Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мать стояла и теребила свой фартук. Внезапно из ее горла вырвался странный звук. Ханс подбежал к ней, обнял, и их слезы слились в единый поток.
— Мама, ты отпустишь меня! Я знаю это! Скажи, что ты отпустишь меня!
Руки Анны-Марии крепко держали сына, словно она не хотела никогда размыкать свои объятия.
— Да, ты поедешь в Копенгаген. Я не буду стоять на твоем пути. Твое тело будет холодным и голодным, но, по крайней мере, ты накормишь свое сердце.
Мать и сын, стоящие у двери и крепко обнимающие друг друга, являли собой странную картину. Бабушка беззвучно ушла. Пекарь по соседству сообщил своей жене, что битва окончена. Он ошибался. Этот бой был только первым из многих, которые предстояло выиграть Хансу Кристиану, прежде чем он смог сказать самому себе: «Теперь моя борьба окончена. Теперь я действительно стал великим!»
IV— Ты пустая голова, и мне не стоило бы общаться с тобой, — сказала курица. — Поверь мне, я желаю тебе добра, поэтому и браню тебя — так узнаются истинные друзья. Старайся же нести яйца или научись мурлыкать, да испускать искры!
— Я думаю, мне лучше уйти отсюда куда глаза глядят, — сказал утенок.
— Скатертью дорога, — ответила курица.
И утенок ушел.
«Гадкий утенок»
Весь день в доме Йоргенсена царила суета. Соседи валили толпой, якобы попрощаться с Хансом, а на самом деле позубоскалить.
— Какой простачок этот мальчик, — неосторожно сказала жена пекаря. — Я слышала, как он читает пьесу, которую сам написал, где всех, в конце концов, убивают. Ребенок будет убийцей, а не актером.
— По моему мнению, он будет и тем и другим, — вставила старая тетка торговца рыбой. — Посмотрите на него! Любая роль в пьесе, которую он будет играть, станет убийственной.
Жена пекаря разразилась громким смехом над этой остроумной шуткой, и последние остатки хорошего настроения Анны-Марии потонули в гневе.
— Убирайтесь! Убирайтесь из моего дома! Ты, Амелия Йенсен, завидуешь, потому что твой сын-балбес не может писать пьес, как мой Ханс! Вы все думаете, что мой мальчик странный, потому что его голова забита историями, а не тем, как озорничать перед бургомистром! Он вам еще покажет! Однажды он вернется в Оденсе, и тогда вы уже не будете смеяться над ним! Вы упадете к его ногам, а ему будет на вас наплевать! Запомните это! А теперь убирайтесь!
Молча они поспешили прочь, проглотив свои болтливые языки, трескотню которых сменил шорох деревянных ботинок спешащих из дома людей.
Анна-Мария хмыкнула, вполне довольная собой.
— Вот и все! Теперь, сынок, я должна подготовить тебя к дальней дороге.
Дорога! Магическое слово, которое заставило Ханса Кристиана вскочить на ноги. Он не обратил внимания на слова сварливых женщин, так как в тот момент был очень занят своим кукольным театром, сочиняя новую пьесу, в которой бедный мальчик уже завоевал большой город и женился на принцессе.
Ханс Кристиан с радостью подбежал к двери. Маленький сад купался в солнечных лучах, а ленивое тепло ранней осени наполнило небо мягкой синевой. В саду уже отцвели кусты смородины и крыжовника, над которыми Ханс бывало натягивал матушкин фартук как тент. В его тени он просиживал долгие летние дни, сочиняя свои истории. Если бы он только мог выйти на несколько минут, чтобы попрощаться со всем, что ему так дорого: с лужайкой, где белые лютики и желтые маргаритки переплетались между собой, образуя чудесной красоты покрывало над зеленой травой; в лесу с буковым деревом с пустой сердцевиной, внутри которого жили эльфы. За ними присматривал добрый гоблин, корчащий ужасные рожи. С норой, которую он вырыл у реки в определенном месте, указанном ему старой прачкой. Она говорила, что дыра находилась как раз над Китаем и из нее обязательно когда-нибудь вылезет китайский принц.
Но Ханс не осмеливался выйти из дома, особенно сейчас, когда все знали, что он уезжает из деревни. Мальчишки могли бы устроить ему особенные проводы. Его худое лицо привалилось к косяку двери. В маленькой комнате позади него мать, бормоча себе под нос, что-то доставала из буфета, складывая в полотенце тонкие кусочки хлеба и сыра.
— А теперь я хочу увидеть улыбку на твоем лице, Ханс Кристиан!
Мальчик замер от удивления, услышав знакомый голос.
— Бабушка, ты так тихо вошла! Ты принесла мне небольшой букетик цветов из сада!
— Да, они украсят твой костюм для конфирмации[3]. Это все, что я могу подарить тебе.
— Я одену свой костюм для конфирмации? Да, мама? — воскликнул Ханс, прыгая вокруг бабушки.
Анна-Мария положила в рот кусочек сыра и, жуя, произнесла:
— Да, ты должен выглядеть как можно лучше. Не каждый день человек отправляется на поиски судьбы.
Ханс Кристиан рассмеялся и начал танцевать по комнате, громко напевая. От былой печали не осталось и следа. Йоргенсен снял у двери свои деревянные башмаки. Он надеялся, что все приготовления закончатся до его возвращения. Но сейчас казалось, что назревал кризис. Йоргенсен потер подбородок, чтобы скрыть улыбку, но ни мать, ни бабушка не заметили этого. Все их внимание было приковано к Хансу Он появился перед ними в костюме для конфирмации, перешитом из старого костюма Андерсена. Но хорошее качество материала и фасон меркли перед неуклюжим видом самого Ханса. Его длинная шея торчала из воротника как шея гуся, уши все еще горели от тщательного мытья грубым мылом, а соломенные волосы напоминали одуванчик после сильного ливня. Рукава костюма оказались ему сильно коротки, а под пиджаком не было рубашки, которая могла бы прикрыть его запястья. Однако кожаные башмаки сияли.
— Разве штаны не должны быть поверх ботинок? — поинтересовалась бабушка. Она была так поглощена странным видом этих башмаков, что не заметила улыбки Ханса.
— Нет, нет, я не должен закрывать башмаков, иначе люди подумают, что их у меня нет.
— Шейный платок, — воскликнула мать и метнулась к буфету. — Платок, который мне вчера дала мадам Гульдберг, он изменит вид.
С полным ртом булавок она приступила к работе, и в скором времени половина огромной шеи была спрятана в белоснежных складках.
Улыбка Ханса Кристиана внезапно погасла. Он схватил мать за руку.
— Я что, уколола тебя, сынок?
— Нет, мама, я просто подумал, как потом я это буду делать сам.
Пальцы Анны-Марии замерли в нерешительности. Доброе лицо бабушки внезапно погрустнело от осознания отчаянного положения мальчика. Как он будет одинок!
— Я знаю! — воскликнул он. — Я вообще не буду его снимать, пока не смогу купить себе новую рубашку! А это будет совсем скоро, через неделю или две, но не позже! Если ты уже закончила, мама, то я причешусь. О, из меня получится прекрасный юный господин!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Ханс Кристиан Андерсен - Ирина Муравьева - Биографии и Мемуары
- Зеркало моей души.Том 1.Хорошо в стране советской жить... - Николай Левашов - Биографии и Мемуары
- На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950 - Ханс Беккер - Биографии и Мемуары
- «Ермак» во льдах - Степан Макаров - Биографии и Мемуары
- Уорхол - Мишель Нюридсани - Биографии и Мемуары / Кино / Прочее / Театр
- Вместе с флотом. Неизвестные мемуары адмирала - Гордей Левченко - Биографии и Мемуары
- В тени побед. Немецкий хирург на Восточном фронте. 1941–1943 - Ханс Киллиан - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Фрегат «Паллада» - Гончаров Александрович - Биографии и Мемуары
- Бомбы сброшены! - Гай Гибсон - Биографии и Мемуары