Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что ж это, зараза, гадишь?! – взвизгнул за спиной женский голос, но мне было совсем не до него. Водка выходила из меня вся, до миллилитра, смешавшись с уже почти переваренными бутербродами, булочками и даже мороженым, которое я ел утром. И все это пахло так, что вызывало все новые порывы роты.
Наконец, я отблевал, повернул голову, и увидел стоявших в калитке ближайшего дома мужчину и женщину.
– Извините, – сказал я. – Я не хотел. Мне просто очень плохо…
– Да понятно, парень, с кем не бывает – перепил! – спокойно ответил, видимо, вышедший на крики жены мужик в майке и расстегнутой рубашке на выпуск. – Ничего, природа все сама очистит. Вон там впереди колонка – поди умойся и воды попей.
Что такое колонка, я хорошо знал – одна такая располагалась напротив дома бабы Беллы в Прилуках, я часто набирал из нее воду. Вода в минводской колонке оказалась ледяная, и, умывшись, я изогнулся всем телом, чтобы одновременно нажимать на ручку и пить. Признаюсь, никогда в жизни я больше не пил такой вкусной воды, и с каждым ее глотком чувствовал себя все лучше – от хмеля и тошноты не осталось следа.
Вырывая, я вроде как-то умудрился не запачкать рубашку, а куски рвоты, попавшие на пиджак, старательно замывал до тех пор, пока вроде бы никакого запаха не осталось.
После этого я побрел дальше, чувствуя, как лезущий откуда-то из самого нутра голод постепенно охватывает все мое существо. Вот так я и дошел до городского рынка, который был полупуст – то ли потому, что вот-вот должен был закрыться, то ли по той причине, что сезон фруктов и овощей только-только начинался, и торговать особо было нечем.
Но самое главное – на рынке стояла почти оглушительная тишина. Настолько оглушительная, что мне казалось, будто я слышу, как стоящая вдалеке впряженную в телегу лошадь хрустит брошенным перед ней сеном.
За годы жизни в Баку я сначала вместе с отцом, а затем и сам постоянно ходил на базар. Я любил его вечный гул, смешанный из криков продавцов дынь и арбузов, громкой торговли за каждую копейку между продавцами и покупателями; грохота бросаемых на чаши весов гирь, приветственных возгласов встретившихся на базаре старых знакомых. Базар бурлил жизнью с раннего утра до позднего вечера, да он и был в Баку самой жизнью.
В любое время года прилавки здесь ломились от овощей и фруктов, а в конце апреля на них появлялись белая и красная черешня, клубника, пахнущие на весь дом помидоры и огурцы, и все это прежде, чем купить, можно было пробовать столько, сколько твоей душе угодно. А не понравилось – можешь немного сморщиться, покачать головой – и не покупать.
Порой, вот так, только пробуя, за один круг по базару можно было досыта наесться.
Но здесь, в Минводах, все было по-другому. Стояла тишина, и на лицах торговцев не было привычной бакинцу улыбки – это были явно не те люди, которые дают попробовать. Да и пробовать-то было особенно нечего – не картошку же с капустой!
Я прошелся по базару, чувствуя, как голод окончательно овладевает всем моим существом. И тут я увидел, как одна из продавщиц картошки – очень дородная, словно сошедшая с картины Кустодиева, типичная русская женщина держит в руках большую круглую сладкую булку, и не спеша откусывает от нее кусочек за кусочком.
Уже не в силах совладать с собой, едва не плача от предстоявшего мне унижения, я заставил себя подойти к ней и сказать:
– Тетя, дайте, пожалуйста, кусочек булочки. Я очень голодный…
Она бросила на меня оценивающий взгляд, а затем, не говоря ни слова, разломала эту огромную, с буханку, булку пополам и дала мне вторую, не надкусанную половину.
– Спасибо большое! – сказал я, и впился в зубами в воздушную хлебную мякоть.
Она, как и вода, была тоже удивительно вкусной, эта булка с изюмом, и утолив первый голод, я стал откусывать ее маленькими кусочками, чтобы продлить удовольствие.
Прошли годы, но передо мной время от времени всплывает лицо той женщины, ставшей для меня одним из символов русского народа – его способности к состраданию, отзывчивости, готовности помочь страждущему, не задавая никаких вопросов. Просто разломав хлеб и протянув другому половину.
Съев булку, я вернулся на вокзал – уже стемнело, а никакого другого места, куда бы я мог пойти, у меня не было.
В то же время после появления ментов я понял, что задерживаться в Минводах дальше не стоит. Уже поздним вечером я сел на поезд, идущий в сторону Ростова, откуда, по моим преставлениям, было не так уж трудно добраться до Москвы.
Устроившись в тамбуре и затянувшись «Явой», я подумал, что в Москве надо будет появиться не с пустыми руками, и было бы неплохо пусть мысленно вести поэтический дневник. И тут же взялся за сочинение о своих минводских впечатлениях:
На вокзале в Минводах,
Пьяный чуть ли не стельку,
Взял я два бутерброда
На последние деньги.
Завернул их в газету
(Пригодятся в дороге!)
И пошел за сюжетом,
Благо шли еще ноги
Вдоль домов деревянных,
Бабьих взглядов простых.
Было видно, что пьян я,
Что карманы пусты;
Что случайно заброшен
В этот их городок
Я не очень хороший
И блудливый щенок…
Поезд покачивался на рельсах, унося меня в ночь, перестук колес сам подсказывал ритм, и потому писалось легко, и почти ничего не надо было придумывать.
Одна станция за окном мелькала за другой, и я уже почти уверился, что смогу спокойно доехать до Ростова, когда полусонный проводник обратил на меня внимание и спросил про билет.
Где-то через час меня ссадили.
Теперь большие буквы над куда более скромным, чем в Минводах, вокзалом складывались в слово «Армавир».
Разумеется, я знал о существовании этого города, и играя в «города», всегда называл его вслед за Архангельском и Арзамасом.
И вот теперь я впервые в жизни стоял перед его вокзалом.
«Ар-ма-вир!» – проговорил я, перекатывая это слово на языке.
Название мне понравилось. Чем-то напоминало Арамиса.
Разумеется, я не мог знать, что в этом городе меня, как котенка Гава, ждут одни неприятности.
Глава 4. Армавир
Вокзал в Армавире оказался куда меньше, чем в Минводах и куда менее презентабельным – во всяком случае, кроме окошечка с надписью «Касса» и стоек в вертящимися с приятным шумом жестяными скрижалями, оживавшими при нажатии на кнопку с названием нужного тебе направления, здесь ничего не
- Быт русского народа. Часть 7. Святки - Александр Терещенко - Прочая документальная литература
- Быт русского народа. Часть 4. Забавы - Александр Терещенко - Прочая документальная литература
- Быт русского народа. Часть 5. Простонародные обряды - Александр Терещенко - Прочая документальная литература
- Китай: самая другая страна - Антон Кротов - Путешествия и география
- О чём умолчал Мессия… - Голиб Саидов - Путешествия и география
- Быт русского народа. Часть 3 - Александр Терещенко - Прочая документальная литература
- Воспоминания - Елеазар елетинский - Прочая документальная литература
- Кровь пацана. Казанский феномен и люберецкий фактор. Хроники «асфальтовых» войн СССР и России - Сергей Юрьевич Ворон - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Пиратские одиссеи Франсуа Олоне - Виктор Губарев - Путешествия и география
- To be or not to be, или Нам тоже есть, что рассказать этому миру… Рассказы - Николай Павлов - Путешествия и география