В тени алтарей - Винцас Миколайтис-Путинас

Так они беседовали до самого начала занятий. Этот разговор поднял упавший было дух Васариса. Он понял, что видел еще не все в семинарии, что помимо официальной жизни есть в ней еще и другая, тайная, в которую со временем допустят и его.

«Там, — думал он, — я найду то, ради чего поступил в семинарию. Йонелайтис, очевидно, один из тех, с кем я хотел встретиться. Они и семинарию критикуют и многим недовольны, а все же терпят, работают и, наверное, принесут больше пользы Литве, чем Варёкас и ему подобные».

В тот же день, в пять часов вечера, во время короткой рекреации, семинарист Пятрас Касайтис сговорился с несколькими товарищами «напасть» на Васариса, то есть пойти к нему в гости.

— Вчера у Васариса были родители, навезли ему всякой снеди, — говорил Касайтис, — а сегодня обед был никудышный. Идемте! Пусть раскрывает свой сундук!

В открывании сундука, кроме самого Васариса и Касайтиса, участвовали два ближайших товарища — Юозас Петрила и Казис Балсялис. Эта четверка так сдружилась меж собою, что формарий уже обратил на нее внимание и то одного, то другого предупреждал об опасности «партикуляризма».

Сундучки семинаристов и лишние вещи были сложены в большой угловой комнате с шаткой лесенкой, ведущей на чердак, и с единственной дверью, выходящей в коридор. Комната эта называлась «крысятником», потому что крошки хлеба, сухарей, колбасная кожура и промасленная бумага благоприятствовали размножению крыс и мышей. Тут едва можно было пройти из-за множества сундуков и сундучков, в которых семинаристы хранили свои запасы. Чаще всего это были сухари. Семинаристы крошили их в утреннюю похлебку, почему-то называемую «кашей». «Крысятник» был загроможден, заставлен вешалками с верхней одеждой и лишними сутанами. Между вешалками и позади них были укромные утолки. Здесь можно было закусить, а в случае чего и укрыться от докучливых глаз.

Друзья, вооруженные перочинными ножами, столпились вокруг сундучка Васариса, извлекли большой пирог и открыли банку с вареньем. Началось настоящее пиршество.

— Что ни говорите, — воскликнул Петрила, — а в семинарии все-таки неплохо живется!

— Тебе бы только нажраться, и ладно, — пристыдил его всегда пессимистически настроенный Касайтис.

— O quam bonum et jucundum est, fratres, habitare in unum[19], — продекламировал Балсялис, самый набожный из них и любивший при всяком удобном случае цитировать латинские тексты. Хороший латинист, он уже приобрел репутацию способного семинариста в глазах начальства.

Тут раздался звон, возвещающий silentium. Васарис тотчас принялся завязывать горшок с вареньем, но Петрила запротестовал:

— Что ты, братец! Раздразнил аппетит и отнимаешь? Не завязывай!

— Уже был звонок, еще инспектор нагрянет, — напомнил Балсялис, самый трусливый из всей компании.

— Так тебя Мазур сейчас тут и зацапает, — возразил Касайтис.

— Вы как хотите, а с меня хватит, — и Балсялис удрал.

— Ну и трус! — крикнул ему вслед Петрила. — Больше не дождешься от нас приглашения!

Пирушка продолжалась, но не прошло и пятнадцати минут, как кто-то просунул в дверь голову и испуганно прошептал: «Ректор!» Находились еще такие доброжелатели, которые, заслышав в боковом коридоре шаги ректора или инспектора, успевали предостеречь завсегдатаев «крысzтника» и, с удовольствием представляя себе их смятение, разбегались по своим комнатам и аудиториям.

Услышав страшное слово «ректор», Петрила и Касайтис после недолгого колебания взбежали по лестнице на чердак. А растерявшийся Васарис так и остался перед раскрытым сундучком, развязанным горшком с вареньем и пирогом. Между тем послышался кашель, хлопнула дверь, и седая голова прелата высунулась из-за вешалки.

— Złapałem![20] —воскликнул он, увидав испуганного Васариса. — Ты что здесь делаешь?

— Я так… Ничего… Вчера отец с матерью были… — бормотал, не зная, как оправдаться, несчастный семинарист.

— Кто сейчас выбежал отсюда?

— Прошу прощения, ксендз прелат, я не видал, не знаю…

— Kłamiesz![21] С кем ты был?

— Я был один… Может быть, кто-то прятался за вешалкой.

— Разве ты не знашь, что сейчас silentium, надо сидеть на своем месте и учить уроки?

Васарис знал, что в таких случаях единственное спасение — поцеловать ректору руку и попросить прощения. Всякие оправдания только раздражали прелата, и тогда он обвинял оправдывающегося в недостатке смирения и послушания. Поэтому и Васарис, целуя руку ректора, не стал оправдываться, а только извинялся.

— Как твоя фамилия? — уже смягчившись, спросил прелат.

— Васарис.

— Васарис? Варёкас твой товарищ?

— Да, мы из одной гимназии.

— В гимназии дружили?

— Нет, просто были знакомы.

— А знал ли ты, что Варёкас безбожник, преисполненный гордыни?

— Нет, не знал.

— Смотри же! А ты еще с ним гулял.

— Прошу прощения, ксендз прелат. — И Васарис опять поцеловал руку ректора.

— Ступай на свое место и занимайся!

Как только ректор ушел, сверху выглянули веселые лица Петрилы и Касайтиса. Васарис злился, что дал себя накрыть. Ведь он бы вполне успел захлопнуть сундучок и тоже удрать на чердак. Людас твердо решил раз навсегда соблюдать осторожность. Этот, сравнительно ничтожный, случай и другие подобные ему житейские мелочи научили Людаса Васариса прибегать к скрытности, которой пользовались все сметливые семинаристы с первого до последнего курса. Осторожность Васариса стала инстинктивной. Выходя в коридор во время silentium, он прислушивался, не раздаются ли где-нибудь шаги ректора либо инспектора. Гуляя по саду, не забывал проверить, не глядит ли Мазур из окна. В соборе на торжественных богослужениях проверял, не следит ли за ним ректор или инспектор, и старался не попадаться им на глаза. Если во время silentium Васарис хотел читать какую-нибудь, даже самую невинную, книгу, особенно на литовском языке, он клал ее рядом с открытым латинским учебником, если же это бывала sacrosanctum silentium, то рядом с раскрытым священным писанием или с «De imitatione Christi»[22]. Таким образом, он мог в любой момент спрятать компрометирующую книгу, притвориться читающим то, что полагалось, и сохранить хорошую репутацию в глазах начальства.

Репутация имела большое значение в жизни семинариста.

— Смотри, Людас, испортит тебе репутацию Варёкас, — предупреждали Васариса друзья.

Сегодня он в этом удостоверился. Его репутация в глазах ректора изрядно пошатнулась. И только детски-невинный облик Васариса говорил в его пользу.

Через два дня ходившие к зубному врачу семинаристы рассказали всем, что видели в городе Варёкаса с какой-то девицей. После этого уже никто не осмеливался сказать о заблудшем доброе слово.

VI

Наконец окончился первый учебный год, благополучно прошли экзамены, и Васарис радостно собрался ехать домой. Первые каникулы так же волновали его, как волновало прежде поступление в семинарию. Как держаться дома? Как разговаривать с бывшими друзьями и знакомыми? Какое впечатление произведет он в своем приходском костеле? Еще больше нервничал он оттого, что и духовник на беседах и ректор на уроках благочиния обсуждали поведение семинаристов на предстоящих каникулах.

— Каникулы, — говорил духовник, — для вас не только отдых, но и пора испытания. Дома вы не будете под бдительным присмотром старших и у вас не будет такой щедрой духовной опоры. Но вы ни на минуту не должны забывать, что вас охраняет еще более бдительное всевидящее око провидения. Каникулы таят много опасностей. Вы встретитесь с различными людьми, с бывшими товарищами, может быть, своим поведением они невольно введут вас в соблазн, а может быть, даже нарочно захотят свести с правильного пути. Но вы должны знать, что ни один мирянин не может служить вам примером.

Долго еще говорил духовник и, казалось, предусмотрел все искушения, подстерегающие юного левита. Особенно он настаивал на молитвах, медитациях, испытаниях совести, исповеди и причастии. Ректор в свою очередь наставлял их, как должно вести себя на каникулах, в семье, у настоятеля и в гостях. Он напоминал, что они должны быть всегда скромными, благочестивыми и служить примером окружающим. Он также нашел нужным предупредить их, что хотя приходские ксендзы и настоятели во время каникул заменяют им семинарское начальство, но следует быть начеку, потому что семинаристы могут натолкнуться на недостойные примеры и в духовной среде. После каникул они должны были привезти ректору отзыв настоятеля о своем поведении.

Поучал их также и формарий, давая всем практические советы: как следует распределить время, какие взять с собою книги, что читать, как вести себя в костеле и вне его.