Воронята (ЛП) - Стивотер Мэгги

Иногда Адам задумывался, был ли Ронан нынешним Ронаном до того, как умер отец братьев Линч, но в то время с ним был знаком только Ганси. Вернее, Ганси и Деклан, но Деклан, судя по всему, уже не мог влиять на брата – и именно поэтому выбрал для своего визита время, когда Ронан был на занятиях.

Адам, Деклан и его подружка ждали на площадке второго этажа наружной лестницы дома 1136-Монмут. Подружка, облаченная в трепещущие белые шелка, очень походила на Брианну, или Кейли, или любую другую из прежних подружек Деклана. Все они были блондинками с волосами до плеч и бровями, по цвету точно совпадающими с темными кожаными туфлями Деклана. Деклан, одетый в костюм, как полагалось для интернатуры в области политики, которую он проходил в выпускном классе, выглядел на все тридцать. Адам невольно задумался, будет ли он сам выглядеть в костюме столь же официально, или юность выдаст его и сделает смешным.

– Спасибо, что встретил нас, – сказал Деклан.

– Нет проблем, – ответил Адам.

На самом деле причина, по которой он согласился прогуляться с Декланом и Подружкой от Эглайонби, не имела ничего общего с доброжелательностью, а напротив, объяснялась грызущим подозрением. В последнее время у Адама возникло ощущение, будто кто-то… присматривается, что ли, к поиску силовой линии, которым они занимались. Он пока не очень понимал, каким образом облечь свои ощущения в четкую форму. Это был то взгляд, пойманный краем глаза, то следы ног на лестнице, не принадлежавшие вроде бы никому из учеников, то слова библиотекаря о том, что кто-то взял эзотерический текст сразу же после того, как он сдал его. Но ему не хотелось тревожить Ганси своими подозрениями до тех пор, пока он не установит все более определенно. Ганси и без того взвалил на себя немалую тяжесть.

И дело было вовсе не в том, что Адам не знал, шпионит за ними Деклан или нет. Он точно знал, что шпионит, но был уверен, что все его интересы сосредоточены вокруг Ронана и не имеют отношения к силовым линиям. Однако лишний раз присмотреться поближе было бы не вредно.

Подружка украдкой осматривалась по сторонам; от этого ее любопытство делалось еще заметнее. Дом 1136-Монмут представлял собой неприглядное, закопченное, мутноглазое кирпичное здание промышленного типа, выросшее на громадном пустыре, который когда-то занимал почти весь квартал. О первоначальном назначении здания говорила надпись на восточном фасаде: «ЗАВОД МОНМУТ». Но, несмотря на все старания, ни Ганси, ни Адаму так и не удалось выяснить, что именно производилось на этом заводе. Нечто такое, для чего требовались потолки высотой в 25 футов и огромные помещения, от чего на полах остались вытравленные чем-то пятна, а на кирпичных стенах – большие щербины. Нечто такое, в чем мир больше не нуждался.

На верху лестничного пролета второго этажа Деклан шепотом выкладывал Подружке на ухо все, что знал, а она нервозно хихикала, будто ей рассказывали пикантные секреты. Адам видел, что губы Деклана почти касаются уха Подружки, но всякий раз, когда Деклан переводил взгляд на него, он невозмутимо смотрел куда-то в сторону.

Адам очень хорошо умел наблюдать за другими так, что этого никто не замечал. Одному только Ганси иногда удавалось подловить его на этом.

Подружка указала в окно с треснувшим стеклом, выходившее на расположенную внизу стоянку; там на асфальте отчетливо чернели рваные дуги, оставленные колесами машин Ганси и Ронана, которым пришло в головы тренироваться здесь в выполнении «полицейских разворотов». Деклан сразу помрачнел: даже если бы все это было проделками Ганси, он все равно решил бы, что тут развлекался Ронан.

Адам уже стучал в дверь, но сейчас он постучал повторно – удар-пауза-два частых удара; условленный сигнал.

– Там может быть беспорядок, – предупредил он виноватым тоном.

Эти слова предназначались спутнице Деклана, поскольку сам Деклан отлично знал, в каком состоянии может находиться это жилье. Адам подозревал, что Деклан считает, будто этот беспорядок может приятно удивлять посторонних. Чего у Деклана нельзя было отнять, так это расчетливости. Сегодня он нацелился на целомудрие Эшли, и поэтому все, что предстояло сделать этим вечером, было разложено по полочкам у него в мозгу, даже краткий визит на «Завод Монмут».

На стук так никто и не отозвался.

– Может, стоит позвонить по телефону? – осведомился Деклан.

Адам подергал ручку – замок оказался заперт, – а потом, прижимая ее коленом, немного приподнял дверь на петлях. Она сразу распахнулась. Подружка восхищенно пискнула, хотя секрет успешного взлома заключался не в силе Адама, а в том, что дверь была никудышная.

Они вошли в квартиру, и Подружка принялась запрокидывать голову – дальше, дальше, дальше… Над ними нависал высоченный потолок, под которым красовались стальные балки, поддерживающие крышу. Квартира, которую устроил Ганси, представляла собой лабораторию мечтателя. Она занимала весь второй этаж, сотни квадратных футов. Две стены были полностью застеклены множеством мелких мутных волнистых панелей, среди которых выделялись несколько прозрачных, вставленных уже Ганси, а две другие покрывали карты гор Вирджинии, Уэльса, Европы. Все они были испещрены проведенными маркером линиями. На полу стоял глядевший в восточную часть неба телескоп, возле которого громоздились сложные электронные приборы для измерения магнитного поля.

И везде, везде находились книги. Не аккуратные стопки, которые интеллектуалы выкладывают для того, чтобы произвести впечатление на окружающих, а опасно неустойчивые горы, нагроможденные увлеченным исследователем. Далеко не все книги были на английском. Среди них имелись словари тех языков, на которых были написаны те ли иные труды. А рядом со всем этим валялись и иллюстрированные каталоги «Спортивные купальные костюмы».

Адам почувствовал привычную боль. Не зависть, а просто стремление. Когда-нибудь у него тоже будет столько денег, что он сможет устроить себе такое место. Место, которое снаружи казалось таким же, каким он сам казался изнутри.

Чуть слышный внутренний голос поинтересовался, уверен ли он, что хоть когда-нибудь будет обладать таким внутренним величием – вдруг оно дается только по праву рождения? Ганси был таким, какой он есть, потому что купался в деньгах с самого рождения, подобно тому, как виртуоза сажают за пианино, едва он научится сидеть. Адам, пришелец со стороны, самозванец, все еще боролся с прилипчивым акцентом Генриетты и хранил мелочь в банке из-под мюсли, которую держал под кроватью.

Подружка, стоявшая рядом с Декланом, вдруг прижала руки к груди тем неосознанным жестом, каким женщины часто реагируют на мужскую наготу. В этом случае нагим оказался не человек, а вещь: стоявшая посреди помещения кровать Ганси, которая представляла собой всего лишь пару кое-как застеленных матрасов на грубой железной раме. В этом полном отсутствии частной жизни ощущалось что-то интимное.

Ганси сидел спиной к вошедшим за старым письменным столом, глядел в окно на восток и постукивал ручкой по столу. Перед ним лежал большой ежедневник, распухший от вклеенных вырезок, с листами, густо испещренными пометками. Адам не в первый раз поразился неопределенности возраста Ганси – не то старик в юношеском теле, не то юноша, ведущий старческую жизнь.

– Это мы, – сказал Адам.

Ганси ничего не ответил, и Адам решительно направился к своему рассеянному другу. Подружка издавала различные звуки, неизменно начинавшиеся с «о». Из множества разных коробок и фасадной краски Ганси соорудил посреди комнаты точный макет Генриетты высотой по колено, и сейчас трое гостей цепочкой шли по Мейн-стрит, направляясь к столу. Адам знал истину: эти дома были симптомом бессонницы Ганси. Каждая стена означала одну бессонную ночь.

Адам остановился за спиной Ганси. Здесь густо пахло мятой, листья которой с отсутствующим видом жевал хозяин комнаты.

Адам легонько постучал по затычке, торчавшей из правого уха Ганси, и тот сразу очнулся.

– О, привет, – сказал он, вскочив на ноги.