Княгиня Ольга. Истоки - Лада Отрадова

далёкое журчание реки уступили первое место совершенно иным, чуждым псковской глубинке звукам, стало слишком поздно. Ухо уловило ритмичный топот копыт, причём коней было несколько.

Между тонкими стволами деревьев один за другим проносятся силуэты лошадей, кольчуга и панцири седоков издалека блестят на ярком свету слепящими солнечными зайчиками. Неужто те самые дружинники?

Сердце лыбутчанина застучало в унисон с копытами скакунов, от приближающегося ржания спёрло дыхание. Спасаться бегством едва ли имело смысл, затаиться посреди травы и редколесья не выйдет.

Запоздало рука потянулась было к принадлежавшей боярскому сыну сумке, закрепленной теперь на поясе Ярослава, но, осознав всю иронию сложившегося положения, юноша горько ухмыльнулся и остановился.

Остаётся уповать на милость богов.

Дюжина всадников на своих скакунах уже через минуту была здесь. Кони, издавая ржание и возбуждённо тряся гривами, принялись бегать вокруг возлюбленного Ольги, одетого в мокрую рубаху со следами крови, с княжеским мечом в руке и опоясанного его же кожаной ташкой с самоцветами. Все доказательства — против него.

— То — Игорев клинок, — качает головой Бранимир и, хмурясь, переводит взгляд на предводителя воителей из далёкого Киева.

— Где князь? — ледяным душем обрушиваются на татя слова Вещего Олега. — Отвечай!

— Князь? Не знаю… — Ярослав запаниковал, потные пальцы задрожали и подвели его, выронив выскользнувший меч на землю. — Знать не знаю никакого князя! Мимо проходил, к реке, где снасти с вечера расставил, заприметил в траве меч да ташку… Подобрал, не пропадать же добру!

— Мокрым аки бобр ты к реке путь держал? — прищурился долговязый дружинник на кауром жеребце. — Сам без единой царапины, а в крови княжеской на рубахе да с его вещами? За глупцов нас держишь?

— Нет, боярин, я никог…

— Пред тобой — лепшая дружина князя киевского Игоря и воевода его Олег, — вновь вмешался в разговор, прерывая Сверра, Бранимир. — Прояви хоть немного почтения, смерд!

Ярослав сейчас напоминал осиновый лист: мелкой дрожью затрясся он и застыл как вкопанный на одном месте. Речи дружинников словно оглушили его не хуже тяжёлой палицы, однако короткий и отрывистый приказ Олега быстро вернул юношу из забытия в суровую реальность.

— Беги.

Полный одновременно непонимания, страха и молящий о пощаде взгляд молодца разбился о непреклонное выражение лица воеводы. Это был конец.

— Беги!

Выкрикнутая фраза набатом прозвучала в голове лыбутчанина, и с готовым вот-вот выпрыгнуть из груди сердцем он стремглав помчался прочь, спасаясь от насмешливых взглядов двух десятков глаз и указывающих на него пальцев с дорогими кольцами. Ноги в лаптях засверкали среди высокого разнотравья так быстро, как давно того не видел никто из соратников князя, вот только соперничать с ретивым скакуном ступням человека было не под силу.

— Лют, — донеслось с губ Олега, и невысокий темноволосый смуглый воин с раскосыми глазами ухмыльнулся, предчувствуя начало веселья.

— Слушаюсь.

Новобранец из числа чёрных булгар ударил гнедого коня по бокам, и жеребец тотчас же сорвался с места, подгоняемый своим седоком. В считанных аршинах от Ярослава с глухим звуком врезались в землю копыта в подковах и оставили в ней глубокие вмятины, отчего сердце крестьянина заколотилось пуще прежнего.

Юноша обернулся, судорожно пытаясь понять, куда столь внезапно подевался его преследователь, ещё мгновение тому назад скачущий за спиной, как вдруг со свирепым криком кочевник бросился к нему с левой стороны. В руке у всадника виднелась уверенно зажатая толстая шерстяная верёвка с петлёй на конце.

Окрестности лихо пронзает свист рассекаемого воздуха, а Ярослав чувствует, как что-то сжимается на его шее, а затем с огромной силой дёргает юношу назад. Резкое головокружение, вспышки света в глазах, уходящая из-под ног земля — и вот, тяжёлым мешком с песком молодец падает на траву. Воздуха не хватает. Аркан обвивается вокруг горла чёрной змеёй-душегубкой, но дружиннику этого показалось мало: воин зловеще свистит и тянет лассо на себя, затягивая хватку удавки крепче, чем перекрывает смерду кислород и заставляет его задыхаться.

Вместо вопля с уст Ярослава доносится лишь тихий гортанный хрип, хотя самому ему кажется, что он изо всех сил надрывает голос от боли. Юноша отчаянно хватается за верёвку пальцами, стирает их подушечки на границе с ногтями в кровь, пытаясь ослабить смертоносное давление и освободиться от петли кочевника. Бесполезно.

Тонкая кожа на кадыке наливается багрянцем и лопается, тело неконтролируемо бьётся в судорогах, а ручьи пота ливнем текут вниз по спине. Горький, словно пепел, вкус приближающейся кончины он ощущает прямо на своём языке. Мир вокруг теряет краски, мутнеет; исчезают привычная нежная зелень июньской листвы и небесная синева, перед глазами начинают плясать пятна.

И тут внутри него словно кто-то отпускает до предела натянутую тугую тетиву. Разлившийся по венам адреналин придаёт русоволосому юнцу второе дыхание, и он принимается хаотично метаться и брыкаться, словно загнанный в ловушку дикий зверёныш. Но вырваться из хватки веревки было невозможно: чем больше он сопротивлялся, тем сильнее затягивалась роковая удавка.

Увы, на этом мучения посягнувшего на княжеское имущество вора не закончились.

Раскатистое лошадиное ржание ненадолго заглушает безумное биение сердца Славки, стучащее в голове боевыми барабанами, и безвольное, почти обмякшее и лишённое воли туловище паренька отрывается с места.

Окаянный кочевник тащил его по земле прямо на скаку, казалось, целую вечность, прежде чем утихомирил коня и одним мягким, как у пардуса, прыжком спешился. Рассматривая со странной смесью удовлетворения и любопытства свою жертву, тот неторопливо подошел к ней, одной рукой удерживая верёвку, а другой размахивая слегка изогнутым кинжалом-бебутом.

Почуяв сиюминутное ослабление объятий петли, Ярослав делает последний вдох и закрывает глаза, готовясь к милосердному смертельному удару.

Но, к его удивлению, булгарин не стал вонзать клинок ему грудь. Вместо этого Лют опустился на колени рядом с ним, с издёвкой глядя прямо в душу чёрными глазами с дьявольскими искрами, что плясали на радужке дружинника.

"Ты слаб, — усмехнулся кочевник, — слаб. Ты был бы никудышным воином и позором для отца".

Совсем недавно потерявший родителя возлюбленный Ольги вздрогнул от оскорбления так, что его будто обдало ушатом ледяной воды. Разгневанный и обуянный лихорадкой ненависти, он сжимает кисти рук, вскакивает на ноги, выставляется перед собой кулаки и готовится к бою.

Лют заливисто захохотал; смех его подхватывает хором и дружина, напоминая сейчас своим гоготом стаю ворон, что ждала смерти жертвы и предвкушала её последний вдох, дабы потом вдоволь полакомиться мертвечиной.

Скотник ослабляет хват аркана и вовсе убирает его, обманчиво открываясь для удара. Ярослав делает выпад… но Лют еще раз закручивает лассо и с молниеносной быстротой набрасывает его на крестьянина. На сей раз верёвка обвивается вокруг талии юноши, тем самым выбивая