манифеста в последовавшем Высочайшем указе 12 декабря 1904 года. Кто составил этот указ, не знаю, равно