Место под Солнцем. Книга первая - Ева Наду

– Я помню эту свадьбу. Грандиозное было празднество.

Людовик помнил. Не только свадьбу, но и то, что последовало позже. Однажды, холодной темной ночью, сын маркиза де Северака, жаждая отомстить отцу, вошёл в замок во главе большого отряда. Людовик не мог бы забыть этого, потому что именно тогда старый маркиз явился ко двору, прося о милости. По его просьбе Людовик послал войска, которые осадили замок, занятый Севераком-младшим. Жан-Луи долго оборонялся. Когда понял, что удержать замок не удастся, бежал в Париж.

С тех пор конфликт между отцом и сыном то остывал, то разгорался вновь. Ни тот, ни другой не обращались больше к Людовику за правосудием. И молодой монарх считал за благо позволить им самим разрешить их противоречия.

– Так чего вы желаете? – он обращался к принцессе, а смотрел поверх её головы на Мориньера. – О чем просите, дорогая моя сестрица? Эта ваша история… Вы считаете: ваш король о ней не знает?

Людовик умолк. Он ждал, что граф де Мориньер вступит в разговор. Был уверен, что тот не преминет заступиться за человека, чью жизнь знал лучше многих и которому даже в какой-то степени покровительствовал. Он думал, что Мориньер расскажет ужасные подробности этого преступления, поведает о том, как женщину убивали – медленно и жестоко. Расскажет, как на поляне – весенней, залитой ослепительным утренним солнцем, покрытой ёжиком только что проклюнувшейся травы, – ей вскрыли вены, как оставили истекать кровью в нескольких шагах от Божьего дома, как стояли вокруг неё мужчины во главе с самим маркизом, смотрели, как утекает из молодой женщины жизнь.

Когда некоторое время назад Людовик слушал эту историю, волосы шевелились на его голове, кровь стыла в жилах.

Между тем Мориньер молчал.

Смотрел спокойно в глаза своему королю. И молчал.

Повисла пауза – тёмная, тяжёлая, как предгрозовая туча.

Наконец, не дождавшись поддержки Мориньера, молодой монарх снова заговорил:

– Выслушав в своё время обе стороны и разобравшись в этой трагедии, мы посчитали, что преступление, которое совершил Луи д'Арпайон, маркиз де Северак, безусловно, заслуживает самого сурового наказания. Но за давностью лет и в связи с преклонным возрастом маркиза нами было решено оставить совершённое им без внимания. Но если вы просите, ваш король может вновь вернуться к этому делу.

Генриетта закусила губу. Она понимала: всё пошло не так, как хотелось. И всему виной этот проклятый южанин! Она метнула в Мориньера острый, как дротик, взгляд. Спохватившись, прикрыла глаза.

– Вы считаете, дорогая моя сестрица, что, как судья справедливый, мы должны в первую очередь наказать преступника, коим, без сомнения, является старый маркиз? – спросил Людовик, озадачив Генриетту неожиданно жестокой усмешкой.

За спиной короля раздался тихий стон. Мориньер взглянул в глубину алькова. Мадемуазель д’Аркур, выронила клубок и в ужасе зажала ладонями рот. Смотрела на короля. Потом перевела затравленный взгляд на Мориньера.

Клубок, вырвавшийся из её рук на свободу, пересёк полкомнаты и прикатился к ногам Мориньера. Тот остановил его. Наклонился, поднял. Вернул испуганной молодой женщине. Потом, возвратившись на прежнее место, наконец, посмотрел на Генриетту – тяжело, пристально, так, что у принцессы захолодели пальцы.

– Сир, – произнёс, – простите моё вмешательство и позвольте выступить в защиту несчастного маркиза. Вина его несомненна. Но в нынешней конфронтации он повинен меньше, чем можно было бы предположить. И тут принцесса, безусловно, права, – он скользнул взглядом по фигуре Генриетты, уставился на её губы, наконец, заглянул в глаза. Будто в тиски зажал – не вырваться. Произнёс с лёгкой, беззаботной улыбкой.

– Ссоре этой пора положить конец.

– Так вы полагаете, что ответственность за непрекращающуюся вражду следует возложить на сына? И я должен наказать Северака-младшего? – король удивлённо вскинул брови.

– Нет, ваше величество, – качнул головой Мориньер.

– Нет, сир, – одновременно с Мориньером воскликнула Генриетта.

Это неожиданное согласие недавних противников развеселило Людовика.

– Говорите сначала вы, принцесса, – милостиво кивнул он.

За мимолётной, брошенной в её сторону, улыбкой Мориньера Генриетта увидела то, чего не могли бы увидеть другие – обещание сделать её жизнь невыносимой, если она позволит себе ещё хотя бы один шаг в выбранном ею прежде направлении. И она отступилась.

– Нет, – вновь повторила она пылко, прижимая руки к груди. – Я не прошу о наказании. Мне только жаль, что в доме Севераков нет спокойствия. Мне тяжело видеть печаль в глазах моей Катрин-Анриетт. Я мечтаю лишь о том, чтобы в семье каждого из вассалов вашего величества царили покой и счастье. Но как это сделать, сир…

Она развела руками, изображая растерянность.

Людовик хмыкнул.

– А вы что думаете? – повернулся к Мориньеру.

Тот пожал плечами.

– Я давно, сир, не вспоминал об этой истории. Но, раз ваше величество интересуется моим мнением… Мне кажется, что самым верным в этой ситуации было бы на какое-то время развести отца и сына на максимально возможное расстояние. Пусть они остынут, отдохнут друг от друга. А там, вполне вероятно, и проблема решится сама собой.

Король приподнял брови, усмехнулся.

– Что ж…

Обернулся к Генриетте.

– Нам известно, принцесса, что вы недолюбливаете Северака-младшего. А я, сознаюсь, иногда с трудом выношу его отца. Но оба они смелы и верны Короне. На таких людей, как эти два упрямца, опирается трон. А государственные интересы всегда должны быть на первом месте.

Мориньер склонился, признавая безусловность высказанного его величеством тезиса. Генриетта присела в реверансе. Да так и замерла в этой неудобной позе.

Людовик обвёл их взглядом. Кивнул. Взял принцессу под руку, поднял её.

– Мы приняли решение, – сообщил, горделиво вскинув голову. – Я давно замечаю, что ваш молодой приятель, граф, не слишком доволен должностью, которую он получил некоторое время назад. Вы и прежде говорили мне, что Жан-Луи де Северак более солдат, чем придворный. Что вы скажете, любезный граф, если мы предложим вашему другу на год-другой отправиться в Новый Свет?

– Я скажу, что у вашего величества появилась забавная привычка подобным образом решать довольно большой круг вопросов, – усмехнулся Мориньер.

Довольный, что всё так хорошо устроилось, Людовик засмеялся колкости графа по-мальчишески весело. Направился к двери. У самого выхода из комнаты остановился и игриво потрепал по щёчке следовавшую за ними принцессу. У него вновь было прекрасное настроение. И он был готов шутить.

– А вы, дорогая Генриетта, будьте внимательнее к вашему мужу. Иначе ваш супруг выведет своим нытьём из терпения не только своего брата, но и короля. И тот непременно отправит его… ну, скажем… в Новый Свет. Воевать во имя величия Франции.

И, улыбаясь, Людовик прошёл по комнатам, где продолжали толпиться все те, кого полчаса назад выставили из покоев принцессы.

* * *

В рискованной шутке Мориньера была значительная доля правды. Людовик, в самом деле, в последнее время был заметно озабочен недостаточно успешным развитием заокеанских земель.

Впрочем, что там – недостаточно успешным? Катастрофически ничтожным!

Сведения, поступающие из Новой Франции, были обрывочными и, как полагал Людовик, не вполне достоверными. Одно было совершенно очевидно: Компания поселенцев, на откуп которой однажды было отдано монопольное право на принятие решений по развитию земель, ставших в своё время их вторым домом, не справлялась с возложенной на неё ответственностью.

Кольбер предлагал Компанию распустить. Людовик колебался. Просматривал приходившие из Нового Света бумаги, пощипывал себя за отрастающие усы. Размышлял. Изучив документы сам, передавал их Мориньеру.

Так и в последний раз, около недели назад, Людовик призвал к себе Мориньера, выложил перед ним несколько исписанных убористым почерком листов.

Мориньер знал и этот почерк, и человека, составившего письмо. Читал с интересом. Когда закончил, отложил бумаги в сторону.

– Что вы думаете об этом человеке? Можно ли доверять его суждениям?

– Более чем, ваше величество, – ответил Мориньер. – Я знал преподобного отца в то время, пока он был во Франции. Это образованный и смелый человек.

– Давно ли он находится в Новом Свете?

– Если не ошибаюсь, он отбыл из метрополии около шести лет назад. И с тех пор изо всех сил, какие только даны человеку, способствует распространению христианства среди аборигенов. Отец Даблон более многих других достоин доверия, ваше величество.

Людовик кивнул. Заговорил пылко – то ли к Мориньеру обращался, то ли самому себе вещал. Говорил о сильных побуждениях к развитию колоний, какие имелись теперь у Франции, о необходимости создания там новой, стройной системы управления. О регулярных войсках, которые следовало бы отправить в колонию, дабы они могли успешнее оказывать сопротивление агрессии коренного населения Новой Франции.