Голубая звезда - Жюльетта Бенцони

– Это правда. Простите меня!.. Так вы нашли выход? Какой же, Бог мой!

– Женитьба. Очень достойная, будьте уверены, иначе я не позволил бы себе предложить вам такое... .

Миндалевидные глаза князя округлились:

– Я не ослышался?

– Нет, нет, вы не ослышались! Женитесь, и я обещаю вам прекрасное состояние!

– И только? Но вы ведь подчеркнули, что речь идет о достойном предложении! В таком случае исключаются почтенные матроны с угасшими желаниями и вдовы, страдающие от одиночества... но допускаются непристроенные уродины.

– О чем вы говорите! В тридцать пять лет женятся на хорошеньких девушках!

– Неужели? – с иронией заметил Альдо. Тогда расскажите мне о невесте. Вам ведь до смерти хочется сделать это, и, чтобы вы не огорчились, я не стану вас прерывать.

– О, все очень просто: ей девятнадцать лет, свежа как роза, глаза – красивейшие на свете... и другие очевидные достоинства, если верить слухам.

– Это означает, что вы не видели девушку? И где же вы ее откопали?

– В Швейцарии.

– Вы смеетесь?

– Вопрос звучит довольно обидно для швейцарок! Надеюсь, вам известно, что в этой стране немало красавиц? Но дело вот в чем: у цюрихского банкира Морица Кледермана есть единственная дочь Лиза, которой он ни в чем не отказывает. Говорят, она очаровательна, а ее приданым не погнушается и сам король!

– Это не аргумент. В настоящее время немало царствующих особ еле сводят концы с концами.

– К тому же сидеть сегодня на троне – тоже не синекура! Что же касается Лизы, то она, кажется, влюбилась...

Морозини весело расхохотался:

– Как романтично! Влюбилась в меня... разумеется, увидев мою фотографию лучших времен в каком-нибудь довоенном журнале. А поскольку теперь я уже на себя не похож...

– Что у вас за привычка перебивать, не дослушав фразы? Речь идет вовсе не о вас, а о Венеции.

– О Венеции? – переспросил Морозини, столь очевидно раздосадованный, что нотариус позволил себе улыбнуться.

– Вот именно, о нашем прекрасном городе! О его очаровании, улочках, каналах, дворцах, о его истории! – расчувствовался вдруг нотариус. Согласитесь, что случай не такой уж и редкий, вспомните госпожу де Полиньяк, герцога Бурбонского, леди Грей, художника Дэниела Кёртиса и его кузена Сарджента... не говоря уж о прежних поклонниках Венеции: Байроне, Вагнере, Браунинге и так далее.

– Согласен, но тогда почему ваша наследница не поступит так же, как они? Ей надо всего-навсего купить или арендовать дворец, поселиться в нем и наслаждаться жизнью. Здесь немало прекрасных старых домов, которые пустуют, разрушаются и просто взывают о помощи, да и мне тогда не придется на ней жениться.

– Ей не нужен неизвестно какой дворец! Кроме того, она не желает быть одной из туристок, каких много. Ее мечта – обосноваться в Венеции и носить имя, свидетельствующее о принадлежности к старому, покрытому славой роду, одним словом, стать венецианкой, чтобы и ее дети были венецианцами!

– Неужели Вильгельм Телль больше не котируется? Впрочем, чему удивляться? И до этой треклятой войны было немало чокнутых, а после и подавно меньше не стало.

– Перестаньте смеяться, прошу вас! Несомненно одно: вы по всем пунктам соответствуете запросам девушки. Вы – князь, и в Золотой книге Светлейшей Республики ваше имя – одно из наиболее достойных, а ваш дворец – один из самых красивых в Венеции. К тому же у вас отменное здоровье – что немаловажно для девушки, выросшей в благоприятном климате Швейцарии! – и внешне вы довольно привлекательны...

– Вы очень добры! Но есть одна деталь, которую вы, кажется, упустили: княгиней Морозини не может стать швейцарка, которая наверняка исповедует протестантскую веру... если допустить, что я вообще буду рассматривать это предложение.

– Кледерман – австриец по происхождению и католик. Лиза тоже.

– У вас есть ответ на все, не так ли? Однако я не могу позволить себе жениться на незнакомке только для того, чтобы поправить дела. Если бы я согласился, то не осмелился бы больше смотреть на портрет дожа Франческо. Считайте меня сумасшедшим, если хотите, но я поклялся себе никогда не опускаться до...

– Разве жениться на очень привлекательной, умной и доброй девушке значит «опускаться»? В последнее время она ухаживала за ранеными в госпитале.

Морозини отошел от камина, где ему стало слишком жарко, и, подойдя к нотариусу, положил ему на плечо свою большую руку, украшенную сардониксом с выгравированным на нем родовым гербом.

– Мой дорогой друг, я вам бесконечно благодарен за заботу, которую вы проявляете, но хочу быть честен с вами до конца: я еще не дошел до крайности и не готов к подобному торгу. И если когда-нибудь женюсь, то хотел бы последовать примеру родителей и заключить настоящий брак по любви, даже если невеста окажется бедной, как дочь Иова. Видите ли, у меня, кажется, есть средство наладить свои дела.

– Вестготский сапфир вашей матери? – не моргнув глазом спросил Массария. – Не считаете ли вы, что было бы жаль продать его? Ваша матушка так дорожила...

Альдо даже не пытался скрыть своего удивления:

– Она рассказала вам о нем?

Улыбку старика тронула грусть:

– Донна Изабелла соизволила показать его мне однажды вечером. То был самый радостный день в моей жизни, потому что ее жест доверия убедил меня в том, что герцогиня относится ко мне как к преданному другу. И в то же время я был огорчен: видите ли, ваша мать незадолго до этого продала большинство своих драгоценностей, чтобы содержать дворец, но мысль о том, что, может быть, придется расстаться с бесценной семейной реликвией, разрывала ей сердце.

– Она продала свои драгоценности? – воскликнул убитый Альдо.

– Да, и именно на меня, вопреки моему желанию, она возложила хлопоты, связанные с продажей, но сапфир Рецевинта[7] остался у нее. Что касается вас, то он вам передан на хранение и предназначен вашему старшему сыну, если Бог подарит вам детей. Вот почему вы должны посерьезнее отнестись к моему предложению.

– Для того, чтобы сделать внуков швейцарского банкира владельцами королевского камня, насчитывающего более тысячи лет?

– Почему бы и нет? Не привередничайте! Вы же любите камни! Так знайте, что Кледерман собрал великолепную коллекцию драгоценностей, среди которых аметистовое украшение, принадлежавшее Екатерине Великой, изумруд, привезенный из Мексики Кортесом, и два «Мазарини»[8].

– Не говорите больше об этом! Коллекция отца для меня большее искушение, нежели приданое дочери. Вам ведь известна моя страсть к камням, которой я обязан добрейшему Бюто! Я не попаду в вашу ловушку! А теперь давайте забудем обо всем. Не согласитесь ли позавтракать со мной?