В дебрях урмана - Александр Михайлович Минченков

в такой глуши и изба пригодная для жизни, — удивлялся Гребнев, поправляя на себе телогрейку.

— Построили егеря и лесники для себя, бывает, охотники ею пользуются, но когда хозяев нет или с их позволенья, — пояснил Лосев. — Я ведь до этого в Якутии работал, а окромя золотодобычи три года подряд охотничьим промыслом занимался — по договору со зверопромхозом заготовлял пушнину, рыбу и дикое мясо. Два зимовья своими руками построил и оставил их людям. А окончательно обжился здесь — на Колыме.

— Ну, Макар, ты даёшь, сюда людей ссылают, а он сам себя вроде приговорил, — усмехнулся Гребнев.

— Почему приговорил, природа приворожила. Я так своей жене и сказал: поехали, Елена, туда, где Макар овец не пас, — рассмеялся Лосев.

— Меха денег стоят, почто ж забросил такое доходное ремесло? — спросил Хрусталёв.

— Год на год не приходился, да и понял — не моё это, не моё, к тому же начальство вроде как недовольство проявляло, что от основной работы отвлекался — брал дополнительные отпуска без оплаты. Не прикипел я к охотничьему и рыболовному занятию. Теперь только в охотку за зверем и за рыбой в тайгу хожу. Идём золото добывать, а ружьё с собой прихватил, снасти кое-какие по мелочи, тайга богатая, на пропитание меж делами чего добудем.

Хрусталёв со своими напарниками уснули, послышалось сопение, а кто-то из них и негромко храпел. «Намаялись с непривычки, отмотали-то прилично километров», — подумалось Лосеву.

А вновь вспомнив о своих былых таёжных заготовительных промыслах, у него в голове всплыл случай, приключившийся однажды с ним — жуткий и чуть было не погубивший его…

Костёр погас. Затухали последние светлячки на тлевших головёшках. Прильнув лицом к умирающему таёжному очагу, Макар изо всех сил дул на угольки, стараясь извлечь искру, возродить желанный огонь. Но еле тлеющие светлячки не оживали, они один за другим тухли, исчезали. А вместе с этим гасли и надежды Макара обрести потребные искры и живительное пламя.

Этот костёр ещё горел утром, когда Макар в котелке кипятил воду. Снял с огня котелок и бросил в него немного заварки. Свежий чай Макар пил, наслаждаясь, он чуть обжигал губы, прогонял остатки сна. Это блаженство, когда, сидя у костра, охотник в предвкушении удачного дня, неспешно пьёт ароматный напиток, при этом любуется дикой природой, ощущая её восхитительное окружение.

Сегодня Макар встал раньше, нужно было позавтракать и сразу отправиться проверить капканы. Соболь нынче не шибко-то попадался, меньше стало его в охотничьем угодье — шишка и ягода не уродились, а потому и ушёл. Ушёл в другие урочища. Но всё же нет-нет да попадался, не весь ушёл, было чем, знать, кормиться — мыши-полёвки, белки, куропатки и всякая мелочь в лесу имелись. Первый сезон стал таким неудачным, но Макар верил: пушнину всё же добудет, а в следующем сезоне год будет урожайным и соболь придёт.

В зимовье, построенном Макаром в своём охотничьем угодье вдали от рабочего посёлка золотодобытчиков, разводить огонь не стал, хотелось на улице, на тагане — быстрее, да и чай, приготовленный на костре, получается вроде как вкуснее, запашистее.

Погода выдалась солнечная, а морозец умеренный, что позволяло таёжному человеку удовлетворить своё желание — испить чаю у костра, взбодриться перед выходом на путики.

Капканы на соболя расставлены на противоположной стороне речки, а потому и путь проходил через её русло. Речка подо льдом, но кое-где видны пустоты и наледи. Макар решил сократить дорогу, пройдя по краю наледи. Знал: это лишь внешняя мокрота речки, выдавленная водой на поверхность ледового покрова, и потому в меховых сапогах без опаски обходил залитые участки.

Но недалеко от берега вдруг провалился по грудь. Подземный тёплый ключ устроил здесь подвох — уменьшил толщину льда, оттого лёд и проломился под тяжестью человека. Тело сразу обожгла ледяная вода. Забарахтался, энергично помогая себе руками и ногами. Макар всеми силами старался выкарабкаться из ужасной промоины, но раз до самого горла окунулся, ноги чуть дна коснулись — улова в этих местах глубокие. Рюкзак, что висел на левом плече, мешал, тянул вниз, был тяжёл из-за капканов, пришлось скинуть его, и ноша тотчас ушла меж разрушенного льда на дно улова, двигаться стало свободнее. Ружьё было в руках, Макар, когда провалился, изловчился снять с правого плеча, и теперь с его помощью помогал себе зацепиться, найти опору на поверхности льда.

Кромки промоины ломались, но всё ж наконец-таки с трудом Макар выбрался из воды. Выглядел жалко: с ног до головы мокрый, одежда от мороза мгновенно взялась коробом, тело быстро растрачивало своё тепло, шапку и ту подмочил, а потому Макар стал подмерзать. А тут и мороз как на грех начал крепчать.

«Вот же напасть какая. К избушке надо идти, иначе в момент застыну, — сетовал он, чувствуя, как мороз добирается до нутра. — Дойти, обогреться, обсохнуть, иначе простыну и воспаление подхвачу. Только бы не замёрзнуть…»

Сейчас было не до соболей, мысли витали только о спасении: добраться до зимовья, развести огонь. С неимоверными трудностями Макар передвигал ноги. Намокшая одежда застыла, она, словно побывавшая в цементном растворе, стала твёрдой и от движений в местах складок ломалась. Это приводило в уныние, но Макар особо не отчаивался, себя подбадривал, настраивал на лучшее.

Измотанный изнурительной ходьбой в обледеневшей одежде, он добрался до таёжного крова. «Огонь, огонь, быстрее огонь… — работали мысли, и тут сознание переключилось: — Спички! Они у меня были в рюкзаке! Это же последний коробок спичек, который забрал я с собой! Чем разведу огонь? Да это же конец…» — от последней мысли его душа ещё более похолодела. Запасных спичек в избушке не было. Он знал это, да и собирался завтра на лыжах выходить из тайги до посёлка, а с возвращением сюда через неделю планировал прихватить чай, несколько коробушек со спичками и восковые свечи да сухарей с вяленым мясом.

Макар начал прощупывать пол в зимовье в надежде найти, хотя бы одну спичку, может, ранее обронённую им или кем-либо из случайно забредших сюда охотников, пусть сломанную, лишь бы была с целой зажигательной головкой. Но тщетно — кроме использованных обгоревших спичек, валявшихся на полу, ничего не обнаружил.

«Околею… Конец… Какие страшные слова…» — с горечью подумал Макар и до боли сжал кулаки.

В эту минуту пронеслась вся его жизнь сызмальства. Родившись в далёком сибирском посёлке, жил с отцом и матерью, трудившимися на объектах золотодобычи. Глухой урман окружал рабочий посёлок. Детский сад, школа, заочно окончил горный техникум, приобрел профессию горного техника и устроился на работу мастером драги. Работа