Доброе имя - Константин Михайлович Симонов

Не может быть! Чье письмо?

Посетитель в очках. Мое! Насчет Краснохолмского трубопрокатного завода.

Катя. Оно не лежит. Оно расследуется.

Акопов. Могу подтвердить, потому что сам ездил в Краснохолмск. Письмо не только расследуется, но и частично уже использовано у нас в статье.

Посетитель в очках. Вот именно, что частично. Вопросы борьбы за план поставили, а качества коснулись?

Акопов. Будет вторая статья, коснемся и качества.

Посетитель в очках. Улита едет, когда-то будет, а у меня трубы при монтаже — каждая двадцатая в брак идет! Меня, как заказчика, если хотите знать, при таком качестве их план не интересует. Пусть они его хоть и не выполняют!

Акопов. Ну, это уж вы, положим, загнули!

Посетитель в очках. Ясно, что загнул! А чего у вас этот Акопов свои статьи, как романы, в двух частях пишет! В первой — про план, во второй — про качество. А я — волнуйся! А вдруг — он писатель, вдруг у него так и останется: «продолжение следует»?

Акопов. Не волнуйтесь, не писатель он. Будет и продолжение, и окончание. Пойдемте с вами к этому Акопову в промышленный отдел, соберемся все вместе и доругаемся!

Посетитель в очках (Кате). До свидания.

Катя. А вы мне и здравствуйте еще не сказали.

Посетитель в очках (неожиданно мягко улыбнувшись). Здравствуйте. Знаете, прямо с монтажа. Гоним, чтобы к праздникам кончить, а тут эти трубы! (Представляясь.) Токмаков, со строительства газопровода. Ваш адрес?

Катя. Наш адрес?

Посетитель в очках. Нет, личный ваш адрес!

Катя (удивленно). Улица Калинина, девять.

Посетитель в очках. Раз так — значит к празднику в квартиру газ получите! Даже несмотря на этот трубопрокатный, будь он неладен! Все равно получите!

Посетитель в очках выходит вместе с Акоповым. Через секунду Акопов приоткрывает дверь.

Акопов (просунув в дверь голову и подмигнув Кате). Маленький, худенький, в очках и плачет, а? (Скрывается.)

Входит Крылова. У нее расстроенный вид.

Катя. Вера Ивановна! Расскажите, как было? Чем кончилось?

Крылова. Сначала три раза выступал Черданский — не дал никому рта раскрыть! А потом редактор сказал речь, что с фельетоном теперь в общих чертах для него дело ясное и что газета в основном права. Что я сама требовала расследования, а теперь, когда оно обернулось против меня, — спорю из упрямства, что мне не дорога честь газеты и мое поведение само похоже на склоку!

Катя. А вы?

Крылова. Я от неожиданности даже не нашлась, что ответить. Только сказала, что все это неправда!

Катя. А потом?

Крылова. А потом — вот сижу с тобой и рассказываю. (Помолчав.) Как он не понимает, что мне не меньше, чем ему, хочется, чтобы фельетон был верным! Но в то же время я чувствую, что в этих письмах в защиту Твердохлебова есть какая-то правда. Или я вообще не разбираюсь в письмах, а, значит, и в людях. А тогда, какого черта я здесь околачиваюсь? Зачем я нужна?! (Помолчав, решительно.) Нет, все равно не соглашусь! (Вынув из ящика стола пачку писем.) Садись, я тебе сейчас сводку всех писем продиктую. Ведь вот, уже одиннадцатое пришло! Одиннадцатое! Ну пусть, как они говорят, он одно организовал, другое… Но не все же? Никогда в это не поверю!

Катя. Мне Санников машинку испортил.

Крылова. Как?

Катя. А так, вместе с настроением! Пойдемте в машинное бюро, я вам там на чьей-нибудь свободной машинке напечатаю.

Крылова и Катя выходят. Некоторое время в комнате никого нет. Входит Широков, присаживается на подоконнике, закуривает. Входит Черданский.

Черданский. А я тебя всюду ищу.

Широков. А я здесь.

Черданский. Пришел утешать?

Широков. Не знаю. Все вроде так, а какой-то осадок на душе!

Черданский. А ты взболтай, чтоб не было осадка. (После паузы.) Хотя в известном смысле и я разделяю твое беспокойство.

Широков. Мне, напротив, показалось, что ты спокоен за результаты расследования.

Черданский. Я — да. Но Крылова не смирилась со своим поражением, и я уверен — будет раздувать историю дальше. И позиция Брыкина мне не понравилась. Номер у него, видите ли, горит! Некогда сидеть! А на самом деле ушел только потому, что хотел на всякий случай оставить себе руки развязанными.

Широков. Это не похоже на него. Просто он, как всегда, не хотел говорить, не изучив дело во всех подробностях.

Черданский. Вот именно. Как ни спешил выпускать номер, а все-таки успел мне сказать в коридоре, чтобы я ему показал все остальные материалы. (После паузы.) Ты со вчерашнего дня уже в отпуску. Как думаешь его провести?

Широков. Думать поздно. И так сегодня из-за этого заседания целый день упустил. Билет в кармане — ночью сяду на «Ивана Тургенева» и поплыву, как в прошлом году, до Каменки. Буду там в верховьях Обноры рыбку ловить.

Черданский. А ты бы лучше на полсотни километров повыше поднялся, поближе к Обнорску, а?

Широков. Чего это вдруг?

Черданский. Не догадываешься? Река та же, рыбка та же, а заодно дело сделаешь! Поедешь под Обнорск, а заедешь в Обнорск, зайди к директору института, где работает Твердохлебов, познакомься, напомни, что мы ждем отклика на фельетон, разузнай сам на месте о Твердохлебове все, что может подтвердить нашу правоту. Даже если и потеряешь неделю, зато уж мы будем спокойны на все случаи жизни. Мне иногда кажется — ты просто забыл, что фельетон твой и что за него головой отвечаю не только я, но и ты.

Широков (задумчиво). Да, это верно. Я, кажется, действительно забыл, что это мой фельетон.

В открытых дверях появляется незамеченная ими обоими Крылова.

Черданский. Я уверен, что твоя поездка в Обнорск поможет нам (сжимает руку в кулак) покончить с твердохлебовской историей.

Широков. Начинаю думать, что ты прав.

Крылова (проходя мимо них к своему столу). Прошу извинить, что без стука.

Черданский. Напротив, это ваше ведомство, а мы — оккупанты. Пойдем, Василий Степанович.

Широков. Сейчас я к тебе зайду.

Черданский выходит. Широков подходит к столу Крыловой, которая подчеркнуто углубилась в чтение писем.

Вера Ивановна!

Крылова. Не теряйте со мной времени. Идите к Черданскому, он вас ждет. Вы все лучше и лучше понимаете друг друга, а я боюсь, что не пойму вас.

Широков (мягко). Чего вы не поймете?

Крылова (подняв на него глаза). Ничего, начиная, или, вернее, кончая вашей поездкой, видите ли, для того, чтобы (повторяя жест Черданского) покончить с твердохлебовской историей, — вместо того, чтобы в ней разобраться!

Широков. Видите ли, Вера Ивановна…

Крылова (встав, вплотную подходит к нему и глядит ему