Капля духов в открытую рану - Катя Качур

жаловалась на внучку:

– Ась, ну представляешь, открываю я комнату, а она стоит на четвереньках перед этим кобелем с автозаправки – домой привела, представляешь? Стоит и ртом это его хозяйство трогает! И, главное, делает все это под образа́ми гардемарина вашего гребаного, которым она все обои засрала. Мы ж с ней только месяц назад обои поклеили, Ась!

– Да ладно, МарьИльинишна, просто она винтик на полу потеряла, вот и стояла. – Ася мучительно сдерживала смех.

– Из мозгов ее никудышных этот винтик вывалился. Эх, Аська, какая ж ты еще маленькая. А моя-то дура рано созрела, проблем-то с ней сколько! Помру я, кто ж ее, идиотку, защитит?

Подруги уселись на скамейку возле пустой песочницы.

– Может, тебе надо было в музучилище пойти? – Алка достала зеркальце и подкрасила губы огрызком темной помады. – Комплиментировала бы ему за роялем. – Она наигранно выделила все буквы «о».

– Аккомпанировала, – поправила Ася.

– Ну или так.

– Не. Я вторым номером не играю, ты ж знаешь. У меня будет свое соло.

Глава 6

Тот факт, что она – пуп земли и мир вертится вокруг, Ася чувствовала с детства. Ее любили родители, любили дедушка с бабушкой, любили кошки и собаки. Ей доставляло удовольствие кого-то спасать, лечить, видеть, как тощее становится упитанным, лысое – пушистым, гнойное – здоровым, грязное – чистым. Процесс созидания и развития ее вдохновлял, напитывал радостью, наделял силой. Разрушение же было невыносимым. Она не могла смириться со смертью. Рыдала над сбитой машиной собакой, тащила с дороги труп, зарывала за гаражами, а потом выла ночами, испытывая всю ту боль, которая, как ей казалось, обрушилась на это маленькое лохматое существо. Вступала в бой с бандой обкуренных старшеклассников, которые гонялись за обезумевшей кошкой. Неслась на них с криком и папкой для нот, будто в ее руках была как минимум секира: укурки разбегались, кошка пряталась в подвал. Она была органична в любой компании, не тянула одеяло на себя, но и не отдавала другим. Была убедительна в своих доводах, художественна в словесных образах, трепетна к талантам, снисходительна к бездарям. Хорошая девочка. Жизнь не предоставляла ей случая стать плохой. С детства умела нравиться мальчикам. Не всем подряд, но самым лучшим. В садике ее караулил за каждым углом, помогал натягивать колготки и целовал в кустах на прогулке всеобщий любимчик Сережа. В младших классах носил огромные эчпочмаки и чмокал жирными от мясного сока губами самый симпатичный в классе Рашид, в старших – не давал прохода и зажимал в раздевалке желанный всеми одноклассницами накачанный Вовчик. На дачном участке она дружила со Стасиком – самым синеглазым и светловолосым во всей округе. Они были вместе с раннего детства, каждое лето прикипали другу к другу намертво, а потом, перед началом осени, родители растаскивали их по домам, не давая ни единого шанса на встречу. Мамы-папы были лишь дачными соседями: «Добрый день! Как выросли дети!» – «До свидания, до следующего лета!»

Возможно, поэтому за три летних месяца от Стасика Ася узнавала больше, чем за весь год от всех учителей сразу. В девять лет Стасик научил ее курить и делать детей. У его отца была голубая «Волга» – единственная машина на всей просеке. Он открывал ворота и загонял ее на специально выстроенную платформу: две деревянные колеи для колес, под которыми была вырыта ремонтная яма. Каждый вечер, открывая ворота, отец емко матерился: в яме неизменно вырастало какое-то жилище: то для индейцев, то для бобров, то для ласточек. Он брал лопату, стоявшую у калитки, и рушил все к чертям собачьим, чтобы автомобиль мог заехать на парковку. Но, подобно пчелам, на которых не действовали никакие ядохимикаты, Стасик с Асей с утра снова строили вигвамы и гнезда, пока машина отца отсутствовала.

– Давай покурим, – предложил однажды Стасик.

– Я не умею. – В семье Аси не курили.

– Это легко. – Стасик отломил огромный высохший стебель с полостью внутри и разделил его на соломинки. – Вот, спички у отца стырил.

Они улеглись внутри выстроенного в ремонтной яме хлипкого шалаша из сухих веток и накрылись старым одеялом, лежа на котором отец обычно ковырял брюхо своей Волги. Стасик взял в рот соломинку, поджег противоположный конец спичкой и начал тихонько втягивать и выпускать дым изо рта.

– Теперь ты.

Ася зажала зубами соломинку, друг с третьей попытки ее поджег. Она что есть мочи вдохнула, в доли секунды соломинка загорелась, полоснув пламенем по губам. Ася вскрикнула и отшвырнула горящий стебель в сторону. Пылающая трубочка упала на ватное одеяло, Стасик рванулся, головой задел ветки, шалаш упал на них, подхватываемый огнем.

Соседей по даче не удивило пионерское пламя, здесь к вечеру часто сжигали мусор и устраивали костры. Когда приехал отец, внутри ямы догорали угли, вместо въездных досок торчали черные, играющие искрами деревяшки. Рядом стояли два обезумевших ребенка с выпученными глазами. Они успели выскочить в первые секунды, опалив только волосы, ресницы и брови.

– Вашу мать! – только и смог произнести отец.

– Это все Ася! – закричал подбежавший лысый Владик, прозванный «гуманоидом». Владик был младшим двоюродным братом Стасика, их дачи стояли рядом, не разделенные забором, дом был общим с двумя крылечками с разных сторон. Владика тоже оставляли на все дни одного, но в общие игры его не брали в виду крайней тупости (был на три года младше) и склонности к стукачеству (не упускал возможности наябедничать на обоих). Стасика в наказание обычно запирали в доме, и он был вынужден проводить в компании гуманоида длинные и скучные дни.

На неделю Стаса изолировали от Аси. Отец выстроил металлическую платформу для парковки, а в яму опустил железную крестовину, похожую на противотанкового ежа. Асю коротко постригли, она читала «Сына полка» и «Повесть о Зое и Шуре», заданные на лето. Когда Стасика выпустили из-под домашнего ареста, он пришел к Асиному окну, оперся плечом о бревенчатую стену дачного дома и тихо предложил:

– Давай сделаем детей.

– Из чего? – поинтересовалась Ася.

– Из себя.

– Я не умею.

– Это легко. Ты меня любишь?

– Как Зоя Космодемьянская Родину? – каждый говорил о пережитом.

– Да.

– Нет. – Ася боялась пыток.

– Ну просто как друга? – с надеждой спросил Стасик.

– Как друга – да.

Был холодный дождливый день. В воздухе пахло приближением осени, моросил мелкий дождь. Ветки вишен транслировали его вниз с утроенной силой.

– Пошли на чердак, – скомандовал Стасик.

Ася повиновалась. Вообще-то она всегда его слушалась. Во-первых, он был на два года старше, во-вторых, всегда точно знал, что