Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какъ? Вы ихъ въ ягдташъ?
— А то куда же?
— Такъ, стало быть… совсѣмь маленькіе…
— Да всякіе, и маленькіе, и большіе…
И охотникъ быстро зашагалъ догонять товарищей. Тартаренъ такъ и остался въ недоумѣніи. Но послѣ минутнаго раздумья онъ порѣшилъ:
— Э, просто шутникъ какой-то… ничего они ровно не убили, — и пошелъ своею дорогой.
Строенія стали рѣдѣть, рѣже встрѣчались и прохожіе. Наступали сумерки. Тартаренъ шелъ еще съ полчаса и, наконецъ, остановился. Была уже ночь, темная, безлунная ночь подъ небомъ, усѣяннымъ звѣздами. На дорогѣ ни души. Несмотря на это, нашъ герой разсудилъ, что львы, все-таки, не дилижансы и по большимъ дорогамъ не ходятъ. Онъ пустился въ сторону полемъ. На каждомъ шагу канавы, терновникъ, какіе-то кусты. Онъ все шелъ впередъ, потомъ вдругъ остановился.
— А, тутъ львомъ пахнетъ, — проговорилъ онъ, обнюхнвая воздухъ.
V
Бацъ! Бацъ!
Кругомъ была дикая пустыня, заросшая странными растеніями Востока, похожими на злыхъ, ощетинившихся звѣрей. При неясномъ блескѣ звѣздъ отъ нихъ ложились во всѣ стороны какія-то фантастическія тѣни. Справа виднѣлась сумрачная масса горы, — Атласа, быть можетъ! Слѣва доносился шумъ невидимаго моря. Настоящая пустыня, истинное раздолье для хищныхъ звѣрей.
Тартаренъ положилъ одно ружье передъ собою, другое вэялъ въ обѣ руки, сталъ на одно колѣно и началъ ждать. Прождалъ часъ, прождалъ два… ничего! Тогда онъ припомнилъ изъ прочитанныхъ имъ разсказовъ знаменитыхъ истребителей львовъ, что они всегда брали съ собой на охоту маленькаго козленка, привязывали его въ нѣсколькихъ шагахъ и дергали веревочкой за ногу, чтобы заставить кричать. За неимѣніемъ козленка, нашъ тарасконецъ попробовалъ самъ поблеять по козлиному: мя-а-а!… мя-а-а!…- сперва потихоньку; въ глубинѣ души онъ, все-таки, побаивался, какъ бы левъ и вправду не услыхалъ его. Потомъ, видя, что на его голосъ никто не идетъ, онъ заблеялъ погромче: ме-е-е!… ме-е-е!…- не дѣйствуетъ. Тогда, выведенный изъ терпѣнія, онъ заревѣлъ уже во весь голосъ: мя!… мя!… мя!…- да такъ громко, что ему могъ бы позавидовать и быкъ средней величины.
Вдругъ передъ нимъ точно изъ земли выросло что-то такое черное, огромное. Онъ замолкъ. А то огромное нагибалось, нюхало землю, подпрыгивало, быстро исчезало въ темнотѣ и опять появлялось. Не оставалось никакого сомнѣнія въ томъ, что это левъ. Можно было ясно различить его четыре лапы, почти всю фигуру и большіе, блестящіе въ темнотѣ глаза. Тартаренъ приложился, спустилъ курокъ, другой… Бацъ!… бацъ!… Готово. Прыжокъ назадъ — и охотникъ замеръ на мѣстѣ съ обнаженнымъ охотничьимъ ножомъ въ рукѣ. Страшный вой раздался въ отвѣтъ на выстрѣлы Тартарена.
— Ловко угодилъ! — крикнулъ храбрый тарасконецъ, готовый встрѣтить звѣря ударомъ ножа.
Выстрѣлъ дѣйствительно угодилъ ловко, и звѣрь скрылся, продолжая выть. Но охотникъ не тронулся съ мѣста; онъ ждалъ самку… какъ описано въ книгахъ. Къ сожалѣнію, самка не пришла. Прождавши еще часа два, Тартаренъ почувствовалъ порядочную усталость. Земля была сыра, ночная свѣжесть и морской вѣтерокъ давали себя чувствовать.
— Теперь можно и соснуть до утра, — разсудилъ охотникъ и, во избѣжаніе ревматизма, принялся за раскладываніе своей ручной палатки.
Только тутъ вышелъ неожиданный казусъ: палатка оказалась такъ хитро устроенной, такъ хитро, что разложить ее не было никакой возможности. Какъ онъ не бился, какъ ни кряхтѣлъ, ничего не выходило и палатка не раскрывалась. Такіе зонты иногда попадаются, что, какъ на смѣхъ, въ сильный дождь-то ни за что ихъ и не раскроешь. Измученный Тартаренъ бросилъ палатку на землю и улегся на нее, ругаясь самою отборною провансальскою бранью.
Тра-ля-ля… Тра-ля-ля-ля!…
— Quès асо? Что такое? — проговорилъ Тартаренъ съпросонья.
Въ казармѣ Мустафы трубили зорю. Охотникъ за львами протиралъ глаза въ крайнемъ недоумѣніи. Гдѣ онъ? Гдѣ вчерашняя дикая пустыня? Знаете ли, читатель, гдѣ онъ былъ? На грядахъ артишокъ, между грядами цвѣтной капусты съ одной стороны и свеклы — съ другой. Его пустыня была засажена овощами. А тутъ же близехонько, на зеленыхъ холмахъ верхней Мустафы, бѣлѣли хорошенькія алжирскія виллы, облитыя розовымъ свѣтомъ наступающаго утра, — ни дать, ни взять окрестности Марсели съ ихъ хорошенькими дачками. Мирный и со всѣмъ буржуазный видъ огородовъ до крайности удивилъ и разсердилъ нашего бѣднаго героя.
— Съ ума, должно быть, сошли эти люди, — разсуждалъ онъ самъ съ собою, — нашли гдѣ сажать артишоки, когда тутъ львы бродятъ! Вѣдь, не во снѣ же мнѣ все приснилось… Левъ былъ здѣсь… вотъ и явное доказательство.
Явнымъ доказательствомъ служили кровавые слѣды убѣжавшаго звѣря. Съ благоразумною осторожностью, держа наготовѣ револьверъ, неустрашимый Тартаренъ направился по слѣдамъ и вышелъ на небольшой участокъ земли, засѣянный овсомъ. Овесъ помятъ, лужа крови, а въ лужѣ крови съ широкою раной въ головѣ лежитъ растянувшись… Угадайте, кто лежитъ?
— Левъ, разумѣется!
Нѣтъ, не левъ, — оселъ, одинъ изъ тѣхъ маленькихъ осликовъ, что въ Алжирѣ зовутъ буррико (а у насъ, въ Россіи, зовутъ ишаками).
VI
Самка. — Страшная битва. — Свиданіе кроликовъ
Въ первую минуту, при видѣ своей несчастной жертвы, Тартаренъ страшно разозлился. Да и было съ чего: стрѣлялъ льва — убилъ ишака! Но жалость быстро смѣнила собою чувство досады. Бѣдный ишачекъ былъ такой хорошенькій, такая у него добродушная мордочка. Кожа была еще теплая, бока судорожно вздрагивали отъ прерывающагося дыханія. Тартаренъ опустился на колѣна и попробовалъ остановить кровь своимъ алжирскимъ поясомъ. Великій человѣкъ ухаживаетъ за маленькимъ осликомъ. Можетъ ли быть что-нибудь трогательнѣе такой картины? И осликъ, въ которомъ чуть теплилась послѣдняя искра жизни, открылъ на мгновенье глаза и раза два или три пошевелилъ своими длинными ушами, точно хотѣлъ сказать: «Благодарю!… Благодарю!…» Послѣдняя судорога пробѣжала отъ головы до хвоста и ишачка не стало.
— Чернышъ! Чернышъ! — послышался голосъ, полный тревоги.
Зашуршали и раздвинулись вѣтки сосѣднихъ кустовъ. Тартаренъ вскочилъ на ноги и принялъ оборонительное положеніе. То пришла самка.
Пришла она, разъяренная и страшная, въ образѣ старой эльзаски, вооруженной краснымъ дождевымъ зонтомъ и вопящей на всю округу о пропавшемъ осликѣ. Лучше бы было Тартарену встрѣтиться съ настоящею львицей, чѣмъ съ этою сердитою старухой. Напрасно пытался бѣдняга объяснить ей, какъ все произошло по недоразумѣнію, какъ онъ принялъ Черныша за лъва африканской пустыни. Старуха приняла это за насмѣшку и съ крикомъ «tarteifle!» [2] начала бить Тартарена зонтомъ. Нашъ растерявшійся герой защищался, какъ могъ, отражалъ удары своимъ штуцеромъ, увертывался, отскакивалъ, кричалъ: «Позвольте, сударыня… позвольте…»
Она посылала его ко всѣмъ чертямъ, ничего не хотѣла слушать и продолжала наносить удары. Къ счастію, третъе лицо появилось на полѣ битвы. На крики прибѣжалъ мужъ эльзаски, тоже эльзасецъ, содержатель кабачка, человѣкъ очень сильный въ ариѳметикѣ. Какъ только онъ увидалъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, и что убійца охотно готовъ заплатить за свое злодѣяніе, эльзасецъ обезоружилъ супругу и вступилъ въ мирные переговоры. Тартаренъ заплатилъ двѣсти франковъ; оселъ стоитъ десять, — такова обыкновенная цѣна ишаковъ на арабскихъ рынкахъ. Потомъ общими силами зарыли Черныша, и эльзасецъ, приведенный въ благодушное настроеніе видомъ тарасконскихъ золотыхъ, пригласилъ героя зайти закусить въ его кабачкѣ, находившемся въ нѣсколькихъ шагахъ на большой дорогѣ. Алжирскіе охотники каждое воскресенье заходили въ него на перепутьи; здѣсь лучшія въ округѣ мѣста для охоты, въ особенности же много кроликовъ.
— А львовъ? — спросилъ Тартаренъ. Эльзасецъ посмотрѣлъ на него съ удивленіемъ.
— Какихъ львовъ?
— Да, львовъ… видаете вы иногда? — продолжалъ, уже немного запинаясь, неустрашимый охотникъ.
Кабатчикъ расхохотался.
— Вотъ такъ исторія!… А зачѣмъ бы это они сюда пришли?
— Стало быть, ихъ совсѣмъ нѣтъ въ Алжирѣ?
— По правдѣ сказать, я никогда не видывалъ, хотя живу здѣсь лѣтъ двадцать. Точно, разсказывали что-то такое… Кажется, въ газетахъ даже было. Только это тамъ, много дальше, на югѣ.
Они подошли въ кабачку. Кабакъ какъ кабакъ, точь-въ-точь такіе же можно встрѣтить на любой проѣзжей дорогѣ во Франціи; надъ дверью торчитъ засыхающая вѣтка зелени, на стѣнѣ нарисованы билліардные кіи, а надъ всѣмъ этимъ безобидная вывѣска:
Свиданіе кроликовъ.
Какъ вамъ это нравится? Свиданіе кроликовъ!.. О, Бравида! Что бы ты сказалъ?
VII
Омнибусъ, мавританка и вѣнокъ жасмина
Такое начало способно отбить охоту стрѣлять львовъ у очень многихъ людей, но Тартарена не такъ-то легко было обезкуражить.
- Письма с мельницы - Альфонс Доде - Классическая проза
- 2. Тартарен на Альпах - Альфонс Доде - Классическая проза
- Малыш[рис. В.С. Саксона] - Альфонс Доде - Классическая проза
- Письма с мельницы - Альфонс Доде - Классическая проза
- Транстеверинка - Альфонс Доде - Классическая проза
- Сафо - Альфонс Доде - Классическая проза
- Тартарен на Альпах - Альфонс Доде - Классическая проза
- Тюльпанное дерево - Мадлен Жанлис - Классическая проза
- Счастливчик Пер - Генрик Понтоппидан - Классическая проза
- Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина) - Марк Твен - Классическая проза